Борьба за Америку в 1930-х годах
Предисловие. Вернуть Америку американцам.
Приложения
Хью Лонг. Речь в сенате 29 апреля 1932 года.
Хью Лонг. Несменяемые правители.
Хью Лонг. Разделим наше богатство.
Уильям Лангер. Памяти Хью Лонга.
Послесловие. План Лонга и дух времени.
Предисловие. Вернуть Америку американцам.
В первой четверти XX века в Соединённых Штатах ускорился процесс концентрации финансовых и экономических ресурсов страны в руках небольшой группы лиц. К началу 1920-х гг. 2% населения США владели 65-70% национального достояния; 1% банков контролировали 90% всех банковских активов.
Большинство сверхсостояний в США того времени были приобретены монополизацией производства и торговли, хищнической эксплуатацией природных ресурсов, спекуляциями и другими аналогичными методами. В их основе лежал неэквивалентный обмен – почти все их владельцы гораздо больше брали от общества, чем давали ему.
Подобные бизнесмены и дальше руководствовались в своей деятельности исключительно стремлением к личному или корпоративному обогащению, притом любыми возможными способами, что создавало деформации в экономике и социальных отношениях. Спекуляции крупного финансового капитала разрушительно сказывались на промышленности и сельском хозяйстве (примером чему стала Великая Депрессия). Разорение крупными корпорациями небольших фирм вело к перекосам в структуре производства, к долговой кабале и утрате мелкими предпринимателями независимости. Владельцы сверхсостояний стремились увеличить своё политическое влияние, вплоть до подкупа законодателей, проведения своих ставленников в правительство и установления контроля над СМИ, что представляло собой угрозу демократии в стране. Наконец, крупный капитал тяготел к глобализации экономики, в результате чего разрушались социальные связи и исчезали моральные факторы в бизнесе. Если небольшие лавки являлись местами не только торговли, но и общения, то крупные городские магазины разрывали эти отношения и отчуждали людей друг от друга. Если нечестность мелкого торговца быстро разрушала не только его личную репутацию, но и его дело, то для больших предприятий с их массовой продукцией и обезличенным бизнесом роль морального фактора снижалась почти до нуля – его заменяла агрессивная реклама.
Эти изменения устройства общества, традиционного уклада жизни и деловых принципов, происходившие под влиянием концентрации капитала и производства, нравились далеко не всем американцам.
Ещё большую опасность для общества представляло формирование из числа сверхбогатых лиц, соединенных родственными отношениями и близостью идейных воззрений, финансово-промышленных групп с общими корпоративными целями и согласованными действиями для их достижения. Если разорение крупным предприятием небольшой фирмы или ложное банкротство банка были локальными событиями, то олигархи, действуя слаженно и синхронно, могли брать "дань" сразу с целых социальных слоёв – например, монополизируя отрасли производства или спекулируя с национальной валютой. Если подкуп отдельным мультимиллионером законодателей наносил ущерб некоторой группе людей, то при подчинении олигархией правительственных или законодательных структур в зависимость от неё попадало всё общество, которое она получала возможность и обворовывать, и преобразовывать по собственным социальным проектам – в сущности, создавая более удобную для себя форму грабежа.
Таким образом, сконцентрированные богатства и олигархические группировки представляли собой потенциальную и реальную опасность для традиционного американского образа жизни и бизнеса.
Самым заметным признаком "богатства" были, конечно, деньги. Поэтому американцы, стремившиеся нейтрализовать негативные последствия концентрации богатств, видели решение проблемы в уменьшении сверхсостояний. Одним из способов этого являлось введение прогрессивного налогообложения капитала и доходов. Именно такой путь предложил в начале 1930-х гг., в самый разгар Великой Депрессии в США, сенатор от Луизианы Хью Лонг (1894 - 1935 гг.). Децентрализация богатств с помощью налогов и их перераспределение среди населения должны были устранить последствия дефектов законодательства и социального устройства государства; уменьшить угрозы, которые несло сконцентрированное богатство обществу; ликвидировать или значительно снизить влияние финансовой олигархии; что, в конечном счёте, должно было привести к возрождению традиционного американского образа жизни, восстановлению независимости граждан и мелкого бизнеса от крупных корпораций и их ставленников в правительстве; возврату экономической, а значит, и политической власти в стране американскому народу – возвращению Америки американцам.
программа социальных преобразований; противодействие
Хью Лонг (Huey Pierce Long) родился 30 августа 1894 года в небольшой деревушке Виннфилд на севере Луизианы, одного из самых бедных южных штатов США. Семья Лонга, в которой было девять детей, представляла собой типичную американскую фермерскую семью юга. Прадед Хью Лонга, Джеймс Лонг, проповедник-методист, переехал из Балтимора на Миссисипи. Его сын Джон Мэрфи Лонг, поселился в Виннфилде, где, купив за небольшую цену 640 акров лесистой местности, устроил ферму. Сын Джона Хью-старший (1852 - 1937 гг.), отец будущего губернатора, купил 320 акров земли уже для своей фермы и получал неплохой доход, занимаясь разведением и продажей скота. Мать Хью Лонга, Каледония Тайсон (1860 - 1913 гг.) происходила от французских переселенцев в Луизиане. Она была баптисткой.
Лонги жили достаточно хорошо по местным меркам; были несколько богаче и образованнее соседей. Из трёх братьев и пяти сестёр Хью ещё один стал губернатором (Эрл Кемп Лонг), один конгрессменом, один окружным прокурором, и пять преподавателями (включая профессора в университете).
Семья Лонгов была религиозной, дети воспитывались в уважении к Библии, впрочем, в протестантском духе. По баптистским обычаям Хью был крещён поздно, в тринадцать лет. Дети с раннего возраста приучались к труду и ответственности, а в отношениях между собой – к честности и справедливости. В своей автобиографии Хью Лонг вспоминал, как в восемь лет его поразила продажа на аукционе фермы за долги. Несмотря на просьбы фермера об отсрочке выплаты до урожая, его хозяйство было продано, и семья осталась бездомной. "Мне это показалось преступлением", писал Лонг.
Впрочем, фермерское дело, которым занимались его дед и отец, Хью всё же не пришлось по душе; он пристрастился к чтению книг, обнаружив фотографическую память, как и у его матери, а потом увлёкся работой разъездного торговца. В 1910 году, в семнадцать лет, оставив последний класс школы, он стал коммивояжёром: продавал книги, патентованные лекарства и так далее. Ему нравилось убеждать людей купить свой товар. Однажды, ещё во время учёбы, Лонг сказал друзьям, что может убедить кого угодно купить что угодно. Показав на старого негра неподалёку, он сказал, что сейчас убедит его купить себе подержанный гроб на похороны. Вместе с другими ребятами Хью подошёл к негру и стал убеждать его купить себе гроб. Когда он начал цитировать Библию, и у продавца и у покупателя полились слёзы, и негр заявил, что хочет гроб немедленно.
Некоторое время, один семестр, Хью посещал лекции при Оклахомском университете, собираясь стать баптистским проповедником, но потом решил, что это занятие не для него. В 1913 году Хью Лонг женился на Розе Макконнел, стенографистке.
Адвокат. В конце концов, Хью остановился на профессии адвоката. В 1914 году он поступил в юридическую школу при Туланском университете в Новом Орлеане. Деньги для оплаты дорогостоящего обучения занял ему старший брат Юлий. Проучившись год, Хью получил разрешение сдать экзамены на право работать адвокатом. Он легко прошёл их и в 1915 году вернулся в Виннфилд, где начал адвокатскую практику.
В 1918 году Хью Лонг вместе с семьей переехал в Шревепорт, третий по величине город в Луизиане. Как адвокат он представлял, в основном, интересы индивидуальных истцов против крупных компаний; в том числе иски по выплатам компенсаций рабочим. Позже Лонг с гордостью говорил, что никогда не вёл процессов против бедных людей.
Судебные тяжбы с корпорациями, в которых участвовал Лонг, в той или иной степени вовлекали его в политику, поскольку экономическая деятельность крупных компаний (из которых самой влиятельной и богатой в Луизиане была нефтяная Стандард Ойл, принадлежавшая семейству Рокфеллеров), затрагивала интересы больших групп граждан и, следовательно, имела общественное значение. В политических вопросах Лонг также с самого начала занял позицию представителя интересов фермерства, среднего класса и мелкого бизнеса, особенно в их конфликтах с крупными фирмами. Давление больших корпораций на малый бизнес, присвоение немногочисленными хозяевами этих корпораций, вследствие несовершенства законодательства, значительной части национального достояния, не говоря уже о коррупции и лоббировании, он считал несправедливым и социально опасным. В 1918 году, в письме в новоорлеанскую газету Item, Лонг с осуждением отмечал, что в США 2% населения владеет 65-70% национального достояния.
Уполномоченный. В 1918 году Хью Лонг выставил свою кандидатуру на очередных выборах в Луизианскую комиссию железных дорог[1]. Эта комиссия, состоявшая из трёх уполномоченных, по конституции штата с 1898 года занималась регулированием цен и других общественно значимых вопросов, относившихся к средствам передвижения и связи: железным дорогам, автомобилям, телефону,... Каждый из уполномоченных избирался на 6 лет, получал зарплату 3 тыс. долларов в год.
Поддержкой истэблишмента Луизианы, крупного бизнеса, газет Лонг не пользовался. Он обращался непосредственно к избирателям: расклеивал листовки, выступал на предвыборных собраниях, критикуя монополии за завышение стоимости предоставляемых ими общественных услуг и обещая добиваться справедливых цен. Расклейка многочисленных листовок и плакатов, частые поездки по штату для встреч с избирателями, особенно в сельской местности, впоследствии стали характерными приёмами его политических кампаний.
В ноябре 1918 года Хью Лонг был избран уполномоченным Комиссии железных дорог от третьего округа Луизианы.
Своё положение в Комиссии он использовал, как и обещал, для более справедливого учёта интересов граждан при согласовании с компаниями цен на услуги, особенно монопольные. Например, в феврале 1921 года уполномоченные- коллеги Лонга, в его отсутствие, дали Камберлендской телефонной компании (Cumberland Telephone and Telegraph Company) разрешение на повышение тарифов на 20%. Лонг заявил протест и в 1922 году выиграл иск против CTTC в Верховном суде штата. Компании пришлось вернуть 440 тыс. долларов 80 тыс. абонентам.
Ещё одним полем деятельности Лонга стала регулирование нефтяного бизнеса. Луизиана была богата нефтью, а в Батон Руже, столице штата, находились крупные очистные сооружения. Поэтому вопросы добычи, транспортировки, очистки, реализации нефти затрагивали интересы большого числа лиц, как предпринимателей, так и потребителей нефтепродуктов. В возникающих конфликтах Хью Лонг защищал интересы граждан и мелкого нефтяного бизнеса против крупнейшей нефтяной корпорации Стандард Ойл, доминировавшей на рынке нефти в штате. Обычной практикой этого гиганта в борьбе за устранение конкурентов, ещё во времёна ранней деятельности его основателя Дж.Д. Рокфеллера (1839 - 1937 гг.), была скупка средств доставки нефти. Монопольное распоряжение средствами доставки наносило финансовый ущерб местным нефтяным компаниям; кроме того, Стандард Ойл предпочитала поставлять нефть на очистные сооружения Луизианы не здешнюю, а более дешёвую мексиканскую.
Документ Комиссии, подготовленный Лонгом, должен был помешать такой практике, расширив понятие "общественных нефтепроводов" – к ним предлагалось относить те, которые транспортируют продукты, произведённые хотя бы ещё одной компанией, кроме владельца нефтепровода. При такой формулировке под категорию "общественных" подпадали почти все нефтепроводы. Документ встретил ожесточённое сопротивление Стандард Ойл, имевшей немало лоббистов в законодательных и исполнительных структурах штата. Тогдашний губернатор Р. Плезант сорвал принятие документа Лонга, отказавшись созвать сессию законодательного собрания для рассмотрения вопроса о нефтепроводах. При новом губернаторе Дж. Паркере билль, хотя и в урезанном виде, был принят законодательным собранием штата. Впрочем, Лонг не согласился с поправками, которые внесли в его документ конгрессмены. Противостояние со Стандард Ойл по разным вопросам стало с того времени его неизменной позицией, "фирменным знаком".
Из ранних юридическо-политических дел Лонга особо интересны ещё два. Среди его друзей был сенатор штата С.Дж. Харпер, критик банкиров Уолл-стрита, противник участия США в Первой мировой войне. В 1917 году, после вступления США в войну, он издал антивоенный памфлет The Issues of the Day – Free Speech – Financial Slavery, в котором утверждал, что американцев вынудили воевать для увеличения власти и богатств финансовой олигархии. Большое жюри обвинило Харпера в нарушении Закона о шпионаже[2]. В этом процессе Лонг был адвокатом Харпера и успешно его защищал. Второе заметное дело, которое вёл Лонг, касалось диффамации. Луизианский банкир Э. Бернштейн, вице-президент местного банка, выдал кредит нефтяной компании, имея в ней коммерческий интерес. Компания вернуть кредит не смогла. Президент банка предъявил Бернштейну иск о возмещении ущерба. Кроме того, против банкира был написал памфлет, изданный тиражом 1000 экземпляров. В августе 1922 года банкир подал в суд на банк за публикацию памфлета, потребовав возместить урон своей деловой репутации, который он оценил в 500 тыс. долларов. Из известных адвокатов никто не хотел быть защитником Бернштейна. Только Лонг, поддерживавший отношения с Бернштейном, взялся вести его процесс и добился успеха. Хотя суд, признав диффамацию, присудил Бернштейну лишь 5 тыс. долларов и обязал его вернуть банку деньги, выданные им нефтяной компании, но в ходе процесса стороны, при содействии адвокатов, достигли мировой, сэкономившей Бернштейну немалую сумму. Впрочем, Лонгу позже также пришлось судиться со своим клиентом, не пожелавшим оплатить ему гонорар полностью.
Политика в Луизиане. "Старые демократы". Во второй половине XIX - первой четверти XX вв. в большинстве южных штатов, в частности, в Луизиане, правили, исключая краткий период после победы северян, "джентльмены" – плантаторы, купцы, бизнесмены. Политики – губернаторы, мэры крупных городов и т.д. – хоть и избирались населением, обслуживали, в первую очередь, интересы этих групп.
Политической машиной, контролировавшей губернаторские и местные выборы в Луизиане, была т.н. "Старая демократическая организация", "Старые демократы" (Regular Democratic Organization, Old Regulars), или, как их ещё называли, "новоорлеанская клика". Возникнув в Новом Орлеане и других городах штата после поражения южан в Гражданской войне, "Старая демократическая организация" усилилась после Реконструкции. В её верхушку входили представители основных городских служб Нового Орлеана, включая мэра. "Старые демократы" контролировали выборы с помощью филантропии, коррупции, подкупа избирателей, админресурса. "Неправильно" голосующих лиц могла и арестовать полиция.
"Старые демократы" пользовались поддержкой плантаторов, большого бизнеса, значительной части горожан. Но они имели слабое влияние на селе. Зато в сельской местности и уровень голосования был невысоким, из-за регистрационного избирательного налога[3].
В 1916 году на губернаторских выборах в Луизиане победил Руффин Плезант, представитель "Старых демократов". Его основной оппонент Джон Милликен Паркер баллотировался от Прогрессивной партии[4] Т. Рузвельта и набрал 37% голосов. Хотя Паркер принадлежал к деловой верхушке Нового Орлеана – был президентом хлопковой биржи в городе – но по ряду вопросов, особенно как "прогрессист", он расходился со "Старыми демократами".
В 1920 году губернатором стал Паркер, вернувшийся к тому времени в Демократическую партию. Лонг поддерживал его во время избирательной кампании, как, впрочем, и экс-губернатор Плезант.
В соответствии со своей, отчасти "прогрессивной", программой, Паркер провёл некоторое повышение налогов на нефть и газ для финансирования общественных проектов. Он также выступил против местного ККК и в 1922 году запросил против Клана помощь ФБР.
Выборы 1924 года. В результате своей активной деятельности в Комиссии железных дорог (общественных служб) Хью Лонг заработал среди жителей штата определённый авторитет. В 1924 году он решил выставить свою кандидатуру на очередных губернаторских выборах. Акцент в предвыборной программе он сделал на необходимости развития инфраструктуры штата – на постройке дорог и мостов – особенно в сельской местности. Как и раньше, Лонг обращался, в основном к фермерам и представителям мелкого бизнеса. Крупный бизнес и партийную машину "Старых демократов", которые были против него, Лонг критиковал. Почти в каждой речи он говорил: "Я не нуждаюсь в одобрении больших боссов. Мне нужна поддержка простых людей".
На выборах 1924 года важную роль играл вопрос о влиятельном в Луизиане Ку Клукс Клане. Лонг не занял по нему определённой позиции, а вместо этого акцентировал внимание на экономических проблемах. Позже он также ставил на первое место экономику, а обсуждать расовые отношения избегал.
Поскольку поддержкой газет Лонг не пользовался, основными средствами информирования избирателей о своей программе были у него, как и раньше, листовки и плакаты, выступления, встречи с жителями, особенно сельскими. Одним из первых политиков Юга он начал использовал в предвыборной агитации радио и мегафоны.
По итогам голосования Лонг занял третье место. Твёрдо решив принять участие в следующих губернаторских выборах, он в последующие четыре года занимался упрочением своей политической репутации и созданием организации сторонников предложенной им программы.
Выборы 1928 года. В предвыборной губернаторской кампании 1928 года Лонг проехал по Луизиане 25 тысяч километров и произнёс 600 речей, делая иногда по пять и больше публичных выступлений за один день. Он мог говорить несколько часов подряд без подготовленного текста. Его яркие выступления, критиковавшие богачей, которых он нередко называл "паразитами", захватывающими гораздо больше, чем они дают обществу, собирали толпы слушателей. Ведущими темами предвыборной кампании Лонга были: налоги, дороги, неграмотность, здравоохранение. Он обещал уменьшить цены на общественные услуги, снизить налоги на бедных и повысить их на корпорации; сделать бесплатными лечение и образование, построить новые дороги и мосты. Лозунгом его программы стала фраза "Каждый человек сам себе король, но никто не носит короны" (Every man a king, but no one wears a crown), позаимствованная у Брайана. В предвыборной кампании Лонгу помог его опыт работы коммивояжером. Лонг подчёркивал, что он – деревенский житель, который не забывает своих корней и что граждане имеют возможность избрать не представителя бизнес-верхушки, а такого же человека, как они сами.
Крупные газеты, принадлежавшие противникам Лонга, критиковали его, но эта критика скорее шла ему на пользу, поскольку избиратели видели, что газеты выступают против того, кто выражает их интересы, и отсюда делали вывод, что газетам верить нельзя. Лонг ввёл в оборот выражение lyingnewspapers. Он и позже неоднократно отрицательно отзывался о газетах, защищавших интересы крупного бизнеса и банков.
До Лонга выбор губернатора в Луизиане был выбором из кандидатов, ни один из которых не собирался практически ничего делать для большинства населения штата – только для "влиятельных лиц". С Лонгом на губернаторских выборах появилась содержательная альтернатива: "кандидат народа" и "кандидат корпораций".
Лонг победил с максимальным разрывом в истории Луизианы: он получил 126842 голосов, против 81747 и 80326 у двух его соперников.
Программа социальных преобразований
Деятельность Хью Лонга на посту губернатора штата имела следующие практические результаты[5]:
В штате было построено более 14 тысяч километров новых дорог; 111 новых мостов, в том числе мост через нижнюю Миссисипи; организовано распространение бесплатных, т.е. финансируемых штатом, учебников для школьников, бесплатных вечерних курсов для взрослых по ликвидации неграмотности; расширена сеть бесплатных медицинских услуг и благотворительных госпиталей; расширен, фактически утроен Луизианский университет, образован медицинский колледж в нём; построена новая дамба, новый аэропорт у Нового Орлеана, один из крупнейших в стране; новый Капитолий. Был отменён избирательный налог; снижены налоги на собственность и цены на общественные услуги; введён мораторий на выплату долгов по закладным (в условиях Депрессии); созданы многие рабочие места.
Некоторые из программ Лонга были завершены его преемником, губернатором Алленом.
Дороги. В 1928 году Луизиана имела всего около 500 км мощёных дорог, причём лишь 90 км из них обслуживались штатом. Большинство "хайвеев", соединявших главные города, были петляющие грязные дороги, непроездные после дождей, частых в штате. Фермерам нелегко было добраться на рынки; иногда им приходилось целыми днями ждать, пока дорога подсохнет. Автомобили увязали в грязи, их вытаскивали с помощью лошадей.
Старые дороги
Администрация Лонга реализовала обширную программу строительства дорог. К середине 1931 года было построено свыше 3 тыс. км покрытых дорог всех типов. К 1932 году штат имел 8 тыс. км новых асфальтированных и мощёных дорог. Ещё через 4 года было уже 14,5 тыс. км новых дорог. За 4 года губернаторства Лонга суммарная длина хайвеев в Луизиане возросла от 400 до 3800 км.
Новые дороги
Мосты. На 1928 год в Луизиане имелось только три больших моста. К 1935 году было построено 40 мостов и начата (в 1932 году) постройка первого моста через нижнюю Миссисипи, близ Нового Орлеана. Этот мост имел около 2,5 км в длину. Он предназначался для автомобильных и железнодорожных перевозок. Позже мост через Миссисипи получил имя Хью Лонга.
Мост через Миссисипи
В 1931 году затраты на работы по развитию инфраструктуры составили 2/3 всех расходов штата. На строительстве дорог в Луизиане было занято 10% дорожных рабочих США.
Дорожная программа Лонга облегчила жизнь людям, уменьшила их расходы на горючее и обслуживание; стимулировала бизнес. Поездки, которые раньше занимали дни, свелись к нескольким часам. Например, из Шревепорта до Нового Орлеана теперь можно было добраться за день – раньше эта поездка занимала три дня. Чтобы проехать 140 километров между столицей Батон Ружем и Новым Орлеаном раньше требовался почти день пути по грязной дороге, петлявшей вдоль берегов Миссисипи. Новая дорога – прямое шоссе, соединяющее два города – свела время поездки к нескольким часам.
Образование. В начале 1900-х гг. в большинстве сельских районов Луизианы не было общественных школ. Семьи с достаточным уровнем дохода объединялись и нанимали учителя, "школу по подписке" – но большинство детей или обучали родители, или они не получали никакого образования вообще. Даже после организации общественных школ для большинства сельских жителей оставались недоступными расходы на школьные учебники. К 1920 году только половина детей школьного возраста в Луизиане посещала школу. В 1928 году штат имел самый высокий уровень неграмотности в США – 25%.
Администрация Лонга добилась выделения средств штата на оплату школьных учебников. С бесплатными учебниками количество школьников сразу же возросло на 20%. В каждом сельском районе была организована школа. Для ликвидации неграмотности среди взрослых были профинансированы вечерние курсы: три раза в неделю, в течение года. На них прошли обучение более 100 тысяч человек. К 1930 году (с 1920 г.) уровень неграмотности снизился среди белых с 10% до 7%, среди негров с 38% до 23%.
Передвижная
книжная лавка в Виннфилде.
Университет. В 1928 году университет штата Луизиана классифицировался Ассоциацией университетов США как "третьеразрядный". В нём обучалось 1600 студентов, было 168 преподавателей.
За время правления Лонга количество учащихся возросло с 1600 до 4000. Специальные программы позволили посещать университет студентам из бедных семей. Были организованы новые колледжи. К 1936 году Луизианский университет имел лучшие лаборатории среди университетов Юга, 394 профессора, новую медицинскую школу и даже блестящую футбольную команду. Всего за 8 лет он поднялся с 88-го места в национальной классификации на 20-е, и стал 11-м по величине университетом штата в США.
Здравоохранение. Администрация Лонга предприняла строительство общественных больниц, доступных для бедных. Была расширена сеть благотворительных госпиталей; количество бесплатных штатных больниц увеличилось с 10 в 1926 до 31 в 1933 гг.; проведена вакцинация 2/3 сельского населения. Вместимость новоорлеанского Благотворительного госпиталя была более чем удвоена.
Расширение сети дорог и мостов в штате также сыграло немалую роль в предоставлении сельским жителям Луизианы доступа к больницам и более современной медицине.
Дамба. В Новом Орлеане возле озера Пончартрейн была построена 11-километровая дамба.
Аэропорт. Близ Нового Орлеана был построен новый современный аэропорт, с 6 взлётными полосами, один из крупнейших в стране.
Капитолий. В столице штата Батон Руже был выстроен новый Капитолий – 34-этажный небоскрёб. Он стал самым высоким зданием на Юге и самым высоким среди столичных учреждений в Америке.
Изменение налоговой системы. До Лонга жители Луизианы платили за всё, что не обеспечивал штат – за образование для детей, за паромы и мосты, за внесение в списки избирателей, за недвижимость.
Администрация Лонга, помимо финансирования образования и медицины, уменьшила налоги для граждан с невысокими доходами и снизила оплату услуг. По новой налоговой системе налоги на семейную недвижимость стоимостью до $2000 не взимались. По этой системе не платили налоги на свои дома 80% домовладельцев. Были отменены налоги на автомобили, находящиеся в личной собственности, что опять-таки сэкономило средства фермерам; снижены цены на телефон, на 20-25%, на электричество.
Отмена налога на голосование. До избрания Хью Лонга губернатором выборная система Луизианы была ориентирована на устранение бедняков от голосования. Избиратели, желавшие принять участие в голосовании, должны были в конце года заплатить доллар в окружной администрации и получить квитанцию. В день выборов к голосованию допускались только те, кто мог представить квитанции за два последних года. Для большинства жителей одного из самых бедных штатов Америки плата в 1 доллар – средний дневной заработок рабочего на лесопилке – была слишком обременительна, как и необходимость взять день отпуска, чтобы добраться до окружной администрации.
В 1935 году, незадолго до убийства Лонга, регистрационный налог был отменён. Чтобы побудить граждан использовать их новое право бесплатного голосования, Лонг лично составил и направил для расклейки по штату листовку "Вы имеете право голосовать бесплатно". (Лонг и в других случаях применял такую систему информирования граждан об их правах и продвижения своих программ, поскольку газеты штата относились к нему враждебно и нередко печатали ложную информацию). Отмена налога на голосование дала возможность в следующем, выборном, 1936 году впервые проголосовать, точнее, быть включенными в список избирателей, более чем 278000 гражданам. Регистрация избирателей повысилась сразу на 76%.
Борьба с депрессией. Обширные дорожные и другие общественные работы, предпринятые администрацией Лонга, дали, в условиях Великой Депрессии, возможность заработка многим людям. На строительстве дорог в Луизиане было занято больше рабочих, чем в любом другом штате США: в 1931 году 22 тыс.; для сравнения в Нью-Йорке – 20,5 тыс., в Пенсильвании – около 19 тыс.
Чтобы защитить семьи от потери домов во время Депрессии, Лонг объявил временный мораторий на выплату долгов по закладным.
Финансовая политика администрации Лонга предотвратила закрытие банков, что спасло тысячи жителей штата от потери их вкладов. Из 4800 банков США, закрывшихся между 1929 и 1932, только 7 были луизианскими, притом небольшими. Если какой-либо банк оказывался в затруднительном положении – не мог выплатить сразу вкладчикам деньги, Лонг звонил в более благополучные банки и предлагал-требовал оказать помощь. При этом президент банка знал, что если он откажется, то вскоре у него появиться ревизионная комиссия от штата, которая обязательно найдёт какие-нибудь нарушения.
Реализация программы. Придя к власти, Хью Лонг снял многих чиновников штата и назначил на их места своих людей, как, впрочем, поступали и губернаторы до него. Средства для выполнения предвыборной программы он привлекал из новых налогов и займов под налоги у банкиров. Билли по налогообложению и финансированию общественных работ проводились им через законодательное собрание.
Расходы штата при правлении Лонга значительно возросли. В 1928 году они составляли 29 млн. долларов, в 1930 году – 47 млн., в 1931 году – 83 млн. Долг штата за 1928- 32 гг. увеличился с 11 млн. до 125 млн. долларов.
Политическая организация. Крупные социальные проекты, затрагивающие интересы многих людей, могут быть реализованы только социальными системами. Отдельный человек, даже если он "выражает стремления народа", способен сделать гораздо меньше, чем организация, действующая как одно целое, по единой воле, синхронно. Под социальный проект могут быть приспособлены уже существующие социальные структуры, или созданы новые.
Программа Хью Лонга выражала интересы фермеров, мелких бизнесменов, в некоторой степени городских рабочих – тех, кого обычно называют средними американцами, grass roots, "корни травы". Политическую организацию вокруг этой программы Лонг начал создавать ещё со времени своей первой попытки быть избранным в губернаторы. Она заключалась в формировании- консолидации группы с одной стороны, своих сторонников, точнее, сторонников своей программы, которые получили бы выгоды от её реализации, а с другой стороны, противников антагонистичных социальных программ, т.е. противников "богачей", "паразитов", "финансовых спрутов" и т.д.
После избрания Лонга губернатором его возможности по созданию своей политической организации – содействующей реализации его социальной программы и делающей его политическое положение более устойчивым – значительно возросли. Пассивных сторонников, только голосовавших за него, он привлекал к дальнейшей поддержке выполнением обещаний, на которые те рассчитывали. Активных сторонников, агитировавших за него и готовых и дальше работать для реализации его планов, он мог теперь отблагодарить деньгами или назначением на должности, находившиеся в его распоряжении. Бизнесмены могли получить подряды, законодатели – содействие продвижению своих проектов, активисты – вознаграждение за свою работу. В округах создавались организованные, имеющие лидеров, группы сторонников программы губернатора. В целом формировалась политическая организация Лонга.
Лонг предпринял эффективные меры для обеспечения надёжного финансирования работы своей политической машины. Компании, получавшие у штата подряды, платили в кассу его организации определённый процент от стоимости заказа – лично губернатору или его казначеям, А. Шушану и С. Вейсу. Сотрудники штата, зависевшие по работе от Лонга, должны были вносить в его "кассу" часть своего жалования.
Собранные средства использовались для вознаграждения лидеров групп поддержки Лонга в округах и других активистов, для информирования населения штата о действиях администрации, для распространения плакатов или писем губернатора к населению, для поездок по штату с объяснением- пропагандой программ. Лонг очень заботился о широком и быстром информировании населения о своих действиях и преуспел в этом. "Документ, подготовленный мной вечером, может быть отпечатан и расклеен возле дома каждого жителя Луизианы на следующее утро", с гордостью писал он в автобиографической книге "Каждый человек сам себе король".
Поскольку главные газеты штата принадлежали оппозиции и изображали действия новой администрации в невыгодном для неё освещении, в марте 1930 года Лонг основал свою газету, "Луизианский прогресс" (Louisiana Progress). На газету обязывали подписываться всех, кто благодаря Лонгу получал работу. Компании, желавшие получить контракты у штата, должны были давать в газету рекламу.
Межрасовые проблемы. В вопросах расовых отношений Лонг придерживался достаточно широких для политика Юга взглядов. Его программу бесплатного вечернего образования посещали как белые, так и негры. Его проект отмены регистрационного налога позволил принять участие в голосовании гораздо большему числу негров, чем раньше – в чём его не раз упрекали политические противники, придерживавшиеся принципа "превосходства белых". Обсуждения расовых проблем Лонг вообще предпочитал избегать, заменяя их экономическими. Так, в интервью редактору негритянского журнала Р. Уилкинсу, Лонг заявил, что он "работает не для негров, а для бедных вообще. Белые и чёрные, все должны иметь шанс. Все должны иметь дом, работу и образование для детей". В 1934 году глава Ку Клукс Клана "имперский маг" доктор Хирам Эванс публично назвал деятельность Лонга "неамериканской" и заявил, что Клан начнёт пропаганду против Лонга в Атланте и Луизиане. В ответ Лонг пообещал не допустить Эванса на территорию штата.
Политической машиной Лонга руководили не только англосаксы-протестанты-WASPы, но и представители других этнических групп. Его близким помощником был Р. Маэстри, итальянец по происхождению, крупный новоорлеанский бизнесмен, торговец мебелью. Помощниками Лонга по финансовым вопросам организации были евреи Абрам Шушан и Сеймур Вейс. Вейс владел отелями в Новом Орлеане, Шушан был владельцем доходного предприятия[6]. Выгодные заказы на проектирование нового Капитолия и новых зданий Луизианского университета получал от администрации также еврей Леон Вейс, совладелец архитектурной фирмы "Вейс и Дрейфус", финансово поддерживавший Лонга на выборах 1928 года[7].
Лонг был непопулярен среди деловой и политической верхушки столицы штата Батон Ружа, крупных городов: Нового Орлеана, Шревепорта. Его действия встречали оппозицию многих законодателей, бизнесменов, газет; оспаривались в судах.
Например, для финансирования программы бесплатных учебников Лонг предложил долговому управлению штата издать облигации, чтобы занять, под гарантию налогов, деньги у новоорлеанской клиринговой группы банкиров – как делали губернаторы раньше. Обычно банкиры давали займы, но теперь они заявили, что новые налоги оспариваются в суде и поэтому облигации долгового управления недействительны. Лонг поблагодарил их и сказал, что тогда недействительны и имеющиеся перед банками долги штата, в 1 миллион долларов. Такая аргументация заставила банкиров изменить решение.
Когда Лонг начал реализовывать программу раздачи бесплатных учебников, школьный совет округа Каддо в Шревепорте, пытаясь провалить её, заявил, что не примет благотворительности от штата. Лонг ответил приостановкой разрешения на расположение в округе базы ВВС, пока администрация округа не передумает.
Против этой программы её противниками выдвигалось и другое возражение. Федеральный и штатный законы запрещали финансировать из государственных фондов религиозные организации. Бесплатные учебники предназначались для всех школ, общественных и частных, а большинство частных школ были католическими. Лонг обошёл это возражение, заявив, что учебники выдаются не школам, а школьникам.
Практика назначения законодателей на места в службах штата, которую использовал Лонг – фактически для вознаграждения друзей и подкупа депутатов – была оспорена его противниками в Верховном суде штата и признана неконституционной. Шестнадцати депутатам, сторонникам Лонга, пришлось уволиться с дополнительных должностей. Впрочем, уйти в отставку с разных городских постов в Новом Орлеане пришлось и восьмерым "старым демократам".
Особенно острый конфликт между губернатором и его противниками произошёл, когда в 1929 году на сессию законодательного собрания администрация внесла билль о введении нового налога в 5 центов с барреля очищенной нефти, для обеспечения своих социальных программ.
Импичмент. Билль о новом нефтяном налоге встретил яростное сопротивление со стороны лоббистов Стандард Ойл. Оппозиция, ведомая членом палаты представителей штата от Шревепорта Сесилом Морганом, предприняла попытку импичмента губернатора, обвиняя его в разных преступлениях – от коррупции, взяточничества и нецелевого расходования общественных средств до кощунства. Лонг попытался прервать сессию, но, после драки в законодательном собрании, слушания продолжились.
Тем временем Лонг обратился к населению, используя своё фирменное оружие – листовки, плакаты и поездки по штату. Он убеждал избирателей, что импичмент – это попытка Стандард Ойл и других корпораций остановить его социальные программы.
После предварительных слушаний палата представителей утвердила 8 из 19 предъявленных губернатору обвинений. Дело было передано в сенат. Для отстранения губернатора от должности по закону требовалось согласие 2/3 сенаторов.
Однако ещё до начала голосования в сенате Лонг и его помощники заранее собрали у 15 сенаторов (что составляло больше трети их числа) подписи под документом, в котором говорилось, что обвинения не заслуживают увольнения губернатора и что нижеподписавшиеся будут голосовать "не виновен", независимо от любых свидетельских показаний. Поскольку требуемых для импичмента 2/3 голосов набрать не удалось, оппоненты Лонга вынуждены были прекратить процедуру. Лонг позже вознаградил сенаторов, подписавших заранее оправдывавший его документ.
После провала попытки импичмента, Лонг усилил давление на оппозицию, поддерживая их противников на выборах и увольняя их родственников из служб штата. Например, был уволен со своего поста банковский аудитор штата Гарольд Морган, отец Сесила Моргана; вынужден был покинуть свой пост председатель правления новоорлеанской дамбы, назначенец противника Лонга экс-губернатора Симпсона. По рекомендации сторонников Лонга председателем правления был назначен А. Шушан.
В 1930 году, на сессии законодательного собрания штата, Лонг внёс обширный проект строительства дорог, мостов и нового Капитолия в столице штата. Однако его предложения выпустить облигации для финансирования этих проектов были провалены. Они были, не без сопротивления, утверждены палатой представителей, но заблокированы сенатом, при активном участии вице- губернатора П. Сира, ставшего к тому времени врагом Лонга и по должности председательствовавшего в верхней палате.
Тогда Хью Лонг решил баллотироваться в сенат США. Он заявил, что будет рассматривать избирательную кампанию как референдум по своей социальной программе, и, если не получит поддержку, то уйдёт в отставку.
Основной темой предвыборных выступлений Лонг сделал саботаж его проектов строительства мостов и дорог со стороны законодателей. "Кто должен править в штате – Народ или новоорлеанская клика вместе со своими лживыми газетами?", спрашивал он.
В эту кампанию его команда разослала избирателям штата больше миллиона рекламных листовок. Кроме того, в своих предвыборных выступлениях Лонг применил звукозапись, по его утверждению, впервые в избирательной кампании в США.
Соперником Лонга был сенатор Джозеф Рансделл, хлопковый плантатор и адвокат, известный своей слабой активностью в сенате. На одной из встреч с избирателями Лонг с насмешкой спросил: "Есть ли здесь кто-нибудь, кто знает имя вашего сенатора в Конгрессе США, моего оппонента? Молчите? Ладно, я скажу вам. Этого парня зовут старина Рансделл. Но когда я буду в Вашингтоне – вы будете знать имя вашего сенатора".
Лонг уверенно победил Рансделла с соотношением 149,640 (57.3%) к 111,451 (42.7%) голосов. Он мог считать, что избиратели подтвердили свою поддержку его социальной программы.
Избранный сенатор. За Хью Лонгом закрепилось прозвище Царь-рыба (Kingfish). То ли он сам его себе присвоил, то ли так его назвал кто-то из друзей, но оно понравилось губернатору. Во время споров Лонг мог воскликнуть: "Заткнитесь, сукины дети, заткнитесь! Говорит Царь-рыба!" Однажды, вернувшись домой из столицы, он пошутил: "Я маленькая рыбёшка в Вашингтоне, но зато я Царь-рыба в Луизиане".
После победы на выборах в сенат США Лонг вернулся к своим законодательным предложениям. На этот раз "старые демократы" решили пойти на компромисс с губернатором. Условия компромисса были выработаны на встрече Лонга с мэром Нового Орлеана Т. Уолмси. Оппозиция согласилась поддержать выпуск облигаций на 75 млн. долларов для постройки мостов и дорог, а Лонг, со своей стороны, пообещал выделить 7 млн. из них для постройки моста через Миссисипи в Новом Орлеане и для ремонта городских тротуаров. В обмен на поддержку повышения налога на газолин с 4 до 5 центов, губернатор согласился направить половину образовавшихся дополнительных доходов для погашения долга новоорлеанского порта, а вторую половину – на поддержку общественных школ. Согласованы были также билль о постройке нового Капитолия и участие штата в рефинансировании долга Нового Орлеана. Совместный билль прошёл быстро, только несколько депутатов проголосовали против строительства нового Капитолия.
Лонг, хотя он и был избран сенатором США с марта 1931 года, не уходил в отставку с поста губернатора. Он опасался, что вице-губернатор П. Сир, заняв его должность, свернёт реформы. Конституция Луизианы запрещала одному человеку занимать одновременно и федеральную и штатную должность. Поэтому Лонг не приносил присягу сенатора США.
В октябре 1931 года Сир, потеряв терпение, заявил, что избранный сенатор не может оставаться губернатором. Он объявил губернатором себя и принёс присягу. Узнав об этом, Лонг приказал национальной гвардии окружить Капитолий штата и не пускать туда Сира, а сам, сунув пистолет в карман, выехал из Нового Орлеана в Батон Руж. Прибыв в столицу штата, он сместил вице-губернатора и назначил на его должность Алвина Кинга, президента сената, своего сторонника. Верховный суд штата поддержал Лонга. 25 января 1932 года, через минуту после того, как Лонг принёс присягу как сенатор США, Кинг, извещённый по телефону, принёс присягу как губернатор.
На губернаторских выборах 1932 года Хью Лонг предложил кандидатуру своего сторонника и друга Оскара К. Аллена. С помощью организации Лонга и политической машины "старых демократов" Аллен легко победил. Оставив своё дело в надёжных руках, Хью Лонг отбыл в Вашингтон.
президентские выборы 1932 года
Хью Лонг и "Новый курс"; разрыв с Рузвельтом
подготовка к президентским выборам
Политические взгляды Хью Лонга
Ключевым положением программы, с которой Хью Лонг выступил на общенациональном уровне, было прогрессивное налогообложение сверхсостояний.
Лонг считал, что, с одной стороны, в США создано достаточно богатств для обеспечения комфортной жизни всем американцам, а, с другой стороны, из-за дефектов законодательства эти богатства бесчестными способами – монополизацией производства, хищнической эксплуатацией природных ресурсов, финансовыми спекуляциями – оказались сосредоточенными в руках небольшой группы мультимиллионеров и миллиардеров, вследствие чего многие оказались лишенными не только комфорта, но даже нормальной еды и одежды.
Лонг обращал внимание также на социальную опасность чрезмерной концентрации богатств. Эгоизм крупных финансистов разрушает экономику, примером чему является Великая Депрессия. "В чём причина депрессии? В том, что несколько лиц захватили все богатства страны". Обладатели сверхсостояний стремятся установить контроль над правительством, что ведёт к превращению страны из демократии в олигархию. "США не смогут оставаться республикой, если значительная часть национального достояния будет продолжать находиться в руках 600 семейств". Сконцентрированное богатство пытается заполучить контроль и над газетами, что имеет следствием исчезновение реально независимой прессы. "Финансовые воротилы начинают определять редакционную политику почти всех публикаций в США… они позволяют нам получать только такую информацию, которую считают нужной нам дать". В общем, согласно Лонгу, "разрешать людям аккумулировать богатство можно только до того предела, пока оно не начнёт представлять угрозу нашему обществу и благополучию других".
Для обеспечения нормальной жизни большинства граждан, для лучшего управления экономикой, для сохранения демократического строя страны, для гарантирования свободы слова, следует ограничить личные состояния – устранить, с помощью налоговых мер, последствия дефектов законов и политико-экономического устройства государства. Прогрессивное налогообложение сверхприбылей и сверхсостояний приведёт к более равномерному распределению между гражданами страны созданного ими национального богатства, к ликвидации финансовой олигархии, к возвращению экономической, а, следовательно, и политической власти в стране американскому народу – возвращению Америки американцам.
Во внешней политике Лонг был противником расширения участия Америки в европейских делах. Он утверждал, что вовлечение США в Первую мировую войну были продиктовано интересами финансовой олигархии, а вовсе не "борьбой за свободу". "В действительности мы воевали, чтобы сделать мир более безопасным для тиранов и диктаторов. Деспотизм, деградация, отчаяние в мире – это результат заговора, организованного банком Англии, чья алчность спровоцировала войну, превращая мясников войны в миллиардеров". Лонг также был против участия США в Лиге наций, в Международном суде и других проектов "интернационализации Америки".
Хью Лонг и Франклин Рузвельт. Хью Лонг был избран в сенат США в 1930 году, в самый разгар Великой Депрессии. Республиканская администрация, правившая в стране с 1921 года, оказалась неспособной справиться с кризисом. В Демократической партии перед очередными президентскими выборами 1932 года наибольшей поддержкой стал пользоваться блок, возглавляемый губернатором штата Нью-Йорк Ф. Рузвельтом, дававший широкие обещания простому народу, но, по существу, являвшийся проводником интересов финансовой олигархии. После своего прихода к власти, администрация Рузвельта начала реализовывать программу, получившую название "Новый курс" (New Deal). Эта программа предполагала гораздо большее, чем практиковалось раньше в США, участие федерального правительства в экономических делах страны: планирование производства, регулирование цен, расширение объёма общественных работ, гарантирование вкладов в банки и так далее.
Кое-что в "Новом курсе" Рузвельта – например, организация крупных общественных работ – напоминало, на первый взгляд, программу, которую уже реализовывал в своём штате сенатор от Луизианы. Однако как социальные группы, на которые они ориентировались, так и конечные цели обеих проектов, предлагаемое или подразумеваемое ими устройство американского общества, кардинально различались. Программа Хью Лонга выражала непосредственные интересы фермеров, мелких бизнесменов, "средних американцев". Им нужны были дороги и мосты – он организовывал строительство дорог и мостов. Они хотели меньше платить за услуги и налоги – он добивался снижения тарифов на общественные услуги и дифференцирования налогов в зависимости от размеров состояния. Интересов крупного бизнеса штата и местной олигархии – как они понимали свои интересы – программа Лонга не выражала. Наоборот, Лонг постоянно говорил о социальной опасности концентрации больших богатств в руках немногих, а позже, уже на национальном уровне, даже предложил "разделить наше богатство" – фактически конфисковать в пользу государства сверхсостояния и сверхдоходы. Программа же Рузвельта соединяла в себе краткосрочные интересы "средних американцев", требовавших скорейшего преодоления экономического кризиса, и долгосрочные интересы финансовой олигархии, желавшей умножения своих богатств и организации более эффективного управления экономикой с помощью мощного аппарата государства. Американцы настаивали на принятии мер, которые покончили бы с безработицей, неустойчивостью банков, социальной напряжённостью – Рузвельт предпринимал такие меры. Но одновременно крупные корпорации и банки желали переложить свои громадные долги на общество, путём получения долгосрочных правительственных кредитов – Рузвельт выполнял эти пожелания. Финансовая олигархия желала расширения, упрочения и стабилизации своей власти, универсализации, обезличивания и глобализации экономики, большего влияния на внутренние и мировые дела – Рузвельт выполнял и эти пожелания: усиление государственного управления экономикой сопровождалось назначением на ведущие правительственные посты представителей финансовой олигархии. (Конечно, представители финансовой олигархии входили в правительственные структуры и раньше, но теперь, с повышением роли государства в экономике, они получили гораздо больше рычагов воздействия на банковскую систему и промышленность страны). "Концентрация богатства в руках немногих" Рузвельта, в отличие от Лонга, не только не беспокоила, наоборот – он старался это богатство ещё больше сконцентрировать, притом в разных формах: финансовых, политических, организационных, информационных; а также обеспечить ему более эффективную управляемость – поскольку сам Рузвельт как раз и являлся представителем этих "немногих". Политика Рузвельта, внутренняя и внешняя, состояла из последовательных шагов, которые через некоторое время привели Америку к роли "всемирного банкира" и "мирового полицейского". Однако одновременно с этим американское государство, из гаранта определённого набора политических прав своих граждан и их объединений, осуществляемого демократически избираемыми представителями народа, превратилось в гигантскую социально-экономическую машину, управляемую никем не избираемой и не контролируемой финансовой олигархией. Машину, в которой "средние американцы", формально сохраняя свои политические свободы, фактически оказались "винтиками", притом связанными кредитами, долгами, пропагандой- промыванием мозгов и другими путами зависимости от несменяемых правителей Америки. Это было прямо противоположно целям и идеалам и самого Лонга, и тех кругов американского народа, которые он представлял. Идеалом Лонга была независимость граждан и мелкого бизнеса от крупных корпораций, а лозунгом, отражавшим этот идеал – "каждый человек сам себе король". Рузвельт был четыре раза избран на пост президента США и прославлен медиа олигархии как "выдающийся государственный деятель", что в определённой степени символизировало соответствие его политики духу времени, строительству транснациональной пирамиды "нового мирового порядка". Лонг был убит и ославлен теми же медиа как "демагог и диктатор", что в определённой степени символизировало судьбу независимого – от кредитов и займов, корпораций и олигархий, политиканов и СМИ – и личности человека, и личного мелкого бизнеса в Америке XX века.
Формальное сходство социальных программ Лонга и Рузвельта в краткосрочных целях и их содержательное расхождение в долгосрочных; различие социальных групп, интересы которых они выражали, предопределило и их политические взаимоотношения – от недолгой поддержки Лонгом Рузвельта во время президентских выборов 1932 года и на начальном этапе "Нового курса", до быстрого охлаждения и даже взаимной враждебности позже.
Каждый только что избранный конгрессмен стремится некоторым образом представиться коллегам, заявить о своей политической позиции, принципах, которых он придерживается; найти возможных единомышленников и понять, кто будет его противниками.
25 января 1932 года Хью Лонг принёс присягу и занял место в сенате США. Уже в первых выступлениях он обозначил себя как представителя "средних американцев" и критика эгоистических тенденций большого бизнеса, крупных банков и корпораций. Это была, собственно, его позиция во время губернаторства в Луизиане, только распространённая теперь на общенациональный уровень.
В своих выступлениях в сенате весной 1932 года Лонг предложил перераспределить богатства страны. Он утверждал, что, с одной стороны, в США создано достаточное количество богатств для обеспечения каждому американцу комфортабельного стандарта жизни, но, с другой стороны, эти богатства сконцентрированы в руках немногих мультимиллионеров: 5% населения владеет 85% национального достояния. Лонг подчёркивал социальную опасность чрезмерной концентрации богатств, иллюстрируя это на примере Великой Депрессии, которую он считал результатом диспропорции в распределении национального богатства. Никому не должно быть позволено, говорил Лонг, иметь в личной собственности более чем 100 - 300 от величины среднего состояния американцев. Лонг утверждал, что без устранения образовавшихся диспропорций в распределении национального богатства не только не преодолеть депрессию, но и не избежать социального взрыва, подобного тому, который произошёл в 1917 году в России.
29 апреля 1932 года Лонг внёс резолюцию, предлагавшую сенатскому комитету по финансам принять поправку к законопроекту о бюджете – требовавшую, чтобы годовой доход любого лица не превышал один миллион долларов, и чтобы суммарные дарения, включая наследство, любому лицу в течение жизни не превышали пяти миллионов долларов.
Таким образом, Лонг, с самого начала своей деятельности в Вашингтоне, стал пропагандировать тезис, который он неоднократно высказывал и в Луизиане: "чрезмерная концентрации богатств в руках любых лиц и организаций несправедлива и социально опасна", а потому должны быть предприняты законодательные и правительственные меры, направленные на ограничение и децентрализацию богатств.
Сторонников своей программы Лонг нашёл среди членов т.н. "прогрессивного блока" сената – Джорджа Норриса из Небраски, Бэртона Уилера из Монтаны, Уильяма Бора из Айдахо, Роберта Лафоллета из Висконсина и нескольких других депутатов, представлявших аграрные штаты и Прогрессивную партию[8].
Однако большинство коллег, как демократов, так и республиканцев, отнеслись к предложениям сенатора от Луизианы отрицательно. Негативные отклики на его выступления прозвучали и в прессе. Ему навешивали ярлыки "радикал", "коммунист", "демагог", "диктатор". "Чикаго трибюн" поместила карикатуру на Лонга, изобразив его держащим большевистский флаг.
Вскоре Лонг распространил критику республиканского правительства Гувера, неспособного справиться с кризисом, на своих партийных коллег, демократов, в частности и в особенности на лидера демократов в сенате Джозефа Робинсона из Арканзаса. В мае 1932 года он заявил, что демократы так же обслуживают крупных финансистов, как и республиканцы, только демократы обслуживают Бернарда Баруха, а республиканцы – Юджина Майера. В целом сенатор от Луизианы пришёл к заключению о несущественности партийных различий между руководителями и демократов и республиканцев в их отношении к народу: "Единственная разница, которую я обнаружил между демократическими и республиканскими лидерами заключается в том, что одни желают сдирать шкуру с нас, начиная с лодыжек и вверх, а другие – с шеи и вниз".
Президентские выборы 1932 года
Основным политическим вопросом 1932 года в США были выборы нового президента страны. В демократической партии усилилась группировка, поддерживавшая губернатора штата Нью-Йорк Франклина Делано Рузвельта, дальнего родственника бывшего президента США Теодора Рузвельта. Учитывая провалы внутренней политики республиканских президентов в 1920-х гг., оказавшихся не способными справиться с депрессией, шансы демократов на приход к власти были достаточно высоки.
Хью Лонг поначалу отрицательно отнёсся к предложениям по выдвижению Рузвельта кандидатом в президенты. Как южанину, ему не нравился представитель Нью-Йорка, автоматически связанный с крупными банками и корпорациями. Убедили его присоединиться к поддержке Рузвельта представители "прогрессивного блока": У. Норрис и Б. Уилер[9]. "Мне не нравится этот сукин сын, но я его поддержу", ответил Уилеру Лонг. На съезде демократической партии в Атланте Лонг объявил, что делегация Луизианы будет поддерживать кандидатуру Ф. Рузвельта. В октябре 1932 года состоялась его первая встреча с Рузвельтом. Он обсудил с кандидатом в президенты идею "перераспределения богатств", а также попросил, чтобы министры финансов и юстиции будущего кабинета были назначены по согласованию с "прогрессивным блоком". По словам Лонга, Рузвельт ответил, что "это является и его целью"[10].
В своей инаугурационной речи Ф. Рузвельт высказал критику в отношении влияния крупных финансистов на экономику США и пообещал добиться ограничения их власти: "Бесчестная деятельность ростовщиков осуждена общественным мнением, отвергнута сердцами и умами наших граждан… Ростовщики будут изгнаны из властных мест храма нашей цивилизации. Мы восстановим храм древней правды...".
В кампании 1932 года по выборам в сенат от своего штата Хью Лонг поддержал кандидатуру адвоката Джона Овертона, являвшегося его юридическим помощником во время попытки импичмента. Тогда же Лонг принял участие в предвыборной кампании своей коллеги Гатти Каравэй из Арканзаса, назначенной в ноябре 1931 года губернатором штата в сенат США после смерти её мужа, сенатора от Арканзаса Тэдди Каравэя. Гатти Каравэй решила добиваться избрания в сенат на следующий срок, хотя её шансы на победу оценивались невысоко. Помимо прочего, в сенат США женщины раньше не избирались. Лонг решил посодействовать коллеге, близкой ему по политическим взглядам, и попутно повысить свою известность в стране. Он предпринял недельный тур по Арканзасу, агитируя за избрание Каравэй, а заодно пропагандируя идею "ограничения богатств". Кампания оказалась успешной; Гатти Каравэй стала первой женщиной, избранной в сенат США, а участие в её избирательной кампании подняло общенациональную известность Лонга.
5 января 1933 года, за два месяца до вступления в должность нового президента, сенатор К. Гласс[11] внёс законопроект о банковской реформе. Законопроект предусматривал разделение коммерческих и инвестиционных банков; повышение влияния Федеральной Резервной Системы; уравнивание прав национальных и штатных банков по открытию отделений в штатах.
Усиление влияния крупных финансовых корпораций противоречило политическим взглядам Лонга и он вступил в борьбу против принятия билля Гласса, притом весьма решительно. Выступая перед сенаторами, он утверждал, что для блага народа "следует децентрализировать банковские империи, а не централизировать их", что этот законопроект "подготовлен руками империалистических банкиров", и даже что "нельзя зайти дальше в удушении американского народа". Пытаясь сорвать голосование по биллю Гласса, новый сенатор, к большому неудовольствию коллег, занялся "флибустьерством" – выйдя на трибуну и пользуясь правом сенатора на неограниченное по времени выступление, рассуждал на любые темы целый день. Сорвать принятие билля ему не удалось, но он оттянул его на три недели – только 25 января законопроект Гласса был поставлен на голосование. Впрочем, билль, хотя и прошёл сенат, но был отвергнут палатой представителей. (Он был принят позже, 16 июня 1933 г., в изменённом виде.).
В 1933 году депрессия в США продолжала углубляться. К концу зимы закрылись практически все банки страны. В начале марта сенаторы Лафолетт[12] и Костиган, представлявшие "прогрессивный блок", посетили новоизбранного президента и предложили ему национализировать банковскую систему. Рузвельт отрицательно отнёсся к их идее. Вместо этого, сразу после вступления в должность (4 марта 1933 г.), он объявил "банковские каникулы" – закрыл все банки до 10 марта, и направил в Конгресс проект чрезвычайного закона о банках (Emergency Banking Act). По этому закону банки открывались только после признания их состояния удовлетворительным; ФРС поручалось предоставлять при необходимости займы банкам. Одновременно своими указами президент запретил в стране свободное хождение золота, которое гражданам предписывалось сдать в банки в обмен на бумажные банкноты, по фиксированному курсу.
Лонг выступил с критикой предлагаемого закона. Он утверждал, что основную выгоду от него получат только банки Федеральной Резервной Системы; что администрация прилагает недостаточно усилий для помощи небольшим банкам; что кредиты, предоставляемые ФРС, станут инструментом для подавления большими банками малых. Лонг требовал, чтобы гарантии казначейства, предоставляемые по этому закону, были распространены на небольшие банки. Он предложил поправку, чтобы банки штатов также считались членами Федеральной Резервной Системы. Поправка Лонга не прошла, и он присоединился к большинству, проголосовавшему за законопроект (9 марта 1933 г.). Впрочем, лидер демократов в сенате Дж. Робинсон предложил билль, включавший суть предложений Лонга – дать полномочия ФРС и ФКР[13] предоставлять банкам штатов займы, если потребуется. Рузвельт не возражал против этого билля и дал соответствующее указание. Хотя принятый билль не носил имя Хью Лонга, по существу это была его заслуга.
Практически сразу с началом реализации администрацией Рузвельта экономических программ "Нового курса", представил свои предложения по "перераспределению богатств" в виде законопроектов о налоговой реформе и сенатор от Луизианы. 10 и 13 марта 1933 года, выступая в сенате, он предложил три билля, "план Лонга". Первый билль заключался во введении дифференцированной системы налогообложения личного состояния, фактически применяющей конфискационный принцип. С каждой суммы выше одного миллиона долларов ежегодно взимался дополнительный налог. С первого миллиона долларов брался налог 0%, со второго - 1%, с третьего - 2%, с четвёртого - 4%, с пятого - 8%, с шестого - 16%, с седьмого - 32%, с восьмого - 64%, а с остальной суммы - 100%. Второй билль ограничивал ежегодные доходы: никто не мог получать больше 1 млн. долларов в год (около 30 млн. сегодня). Третий вводил налог на наследство, так, чтобы оно не превышало 5 млн. долларов. 17 марта 1933 года Лонг выступил по национальному радио (NBC). В поддержку своей программы он приводил цитаты из Библии, из Декларации независимости, из Дэниэла Уэбстера, Фрэнсиса Бэкона; чаще всего, впрочем, он цитировал Ф. Рузвельта, полагая, что президент разделяет идею "перераспределения богатств". Лонг был не единственным сенатором, требовавшим проведения налоговой реформы в условиях Великой Депрессии. Например, с предложением о введении дифференцированного налога с резким ростом после 100 тыс. долларов в год выступил в апреле 1933 года сенатор Джеральд Най из Северной Дакоты.
Голосование по биллям Лонга проводилось 12 мая 1933 года. Сторонники Лонга перед голосованием попросили его убрать первый, "конфискационный" билль; он согласился. Но и в таком виде его предложения собрали лишь 14 голосов в поддержку, в том числе самого Лонга, Овертона из Луизианы, и Каравэй. 50 сенаторов проголосовало против.
В марте 1933 года, почти сразу вслед за принятием чрезвычайного закона о банках, администрация предложила провести сокращение жалования федеральным служащим и пенсий военным пенсионером, общей суммой 500 миллионов долларов. Это изъятие денег из карманов среднеоплачиваемых и малообеспеченных граждан – вместо налогообложения богачей – прямо противоречило политическим взглядам Лонга, и он голосовал против законопроекта, обвиняя администрацию, что они предложила его "под влиянием Моргана и Рокфеллера". Кроме Лонга, против законопроекта голосовали ещё 12 сенаторов; те же, кто поддержал его предложение о "децентрализации богатств".
Следующие важные реформы администрация Рузвельта предприняла в сельском хозяйстве.
К весне 1933 года задолженность фермеров по закладным составляла 12 млрд. долларов. Из-за низких цен на сельхозпродукцию фермеры не могли расплатиться с долгами; их хозяйства и дома продавались с молотка; отходили банкам – держателям закладных[14].
В начале мая 1933 года администрация президента предложила Конгрессу законопроект о регулировании сельского хозяйства. По нему правительство, во-первых, брало на себя рефинансирование долгов фермеров перед банками; во-вторых, с целью повышения цен на сельскохозяйственную продукцию, оплачивало фермерам ограничение посевов зерновых и технических культур и выращивание скота.
Хью Лонг, а также сенаторы Бэртон Уилер из Монтаны и Элмер Томас из Оклахомы выступили с критическими замечаниями и дополнениями. Они предлагали, для облегчения положения фермеров, произвести девальвацию доллара и добавочную эмиссию серебряных денег. Президент согласился на соответствующее дополнение к закону, получившее название "поправки Томаса"[15] и закон о регулировании сельского хозяйства (Agricultural Adjustment Act) был принят. (В 1936 г. Верховный суд объявил Agricultural Adjustment Act неконституционным. В изменённом виде он был принят в 1938 г.).
Тем временем Гласс и Стигал, при поддержке администрации, снова предложили законопроект о банках. Основным содержанием его было разделение инвестиционных и коммерческих банков[16] и создание федеральной страховочной корпорации (Federal Deposit Insurance Corporation), гарантирующей вклады размером до 5 тыс. долларов. В новом законопроекте были учтены предложения Лонга и других сенаторов об ограничении прав национальных банков на образование отделений в штатах, участии в межбанковских операциях.
Прежние оппоненты законопроекта, включая Лонга, заявили, что поддержат его, если будет добавлен пункт о правительственных гарантиях для всех банков, и национальных и штатных.
Администрация Рузвельта предпочитала, чтобы гарантии страховочной корпорации распространялись только на банки ФРС. Но, в конце концов, она согласилась на предоставление страховочного обеспечения всем банкам. 16 июня 1933 года закон Гласса-Стигала о банках (Glass-Steagall Banking Act) вступил в силу.
Тогда же администрация Рузвельта направила в Конгресс законопроект "об оздоровлении промышленности" (National Industrial Recovery Act). Он состоял из двух частей. В первой части корпорациям предлагалось сформировать "кодексы поведения", включавшие фиксацию цен и минимальной зарплаты рабочим; выработку трудовых соглашений о рабочем дне; квотирование выпуска продукции в разных областях. Временно приостанавливалось действие антитрестовских законов. Оговаривалось право рабочих на коллективный договор с предпринимателями, запрещался детский труд и т.д. Вторая часть включала в себя программу общественных работ, на которую запрашивалось 3,3 млрд. долларов[17].
Лонг поддержал вторую часть законопроекта, об организации общественных работ: нечто сходное он проводил и в своём штате. Вместе с тем, он отметил, что, поскольку выделение средств на общественные работы и другие программы администрации Рузвельта не сопровождается – в отличие от программ Лонга в Луизиане – налоговыми реформами, то эти программы только перекладывают деньги из карманов одних бедных людей другим.
Однако первую часть законопроекта Лонг критиковал. По его мнению, регулирование цен в предложенной администрацией форме окажется выгодным лишь крупным корпорациям. Предполагаемые фиксированные цены на товары установят представители большого бизнеса, таким образом, этот ценовой механизм станет для крупных корпораций средством разорения конкурентов – мелких предприятий. Лонг говорил: "В этом билле имеются все недостатки социализма, но нет ни одного из его достоинств".
16 июня 1933 года Закон об оздоровлении промышленности вступил в силу[18]. Хотя Лонг после некоторых колебаний всё же проголосовал за этот закон, он остался о нём отрицательного мнения. Имея в виду ориентацию закона на выгоду крупного бизнеса в ущерб мелкому, он сказал: "Демократическая партия умерла сегодня".
Как было видно уже из первых её шагов, администрация Рузвельта последовательно вводила элементы регулируемой плановой экономики и корпоративного государства. В терминах того времени, такие государства назывались "фашистскими", по аналогии с Италией Муссолини. "Фашистскими" называл некоторые из программ Рузвельта и бывший президент США Г. Гувер: "среди ранних фашистских мер Рузвельта был Закон об оздоровлении промышленности… эти идеи ранее предлагались Джеральдом Свопом (Swope) из General Electric и Торговой палатой США. Во время кампании 1932 года Генри Гарриман, её президент, настаивал, чтобы я поддержал эти предложения, сообщив мне что м-р Рузвельт согласен с ними. Я сказал ему, что эти предложения – чистый фашизм, что это известное "корпоративное государство" Муссолини и отказался поддержать их в любом виде. Тогда он сообщил мне, что бизнес поддержит своими деньгами и влиянием Рузвельта. Так и произошло".
Основной вопрос, однако, заключался не в названиях, а в том, кто и в чьих интересах будет управлять этим корпоративным государством и планировать его экономику. Расширяя участие государства в экономических делах, Рузвельт одновременно назначал на ключевые посты в правительстве, руководстве новыми проектами и своими советниками представителей финансовой олигархии[19]. Сенатора от Луизианы такая политика не устраивала.
После первых встреч с Рузвельтом Лонг решил, что тот поддерживает идею "перераспределения богатства". Но деятельность новой администрации, а также её персональный состав быстро показали Лонгу, что Рузвельт-кандидат соглашался с ним только для получения дополнительной поддержки в избирательной кампании. "Он лгал мне", как-то заявил Лонг[20].
Назначение на ключевые должности в министерстве финансов и других правительственных учреждениях США лиц, связанных с Уолл- стритом, банковским домом Дж.П. Моргана; влияние на Рузвельта крупных финансистов, их определяющее участие в выработке курса администрации, как и личные дружеские связи Рузвельта с крупнейшими банкирами, привели к окончательному разочарованию Лонга в политике нового президента. 26 мая 1933 года Хью Лонг выступил в сенате с речью "Наши несменяемые правители", в которой подверг критике кадровую политику администрации. "Рузвельт наполнил казначейство людьми Моргана и сделал это после того, как пообещал "изгнать менял из храма"[21]. Вместо того, чтобы быть изгнанными, они не только заполнили храм, но и заняли властные места в нём, и теперь выносят суждения о тех немногих из нас, которые пытаются вернуть страну американскому народу". "Назначая таких лиц, администрация сводит на нет собственные попытки регулировать экономику в интересах народа". Законодательные предложения по установлению контроля над деятельностью крупных финансистов в таких условиях лишаются смысла, заявил Лонг. "Мы можем принимать любые законы, какие мы хотим, для контроля над деятельностью финансистов, но не будет иметь значения, что мы запишем в книгах, пока они останутся исполнителями закона". "С таким же успехом", добавил он, "мы могли бы принять закон об искоренении гангстеризма в США и назначить его исполнителем Аль Капоне"[22].
С лета 1933 года между обеими политиками фактически началась конфронтация. Лонг всё более резко критиковал меры правительства и предлагаемые им законы. Президент, в свою очередь, всё более явно выражал негативное отношение к позиции сенатора от Луизианы и старался ослабить его влияние. В июне 1933 года он отстранил Лонга от участия в распределении федеральных субсидий для Луизианы, что было особенно чувствительно во время депрессии. Одновременно администрация президента привлекла к этой работе политических врагов сенатора.
В начале 1934 года Лонг свёл свои идеи о "децентрализации богатств" в единый проект, программу общенациональных действий. В январе 1934 года он выступил в сенате с предложением экономической реформы. Лонг подверг критике политику правительства. "Администрация Рузвельта не взяла ни одной монеты у богатых… с таким же успехом можно было бы вернуть Гувера обратно", заявил он. Деньги берутся из карманов одних бедных людей, и выдаются другим бедным. Демократы во время предвыборной кампании обещали положить конец влиянию Уолл-стрита, но, придя к власти, не тронули банкиров, ответственных за кризис, а вместо этого занялись регулированием мелкого бизнеса, "от продаж цыплячьих окорочков до бычков". Лонг предложил сенату билль, включавший основные положения его программы: ограничение состояний, прогрессивные налоги на доходы и на наследство. Образовавшиеся от новых налогов средства должны были составить фонд для единовременной выплаты каждой американской семье на домашнее хозяйство в размере $5 тыс., что позволило бы иметь дом, автомобиль и радио; на гарантирование минимального ежегодного дохода $2-3 тыс. Далее, полученные деньги предлагалось использовать на социальные программы: бесплатное образование в школах, в колледжах для талантливых студентов; пенсии по старости достигшим 60 лет; выплату задолженностей ветеранам и предоставление им медицинских льгот; помощь фермерам; скупку излишков сельхозпродукции и создание её запасов; введение 30-часовой рабочей недели и 4-недельного отпуска рабочим; организацию общественных работ.
23 февраля 1934 года Лонг купил полчаса времени на NBC и изложил свою программу народу. Он объявил, что борьба за децентрализацию богатства в Америке вступает в следующую стадию – создания общенациональной организации. Название организации – "Разделим наше богатство" (Share Our Wealth), лозунг – "Каждый человек сам себе король". К ней могут присоединиться все, поддерживающие его идеи; для вступления достаточно написать письмо в адрес Лонга. Проект "Разделим наше богатство", по утверждениям Лонга, позволит преодолеть Депрессию и установить в Америке более справедливое общество. Он не ущемит реальных интересов людей, даже сверхбогатых, потому что 3-4 миллиона вполне достаточны для человека, его детей и внуков. Не разрушит он и большие корпорации, только ими теперь будут владеть не десятки, а десятки тысяч акционеров. С другой стороны, страна не сможет оставаться республикой, если 600 семей будут распоряжаться большей частью национального достояния.
Выступление Лонга вызвало резкую критику со стороны его противников – представителей большого бизнеса. В принадлежащих им газетах к уже использовавшимся по отношению к Лонгу ярлыкам добавилось выражение "фашистская демагогия"
В марте 1934 года Лонг провёл публичные дебаты о своей программе с Норманом Томасом, лидером Социалистической партии Америки. Социалист Томас, вслед за представителями крупных корпораций и банков, также назвал Лонга "фашистским демагогом".
Зато в народе обращение Лонга вызвало многочисленные положительные отклики. Его выступления по радио собирали до 25 миллионов слушателей. В офис Лонга потоком пошли письма; чтобы отвечать на них, он нанял 32 машинистки. По популярности среди фоторепортёров сенатор от Луизианы стал третьим в стране, после национального героя лётчика Ч. Линдберга и президента Рузвельта.
Создание общенационального движения. Деятельность Лонга по реализации своего плана повторяла, только уже на общенациональном уровне, его деятельность в Луизиане: программа – её пропаганда – сеть сторонников/ движение – политическая организация.
В августе 1933 года Лонг начал издавать газету "Американский прогресс" ("Луизианский прогресс" закрылся в 1932 году). В ней он печатал много новостей из Луизианы, особенно о своих программах. Сторонникам газета рассылалась бесплатно. В 1935 году её тираж составил около 375 тыс.; специальные выпуски печатались тиражом в 1,5 млн. Тогда же, в 1933 году, Лонг издал автобиографическую книгу "Каждый человек сам себе король".
Радиообращение Лонга к нации с призывом организовать движение "Разделим наше богатство" было встречено слушателями с энтузиазмом. По всей Америке стали создаваться клубы "разделения богатств" (это было одно из предложений Лонга). Число участников движения стремительно росло. Уже через месяц после выступления Лонга по радио, в марте 1934 года, их было 200 тысяч человек. К ноябрю 1934 года, то есть за 8 месяцев, в движении Share Our Wealth участвовало более 3,6 млн. человек по всей стране. (Для сравнения: население Луизианы составляло около 2 млн.).
Для развёртывания движения Лонг использовал, как базу, свою организацию в Луизиане. В качестве основного руководителя он пригласил Джеральда Смита, талантливого оратора, протестантского проповедника в Шревепорте. Смит с большим воодушевлением взялся за дело. Он активно пропагандировал программу Лонга, вербовал новых членов общества в Луизиане и других штатах; к концу 1934 года выступил перед миллионом слушателей. Выступления Смита встречали противодействие, вплоть до вооружённых нападений, но и количество сторонников программы Лонга продолжало расти.
Одной из причин быстрого успеха движения была простота и понятность широким массам населения его основных предложений. Другим фактором являлась личность Лонга, уже показавшего на практике, своей деятельностью в качестве губернатора штата, что он не только даёт обещания, но и выполняет их.
В феврале 1935 года движение "Разделим наше богатство" имело в своём составе 4,5 млн. членов. К июлю 1935 года их стало 7 млн. Разрасталась сеть клубов движения; их появилось около 27 тыс. по всей стране. Имелись и негритянские клубы. Постоянно расширялся список почтовых адресов участников. К апрелю 1935 года офис Лонга в сенате получал в среднем 60 тыс. писем в неделю. Всё это должно было составить ядро общенациональной политической машины Лонга. В 1935 году Лонг предпринял поездку по разным городам и штатам страны с рекламой своей программы.
Одновременно с пропагандой программы "Разделим наше богатство", Лонг продолжал защищать в Конгрессе интересы среднего класса американцев. Весной 1934 года он выступал в поддержку закона Фрезера-Лемке[23], распространившего условия банкротства на фермерские хозяйства. Согласно этому закону, если фермер не мог выкупить закладные, он имел право заявить о банкротстве, и после оценки его имущества чиновниками, выплатить кредиторам (сниженную) стоимость долга; сама выплата откладывалась на пять лет[24]. В январе 1935 года Лонг выступал против ратификации сенатом договора о Международном суде, настойчиво лоббировавшегося администрацией. В мае 1935 года Лонг поддержал билль Патмана о выплатах для военных ветеранов. Билль прошёл сенат и палату представителей, но Рузвельт наложил на него вето. Сразу после этого Лонг выступил с критикой президента. Он сказал, что в Первой мировой войне американцы "воевали за интересы больших банкиров", а сейчас те же банкиры, "всё тот же Барни Барух" и другие посоветовали Рузвельту наложить вето и ограбить ветеранов. "Рузвельт всегда спешил на помощь банкирам, но ничего не сделал для солдат", заявил Лонг.
Продолжение конфликта с администрацией. Ф. Рузвельт не только расходился с Хью Лонгом в социально-экономических вопросах, но и видел в сенаторе от Луизианы серьёзного политического соперника, способного помешать реализации его планов.
В январе 1934 года, стараясь найти компрометирующие материалы на Лонга, Моргентау, новый министр финансов администрации Рузвельта, дал указание налоговой службе и ФБР провести изучение финансового положения сенатора и его сторонников. Для расследования в Луизиану были направлены пятьдесят агентов. Проверяющим не удалось связать Лонга с чем-либо незаконным, но некоторые его помощники были обвинены в неуплате налогов.
В сентябре 1934 года Рузвельт обдумывал возможность послать войска в Луизиану, чтобы "восстановить там демократию"[25]. Впрочем, юридические советники отговорили его от этого плана.
Относясь к проекту Лонга в целом отрицательно, Рузвельт, однако, использовал отдельные его идеи. В свой "второй Новый курс" он включил социальное обеспечение, общественные работы, финансовую поддержку студентов. 19 июля 1935 года в послании Конгрессу он призвал к изменению системы налогообложения: введению больших налогов на наследство, прогрессивному налогу на ежегодные доходы свыше 50 тысяч долларов, дифференцированному налогообложению корпораций. По оценке финансового комитета сената предлагавшиеся меры могли дать в казну 340 миллионов долларов. Лонг заметил, что реализация его программы могла бы дать 165 миллиардов долларов.
"Я маленькая рыбёшка в Вашингтоне, но зато я Царь-рыба в Луизиане", говорил Хью Лонг. Работая в Конгрессе США, он продолжал контролировать политическую жизнь в своём штате. Губернатор Аллен был его союзником. В законодательном собрании большинство составляли его сторонники. Хотя и не имея на то официальных полномочий, Лонг продолжал разрабатывать и проводить через конгресс штата новые законы. Он часто приезжал в Батон Руж для участия в сессиях законодателей. В 1934- 35 гг. Лонг добивался введения новых налогов на продажи, отмены избирательного налога, изменения налогообложения недвижимости в пользу небольших хозяйств (homestead exemption). Ещё Лонг провёл то, что он назвал "налогом на ложь" – двухпроцентное налогообложение газетных реклам. Между августом 1934 и сентябрём 1935 гг. при участии Лонга состоялось 7 сессий законодательного собрания, на которых было принято 463 билля.
В начале 1934 года, порвав со "старыми демократами" и Уолмси, Лонг возобновил конфронтацию с муниципалитетом Нового Орлеана и включился в предвыборную кампанию по выборам мэра города. Он реорганизовал правительство штата и добивался предоставления губернатору права назначать всех штатных служащих.
С середины 1934 года деятельность Хью Лонга в штате начала встречать возрастающее сопротивление оппозиции. В январе 1935 года была сформирована анти-лонговская вооружённая организация. В неё вошли бывшие губернаторы Паркер, Плезант, новоорлеанский мэр Уолмси. 2 января 1935 года двести вооружённых лиц окружили администрацию восточного района столицы. Лонг и губернатор Аллен объявили военное положение, вызвали национальную гвардию, запретили публичные собрания больше двух человек. После столкновений с применением слезоточивого газа оппозиция покинула здание.
В июле 1935 года Лонг заявил, что существует заговор с целью его убийства, которое обсуждалось на встрече в отеле в Новом Орлеане. По его словам, на собрании присутствовали четыре конгрессмена, мэр Уолмси, бывший губернатор Паркер.
Подготовка к президентским выборам
Ещё когда Лонг путешествовал по городкам и деревням Луизианы как коммивояжёр, он говорил своей жене, что собирается стать сначала служащим штата, затем губернатором, затем сенатором и, наконец, президентом. В 1935 году Лонг написал книгу "Мои первые дни в Белом Доме", где рассказал, что он будет делать "после своего избрания президентом".
Биографы Лонга считают, что он не планировал участвовать в президентских выборах 1936 года. Он собирался бросить Рузвельту вызов на выборах кандидата от демократов, не рассчитывая на успех, но получив рекламу, расколов демократическую партию, и обеспечив успех республиканцам. Затем он собирался покинуть демократов и основать новую партию, используя движение Share Our Wealth как политическую основу. Он также планировал объединиться с популярным радиопроповедником, католическим священником Кофлином, "прогрессивным блоком" сената и некоторыми аграрными депутатами. Реальную же предвыборную президентскую кампанию для себя Лонг намечал на 1940 год.
Готовясь к президентским выборам 1936 года, Рузвельт поручил Дж. Фарли, одному из своих помощников, провести оценку возможностей Лонга. По расчётам получилось, что Лонг способен собрать до шести миллионов голосов в свою поддержку и, если даже он сам не попадёт в Белый дом, то вполне может помешать в этом Рузвельту.
Вечером 8 сентября 1935 года Хью Лонг приехал в Батон Руж, на очередное заседание законодательного собрания. В холле к нему подошёл местный врач-ларинголог Карл Вейс. После нескольких слов он выхватил небольшой пистолет и выстрелил в сенатора. Он успел нажать курок только один раз и был изрешечен пулями телохранителей Лонга. Лонг его не знал, несколько раз он спрашивал: "Кто этот человек? Почему он стрелял в меня?"
Хирург неумело провел операцию и Хью Лонг прожил после ранения лишь 48 часов. Он просил: "Боже, не дай мне умереть! Мне ещё так много надо сделать" (God don't let me die, I have so much to do).
По одной из версий, убийца стрелял потому, что его родственник лишился службы за выступление против губернатора. Смит, помощник Лонга, считал, что убийство было подстроено политическими противниками Лонга и что Карл Вейс был связан с Вейсами из окружения Лонга.
Программа Лонга ещё длительное время была предметом дискуссий на выборах в Луизиане. "За Лонга или против?" – то есть "за средних американцев или за крупные корпорации?" – оценивался каждый кандидат в губернаторы.
Хью Лонгу был поставлен памятник у Капитолия штата. Его имя было присвоено мосту через Миссисипи возле Нового Орлеана.
Газета "Нью-Йорк Таймс", известная своей "антифашистской" позицией, в статье-некрологе от 11 сентября 1935 года назвала Хью Лонга "фашистом". (Крупные ОПГ и обслуживающие их журналисты, как правило, называют "фашизмом" всё, что мешает им грабить и воровать). В самом деле, Лонг сделал немало для ограничения злоупотреблений крупных корпораций и улучшения жизни простых американцев. Сам же Хью Лонг, как бы отвечая на такую "критику" и предвидя будущее своей страны, однажды сказал: "Если фашизм когда-либо придёт в Америку, он придёт под маской антифашизма".
После Лонга его помощники прекратили конфронтацию со "старыми демократами". Маэстри, ближайший сотрудник Лонга, при поддержке обеих политических организаций, в 1936 году стал мэром Нового Орлеана, вместо ушедшего в отставку представителя "старых демократов" Уолмси[26].
Помощники Лонга прекратили конфликт и с администрацией Рузвельта, в ответ на что с них сняли обвинения в неуплате налогов. (Впрочем, Абрам Шушан, бывший помощник Хью Лонга, обвинявшийся в 1934 г. в сокрытии доходов, был всё же осуждён, в 1940 году, на 30 месяцев тюремного заключения, хотя и по другой статье – за мошенничество).
"Делить богатство" миллионерам Маэстри и Шушану также было неинтересно. Вейс и Маэстри, помощники Лонга по его организации в Луизиане, уволили пропагандиста движения Share Our Wealth Джеральда Смита и вообще закрыли эту программу. Список почтовых адресов участников исчез; скорее всего, он был уничтожен, чтобы предотвратить воссоздание движения.
Политическую организацию Лонга в Луизиане "унаследовал" Эрл Кемп Лонг (1895 - 1960 гг). Он конфликтовал с братом при жизни, но потом стал выразителем его программы. Эрл Кемп Лонг был вице-губернатором в 1936- 9 гг. и губернатором в 1939- 40, 1948- 52 и 1956- 60 гг. Жена Лонга, Роза Макконел была назначена на его место в сенате до окончания срока Хью Лонга, став первой женщиной-сенатором от Луизианы. Его сын Рассел Б. Лонг был избран в сенат США в 1948 году. Более поздними наследниками традиции Хью Лонга в Луизиане были губернаторы Джон Маккейтен и Эдвин Эдвардс[27].
Хью Лонг. Речь в сенате США 29 апреля 1932 г. (фрагмент).
…
Американская мечта, что все люди сотворены свободными, равными и наделёнными неотъемлемыми правами на жизнь, свободу и стремление к счастью, эта великая мечта, свет и надежда, почти исчезла сегодня, о чём знает каждый. Люди нашей страны искали разные способы спасти эту американскую мечту. Они обращали к демократам и республиканцам, врозь и по отдельности, но партийные организации и тех и других ничего не сделали, чтобы добиться в стране хотя бы даже приемлемых условий жизни. Мы обменяли власть тирана в трёх тысячах миль от нас на правление хунты финансовых рабовладельцев, по сравнению с которым английская тирания кажется кроткой.
Сегодня говорится много слов о священности собственности, о том, что владельцы сверхбогатств в Соединённых Штатах заработали их честным путём, благодаря своей личной предприимчивости, уму и способности к предвидению. Однако факт, что эти люди владеют громадными богатствами, в то время, как те, кто их создавал, живут в нищете, убедительно доказывает, что эти богатства не являются честно заработанными.
Группы Моргана и Рокфеллера контролируют 341 директорское место в 112 банках, железнодорожных конторах, страховых агентствах и других корпорациях. Недавно один из этой компании в послеобеденной речи процитировал слова газеты, что двенадцать человек в Соединённых Штатах контролируют бизнес всей страны, и добавил: "я являюсь одним из этих двенадцати, а вы остальными, так что утверждение совершенно верно".
Они издают законы, по которым людей могут заключать в тюрьму за их высказывания в военное время и другие, но нельзя удержать решимость американского народа по мере дальнейшего роста бедности и голода в стране.
Если мы окажется неспособными добиться перераспределения богатств, страна обречена. Не будет преувеличением сказать, что если мы не перераспределим богатства, мы потеряем Америку.
Хью Лонг. Несменяемые правители[28].
…После всех обещаний народу "выгнать менял из храма", после обещаний поворота к лучшему, к контролю народа над своим правительством, перед нами сейчас машут листком, на котором записаны фамилии боссов обеих партий, покупавших в компании Моргана за 20 долларов акции, рыночной стоимостью в 37 долларов.
Почему такое происходит? Говорят, проповедники некоторых религий считают, что религиозные взгляды, внушённые в 5, 6 или 10 лет, остаются с человеком на всю жизнь. История с компанией Моргана, и другие истории с мошеннической финансовой системой нашей страны и всего мира показывают, что они примечают перспективных лиц, влиятельных, или которые станут влиятельными, и помещают их в инкубатор. Они намечают таких лиц ещё в молодости, когда те только начинают подавать надежды, прикармливают и повязывают их, так, чтобы когда настанет критический момент, все должностные лица, принимающие решения, были обязаны им благодарностью и, следовательно, не предприняли бы ничего, нарушающего их интересы.
Я сейчас хочу коснуться политики нашего министерства финансов. Я не собираюсь критиковать эту политику – разве что в том, что она продолжает предыдущую, и, похоже, собирается продолжать её без конца, как сказано в древней книге: "что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем".
Нам говорят о честности. Министром финансов назначается человек, с ног до головы повязанный интересами Уолл-стрита[29], но нам говорят, и мы верим, что это честнейший человек, что он выдающийся и талантливый человек, не способный ни на что бесчестное. Затем его заместителем назначается человек, опять-таки связанный с домом Моргана, но нам говорят, что он честнейший, достойнейший человек, который ни в чём не уронит достоинства администрации. Затем юрисконсультом того же министерства назначается человек, связанный с домом Моргана, и поётся всё та же песня: он честный, порядочный, надёжный, достойный, компетентный человек.
Сенаторы, как вы думаете, можно ли людей, которые вышли из компании Моргана, участвовали в его делах, во всех мошеннических проделках, которыми там занимались последние 20 лет, и при демократах, и при республиканцах, можно ли этих людей оторвать от их окружения? Можно ли назначить таких людей управлять министерством финансов и при этом ожидать, что они изменят политику, которую всегда вело это министерство? Шансы народа Соединённых Штатов улучшить своё положение при этой компании не больше, чем шансы снежка уцелеть в раскалённой печи.
Возмутительно, что после того, как программа нашего кандидата в президенты была поддержана, после того, как в инаугурационной речи прозвучало обещание народу нашей страны "выгнать менял из храма", мы сегодня видим, как они не только заходят в храм, но и занимают в нём самые высокие места, откуда выносят суждения о тех немногих из нас, кто пытается вернуть Америку американцам.
Я никогда не испытывал большего отвращения к политике, чем сейчас, и я не представлял, как трудно добиться сдвига к лучшему в общественных делах, пока не задумался над результатами нашей предвыборной кампании – во время которой мы просили рабочих, уборщиц, всех людей пожертвовать нам свои гроши, обещая освободить их от незаконной и беспринципной власти финансистов, от контроля финансистов над правительством, доведшей народ почти до рабского состояния. Какими же разбойниками мы выглядим теперь, когда эти люди наблюдают за спектаклем передачи финансового ведомства в правительстве всё тем же клиентам Дж.П. Моргана.
Не имеет значения, какие законы мы примем для обуздания этих лиц, если исполнителями закона станут они сами. Мы можем принять любые законы для регулирования финансистов, но неважно, что мы запишем в книгах, пока они сами исполняют законы. Повторю ещё раз: всё равно, какой закон о налогах на доходы мы примем, всё равно, какой закон о налогах на наследство мы примем – если мы собираемся поручить исполнение этих законов тем, кого мы собираемся регулировать этими законами, то мы могли бы вообще не принимать никаких законов. С таким же успехом мы могли бы принять закон о ликвидации гангстеризма в Соединённых Штатах и поручить исполнение этого закона Аль Капоне.
Нас избрали под наши обещания освободить страну от влияния ростовщиков, а сейчас в сенатском комитете нам предъявляют доказательства, что эти люди не только контролируют законодательное собрание, не только контролируют партии, но и составляют наше правительство, так что нет никакого шанса освободиться обычным путём от их влияния и за два поколения. У нас вообще нет никаких шансов. Мы словно идём ночью по дороге, слева от которой стоит дом, и справа от которой стоит дом, Мы зашли в дом слева и попали в руки бандитов и разбойников, грабивших нас 4 года, пока мы не сумели вырваться от них. Затем мы зашли в дом справа, и обнаружили там таких же или почти таких же разбойников.
Мы искали по всей стране человека, который дал бы народу облегчение от бедствий, дал бы народу возможность вздохнуть новой жизнью, и после того, как мы перерыли всю страну в поисках такого человека и нашли его – он оказался карточным партнёром того, от которого мы только что избавились!
Я не хочу осуждать никого лично, я осуждаю систему, которая всё это допускает.
Сейчас палата рассматривает проект закона об общественных работах. Для него требуются деньги, три или четыре миллиарда долларов. Нужно найти эти деньги. Хуже всего было бы вводить налог на продажи. Почти так же плохо было бы возложить эти расходы на низкооплачиваемые группы. То, что надо было бы сделать, что обещала сделать наша партия – собрать эти деньги с богатых. Палата, похоже, отвергла предложение о налогах с продаж. Но теперь там ведётся дискуссия, следует ли вводить налоги на низко и среднеоплачиваемые группы. Это показывает, что ростовщики вовсе не изгнаны из храма, что их влияние ничуть не уменьшилось. Нам советуют собирать налоги с голодающих и безработных, вместо того, чтобы ввести те налоги, что мы обещали ввести. Нам нужно перестать колебаться и поднять налоги на высокие доходы и на наследства и уменьшить размеры крупных состояний.
Ещё раз повторю: бесполезно осуждать кого-либо лично. До тех пор, пока мы допускаем положение, когда несколько человек контролируют богатства всей страны, мы и не можем ожидать иных примеров, кроме тех, которые здесь видели.
Хью Лонг. "Разделим наше богатство"[30].
…Итак, я призываю американцев и американок немедленно присоединиться к нашей работе и к нашему движению.
Сейчас в Соединённых Штатах организованы уже тысячи обществ "Разделим наше богатство". Мы хотим, чтобы их было сто тысяч, в каждом уголке нашей страны – обществ, в которых люди встречаются, обсуждают, работают для того, чтобы громадное богатство нашей великой страны служило благу всех нас.
По милости Божией, наша страна в изобилии наделена всем, что только может понадобиться человеку. Поэтому мы предлагаем следующие законы:
1. Состояния мультимиллионеров и миллиардеров должны быть сокращены так, чтобы никто не мог владеть больше чем несколькими миллионами долларов. Мы можем сделать это, введя налог на капитал. Первый миллион мы не будем облагать налогом. Мы скажем его владельцу: "Окей, ты заработал свой миллион, но от остального своего богатства ты должен уделить часть другим". Таким образом, первый миллион долларов налогом облагаться не будет. Но второй миллион мы обложим налогом в 1 процент, так что каждый год этот человек будет платить со своего второго миллиона 10 тысяч долларов. Третий миллион мы обложим налогом в 2 процента. Четвёртый миллион мы обложим налогом в 4 процента. Пятый миллион мы обложим налогом в 8 процента. Шестой миллион мы обложим налогом в 16 процента. Седьмой миллион мы обложим налогом в 32 процента. Восьмой миллион мы обложим налогом в 64 процента и всё выше восьми миллионов мы обложим налогом в 100 процентов.
Такой ежегодный налог сведёт самые крупные состояния к 3-4 миллионам долларов. Но 3 или 4 миллиона вполне достаточны для человека, его детей и детей его детей. Мы не можем позволить одному человеку владеть большим состоянием, потому что тогда не останется достаточно средств для остальных.
2. Далее мы предлагаем ограничить доход или наследство, которые человек может получить за год, одним миллионом долларов.
3. Ограничив таким способом размеры состояний и доходов богатых людей, мы доставим в казначейство средства, которые направим на помощь людям, не имеющим ничего. Из этих средств мы предоставим каждой американской семье возможность иметь свой дом, автомобиль и радио.
4. Мы предоставим гарантированную возможность получения работы, еды и одежды всем, способным трудиться, сократив рабочую неделю до 30 часов, или даже меньше, и рабочий год до 11 месяцев, или даже меньше. Мы сократим рабочее время только для того, чтобы все имели возможность заработка, которого хватило бы на необходимое, и если окажется, что мы сократили рабочее время чересчур, то увеличим его снова. Пусть все способные трудиться производят автомобили, радио и другие удобства, и пусть они будут доступны каждому.
5. Мы обеспечим бесплатное образование за счёт штатов и Соединённых Штатов, и не только начальное и среднее, но также профессиональное и высшее. Мы просто распространим то, что уже сделано в Луизиане на всё образование и на всю страну. Да, нам придётся построить тысячи новых колледжей и нанять на работу ещё сто тысяч учителей; но у нас есть материалы, есть мужчины и женщины, способные и желающие трудиться. Почему возможность получить образование должна зависеть от размеров состояний родителей? Мы дадим право на получение образования каждому ребёнку с детства.
6. Мы обеспечим пенсиями всех, достигших шестидесятилетнего возраста, в размере, достаточном для достойной жизни.
7. До тех пор, пока мы не приведём все дела в порядок – а с помощью нашей программы мы приведём их в порядок за два месяца – мы объявим мораторий на все задолженности, которые люди не имеют возможности выплатить.
Вот наша программа, не слишком большая и не слишком маленькая, но достаточная, чтобы каждый человек стал сам себе король.
Сегодня в нашей стране сумма всех долгов, частных и общественных, составляет 252 миллиарда долларов. Это значит, что каждый ребёнок появляется на свет с 2 тысячами долларов долга. Богатства же заперты в сундуках немногих. Мы предлагаем, чтобы дети от рождения имели не жернов на шее, а шанс на успех, чтобы они появлялись в стране, где всем обеспечено право на жильё, еду, одежду и образование.
Наша программа никому не повредит. Миллионеры в нашей стране не исчезнут, наоборот, их станет десятикратно больше, потому что благодаря нашей программе множество людей получит шанс на успех. Наша программа не разрушит большие корпорации – единственная разница будет заключаться в том, что корпорацией будут владеть не 10 человек, а 10 тысяч.
Однако, друзья, если мы не разделим наше богатство, если мы не ограничим состояния богачей так, чтобы что-то оставалось и беднякам, мы никогда не сможем стать свободным и счастливым народом. Так сказал Бог![31]
У нас есть всё, что нужно человеку. Достаточно еды, одежды, домов – почему же нам не удаётся жить в комфорте, владея тем, что Бог дал нам? Потому, что немногие владеют всем, многим же не остаётся ничего.
Наверняка большинство из моих слушателей участвовали в пикниках. Мы часто собираемся на них – иногда тысяча человек и больше. Если на пикник приходит тысяча человек, мы должны приготовить для них достаточное количество бутербродов, напитков и так далее, чтобы хватило всем. Но представьте себе, что на таком пикнике для 1000 человек один человек заберёт 90% еды и убежит с нею, и будет её есть, пока не заболеет, а остатки бросит гнить. Тогда 999 оставшихся будут иметь еды, достаточной только для 100 человек, и многие будут голодать, из-за алчности одного, захватившего столько, сколько он съесть не в состоянии.
И вот, леди и джентльмены, весь американский народ приглашён на такой пикник. Бог пригласил нас есть и пить то, что мы хотим, выращивать зерно и хлопок для еды и одежды, добывать из земли железо, открывать тайны природы, чтобы сделать жизнь удобнее.
Но что мы имеем? Рокфеллер, Морган и вся их кампания захватили продуктов и другого добра столько, что его хватит на 120 миллионов человек, оставив достаточное лишь для 5 миллионов на все оставшиеся 125 миллионов. Поэтому столь многие сегодня вынуждены голодать и жить в нужде, если только мы не заставим эту кампанию вернуть взятое ими назад.
Джеральд Л.К. Смит. Выбор народа[32].
Девять лет назад Луизиана представляла собой феодальный штат. Ею правили лорды Нового Орлеана и больших плантаций: короли хлопка, риса, нефти, сахара, бананов и так далее. Простыми людьми распоряжалась, их запугивала, шантажировала политическая организация, известная как "Старые Демократы". Массы народа в городах и деревнях трудились как рабы, жили, не имея возможности выбраться из нужды. Рабочие союзы были слабыми; рабочие собрания были запрещены в большинстве городов; профсоюзных лидеров нередко избивали и даже убивали.
Штатом правили большие корпорации, в то же время перекладывая бремя налогов на бедняков. Торговая палата вкладывала капиталы в индустриальный север, а юг штата служил лишь источником дешёвой рабочей силы. Безграмотность была столь же обычной, как и батрачество. Хайвэи представляли собой узкие грязные дороги, со старыми паромами и высокими налогами на проезд. Леса продавались по доллару за акр, вырубались и вывозились, безо всякой пользы для местных жителей. Чтобы проехать через озеро Пончартрейн до Нового Орлеана и обратно, нужно было заплатить 8 долларов только налогов.
Да, конечно, у нас была пышная и блистательная аристократия, дворцы плантаторов, ежегодный фестиваль Марди Грас, лошадиные скачки, и всё те же верные защитники старого Юга, газеты. Да, конечно, старая аристократия Луизианы, с её лордами, герцогами и герцогинями должна была сохраняться, неважно, что при этом происходило с простыми людьми. А тем временем учреждения штата представляли собой позорное зрелище. В тюрьмах процветала коррупция. Половина детей не посещала школу. Большие группы взрослого населения не умели читать и писать. Почти никакого внимания не уделялось образованию негров. Профессиональное образование было доступно только детям привилегированных классов. Государственный университет с его 1500 студентами считался третьеразрядным. Туланский университет, единственный крупный университет штата, был недоступен большинству молодых людей из-за высокой стоимости обучения. Десять тысяч аристократов правили штатом с двухмиллионным населением, барахтающимся в нужде и не имеющим никакого представительства своих интересов.
Хью Лонг вырос в сосновых лесах Виннфилда. Он видел, как продавали по доллару за акр деревья, каждое из которых стоило десять долларов. Он остро ощущал несправедливость. Он знал, как трудно было получить высшее образование. Он интуитивно ощущал, каким должно быть лучшее общество. Уже к двадцати годам у него возникла идея "разделить наше богатство". Вскоре он объявил, что будет баллотироваться в губернаторы. Его высмеивали, его похлопывали по плечу, ему сочувствовали. Но он был похож на мустанга – такой же сильный, грубый, резкий – и в то же время смышлёный. В тридцать лет он стал лучшим адвокатом в Луизиане. У него были внешние манеры популиста, говорящего людям то, что они желают услышать, но глубина государственного деятеля. Эта двойственная натура являлась источником многих его успехов. Он был очень работоспособен. Он ездил по пыльным дорогам, пробирался сквозь грязь и вскоре стал лучшим другом бедных людей. После пятнадцати часов напряжённой работы ему было достаточно трёх часов, чтобы выспаться и снова начать работать. Он нашёл себя в помощи этим печальным, пребывающим в постоянной нищете людям. В то же время, он был лучшим юмористом в Луизиане. Это был его конёк, но за юмором у него скрывалось глубокая симпатия к нуждам народа.
В 1928 году он был избран губернатором. Он дал столько обещаний, что даже самые преданные его сторонники сомневались в возможности все их выполнить. Но он прибыл в Батон Руж, снёс старый губернаторский дворец, выстроил новый Капитолий, построил новые университетские здания, отказался посещать банкеты и, вместо того, чтобы сблизиться с элитой, открыл губернаторскую приёмную для своих босоногих друзей. Он выстроил в шеренгу банкиров, он наносил удар за ударом по батрачеству, он отдавал приказания Стандард Ойл, банковским трестам и феодальным лордам. Клубы для избранных, спекулянты, короли лотерей – и, чтобы не забыть, ведущие церковные проповедники со своей паствой – объединились, чтобы убрать этого "дикого", "ужасного", "гадкого", "плохого" человека. Но импичмент провалился. Сенаторы штата, депутаты и чиновники начали слушаться его приказаний как почтительные слуги – не из страха, а скорее как взволнованные родители слушаются указаний врача для выздоровления своего ребёнка. Друзья и враги признали его самым искусным политиком Луизианы.
Были введены налоги на газ, нефть, лес и другие природные ресурсы, которые позволили предоставить бесплатные учебники всем школьникам, белым и чёрным, богатым и бедным, в общественных и частных школах. Плата за телефон была снижена, плата за газ была снижена, плата за электричество была снижена. Были открыты вечерние школы и 149 тысяч взрослых научились читать и писать. Затем появились бесплатные паромы, новые бесплатные мосты, бесплатная медицинская школа – ничуть не хуже, чем любая другая в нашей стране. Были организованы бесплатные автобусы для перевозки школьников, гарантированы права рабочих союзов, оказана помощь инвалидам, вдовам и сиротам, организованы передвижные библиотеки, через непроходимые болота были проложены новые дороги. Недавно был отменён регистрационный налог и 300 тысяч человек получили возможность проголосовать. Были отменены налоги на небольшие дома и фермы – что освободило от платы за недвижимость 95% негритянского и 70% всего населения штата. Это переложило налоговое бремя с рабочих на тех, кто получает доходы от их труда.
Всего этого нелегко было добиться. На Хью Лонга неоднократно организовывались покушения. Ещё больше было попыток его оклеветать. Лучшими друзьями заговорщиков и клеветников были всё те же газеты. На митингах в поддержку нашего движения выкрикивались угрозы, на нас направлялось оружие, все мыслимые трудности воздвигались на нашем пути наёмниками. Перед последней сессией законодательного собрания, когда прошёл слух, что налоги будут полностью переложены с бедных на богатых, газеты уже прямо начали призывать к насилию. Они поддерживали массовые митинги в столице штата, требовали прибывать на них вооружёнными, и почти открыто выражали надежду, что Хью Лонг будет убит. Хотя эти митинги пользовались поддержкой всей прессы штата, но, благодаря решительным действиям губернатора Аллена и сенатора Лонга, их намерения провалились. Закон о моратории на выплату долгов защитил дома и фермы от распродаж.
Среди всего этого, Хью Лонг был избран в сенат США и стал проповедовать в Вашингтоне то, что он уже реализовал в Луизиане. Он предложил там первый настоящий законопроект о перераспределении богатства.
3 февраля 1934 года он основал общество "Разделим наше богатство" и призвал американских граждан организовываться для того, чтобы достичь следующих целей:
1. Ограничить бедность минимумом в 5000 долларов семейного имущества.
2. Ограничить богатство максимумом в 10 миллионов долларов.
3. Сделать доступным для всех высшее образование; добиться, чтобы возможность учиться зависела от способностей, а не от состояния родителей. Если молодых призывников-солдат кормят, поят, одевают для того, чтобы научить их как надо убивать, то следует предоставить талантливым ребятам такие же возможности, чтобы научить их, как лучше обустроить жизнь.
4. Занятость для всех путём сокращения рабочего времени.
5. Полная выплата пособий ветеранам.
6. Пенсии по старости.
7. Общенациональные программы для ликвидации безработицы.
Одновременно с работой по реализации этого проекта, сенатор Лонг участвовал в изменении законодательства о банках, в продвижении закона Фрезера-Лемке о моратории на выплату задолженностей фермеров и многих других законов в пользу ветеранов и рабочих.
Газеты сообщают нам, что сенатор Лонг – диктатор. Но факт заключается в том, что власть в Луизиане перешла от феодальных лордов и их услужливых газет к простому народу, который избрал лидера, защищающего его интересы. Во время работы последней сессии законодательного собрания этим летом много писали, что Хью Лонг манипулирует губернатором и депутатами. А факты таковы: принятая законодателями программа была вынесена на референдум, и народ поддержал каждый важный пункт этой программы соотношением голосов 7:1.
Демагоги не беспокоятся об образовании для своего народа. Они процветают на его невежестве. Они могут обещать то же, что обещал и Хью Лонг, но они никогда не будут выполнять свои обещания. А Лонг все свои предвыборные обещания выполнил. Мы, его последователи, восхищались им и были рады, что можем помочь ему. Он никогда не лгал нам. Он не искал козлов отпущения. Наоборот, он брал на себя ответственность за наши ошибки.
Общества "Разделим наше богатство" насчитывают сегодня в Луизиане 326 тысяч членов. По всей Америке мы собрали уже 3 миллиона участников. Мы не боимся критики. Наши критики становятся нашими горячими сторонниками, когда убеждаются, что были неправы. Наш план легко понять и разъяснить. Следовательно, мы не зависим от прессы. Мы не манипулируем сознанием людей, а только раскрываем и высказываем то, о чём думают сами люди. Миллионы присоединились к нам, лишь услышав о нашей программе.
Джеральд Смит – главный помощник Хью Лонга по организации движения "Разделим наше богатство".
Джеральд Л.К. Смит (Gerald Lyman Kenneth Smith) (1898 - 1976 гг.) Смит был родом из Висконсина; его семья происходила от английских пионеров. Дед, Захария Смит, переехал в Висконсин из Вирджинии; занимался фермерством; проповедовал по воскресеньям, принадлежа к протестантской секте "Ученики Христа"; имел десять детей. Вся семья Смитов была глубоко религиозной; каждый день в ней читали отрывки из Библии. В соответствии с баптистско-евангелическими обычаями, Джеральд был крещён в 7 лет. В 1916 году он стал проповедником. В 1922 году женился на Элне Соренсон, происходившей из семьи датских эмигрантов.
В 1928/9 г. Смиты переехали на юг, в Шревепорт (Луизиана). Джеральд Смит стал служить там проповедником. В своих выступлениях он критиковал коррупцию, эгоизм больших компаний; был близок ко взглядам Хью Лонга. Однажды Смит предотвратил, с помощью Лонга, захват дома своего прихожанина местным банком за долги.
Позиция Смита вызвала раздражение части богатых прихожан. В 1932 году он был вынужден оставить службу. Несколько месяцев Смит был без работы. Потом Лонг пригласил его участвовать в программе "Разделим наше богатство".
В 1934 году Смит начал проводить кампанию в Луизиане. К концу года он выступил перед миллионом слушателей.
Деятельность Смита по реализации плана Лонга была столь успешной, что в феврале 1935 г. в организацию вошло 4,5 миллиона участников, к июлю – 7 миллионов. Вместе с тем, его выступления встречали противодействие, вплоть до вооружённых нападений.
В 1935 году, после убийства Лонга, Смит был уволен его помощниками, которые закрыли программу "Разделим наше богатство". В конце 1935 г. Смит перебрался в Нью-Йорк, где присоединился к группе, возглавляемой ФрэнсисомТаунсендом, на которого стал работать и Эрл Кристенберри, бывший секретарь Лонга. В 1936 году Смит, Таунсенд и патер Кофлин сформировали партию "Союз", как альтернативу "новому курсу" Рузвельта.
Ф. Таунсенд, Дж. Смит, патер Кофлин (слева направо); 1936 г.
Убийство Лонга, программу которого Смит горячо одобрял и с которым он связывал своё будущее, а также ликвидация помощниками Лонга движения "Разделим наше богатство" резко радикализировали взгляды и политическую деятельность Смита. Он стал публично выступать против администрации Рузвельта и еврейского лобби в Америке. Утверждал, что убийство Лонга было подстроено евреями и сторонниками Рузвельта; что К. Вейс, убийца Лонга – еврей, связанный с евреями Вейсами из организации Лонга.
В 1940- 41 гг. Смит активно участвовал в деятельности комитета "Вначале Америка" (AFC), выступавшего против вовлечения Соединённых Штатов в войну против Германии. Особенно остро Смит выступал против Рузвельта, как главного сторонника войны; он утверждал, что "Рузвельт более опасен для нашей страны, чем Гитлер"; переделывал его фамилию в Розенфельд – намекая, что он по происхождению еврей или находится под влиянием еврейского лобби и проводя аналогию с бывшим видным российским большевиком Каменевым- Розенфельдом. После Пёрл Харбора и самороспуска AFC, Смит основал партию "Вначале Америка".
В 1942 году Смит организовал журнал "Крест и флаг" (The Cross and the Flag) и стал его редактором. Журнал занимал патриотическую и христианскую позицию. "Слова американец и христианин сопрягаются", утверждал Смит.
Рузвельт лично приказал ФБР расследовать деятельность Смита. В 1942 году Эдгар Гувер назначил агента для слежки за Смитом. Изучались его финансовые дела, переписка, публикации, прослушивались телефонные разговоры.
Выступления Смита встречали противодействие со стороны еврейских активистов и коммунистов. Затем Американский еврейский комитет решил применить к нему тактику бойкота-замалчивания. Это решение поддержали Американский еврейский конгресс и Бнай Брит. Их представители потребовали от редакторов газет не печатать никакой информации о Смите и не отвечать на его выступления.
В 1950-х гг. Смит поддерживал антикоммунистическую деятельность сенатора Маккарти; называл его "бесстрашным государственным деятелем". Когда в 1954 году сенат рассматривал резолюцию об осуждении Маккарти, Смит приехал в Вашингтон, чтобы участвовать в кампании в поддержку сенатора. Считал, что против Маккарти устроен заговор, возглавляемый Барухом, в котором объединились левые проповедники, марксистские интеллигенты, манипулируемые редакторы газет, коммунисты на радио и телевидении.
В 1960-х гг. Смит обосновался в город Эврика Спрингс (Eureka Springs), штат Арканзас, где продолжил свою публицистическую деятельность, и кроме того, решил создать парк-галерею на религиозные темы. Центральное место в нём заняла громадная крестообразная статуя Христа. Он планировал также построить в горах возле Эврика Спрингс аналог древнего Иерусалима.
С годами позиция Смита по политическим вопросам мало изменилась. Он по прежнему выступал в поддержку фермеров и мелких бизнесменов, за нормальный образ жизни; против антиамериканской пропаганды и влияния еврейского лобби в политике и культуре. Смит выступал против курения, употребления алкоголя, наркотиков, распространения дегенеративного искусства и порнографии. Всё это, по его словам, навязывается американцам их врагами, чтобы ослабить народ и беспрепятственно грабить его. Главную роль в этом он отводил евреям: они, по мнению Смита, распространяют рекламу табака, порнографию, рок-музыку; контролируют Бродвей, театры, телевидение, и популяризируют всё, что возбуждает низменные инстинкты. Телевидение он вообще категорически осуждал: "телевидение – это проклятье человечества, оно гипнотизирует нацию". Смит делал и другие критические замечания по отношению к евреям. Он напоминал, что евреи организовали большевистскую революцию в России, убили при этом миллионы христиан и разграбили собственность страны; что их было большинство в правительстве Ленина, да и сейчас остаётся немало в руководстве СССР; кроме того, они продвигают наверх русских, женатых на еврейках. Смит считал, что холокоста не было, или что он был преувеличен евреями: "большинство евреев, которых "убил" Гитлер, гуляют сегодня по улицам американских городов". Популярного в еврейской прессе физика Эйнштейна он считал плагиатором.
Смит осуждал распространение атеизма и разных лженаук среди американских священников, связывая это явление с деятельностью коммунистов: "…десять тысяч коммунистов среди американских священников… люди хотят слушать Евангелие, а им вместо этого рассказывают про фрейдизм, атеизм и прочее подобное". Он выступал против контроля над рождаемостью, женского движения, которым, по его словам, "руководят лесбиянки, извращенки, мужеподобные бабы"; против секс- просвета, абортов и гомосексуализма.
Дж. и Э. Смиты у памятника Хью Лонгу в Луизиане
Уильям Лангер. Памяти Хью Лонга[33].
Я хотел бы сегодня отдать дань памяти выдающегося государственного деятеля и друга простых людей Хью Пирса Лонга.
Люди Северо-Запада, знающие его дела и не обращающие внимания на злобную пропаганду газет, вспоминают его с самыми тёплыми чувствами. Некогда было сказано, что "раз или два в поколение появляется выдающийся человек из народа" – тот, кто соединяет в себе простоту, скромность, прирождённую честность и острую реакцию на несправедливость обычных людей. Таким человеком и был Хью Лонг.
Возможно, одной из главных причин его популярности в сельскохозяйственных штатах Северо-Запада было время, когда он жил. Цены на зерно упали до 7 центов за овёс, 24 за пшеницу, 11 за рожь, 17 за кукурузу, что было катастрофой для фермеров. Хью Лонг видел, что люди производят продуктов намного больше, чем им нужно для пропитания – и в то же время живут на краю нищеты, из-за действий внешних сил. Он видел, что люди нуждаются в лидере, который обеспечил бы им справедливые цены и социальную защиту. В течение короткого времени по его призыву в одной только Северной Дакоте образовалось более 400 клубов движения "Разделим наше богатство". Он требовал организации страхования от несчастных случаев на производстве, введения пособий по инвалидности, по болезни, по беременности, для защиты семьи при потере кормильца. Из-за очень высокой стоимости частного страхования люди считали, что только его программа обеспечит им надёжную социальную защиту.
Поскольку он жил в нескольких тысячах миль от нас, лишь немногие жители северо-западных сельскохозяйственных районов знали Хью Лонга лично, но тысячи слушали его выступления по радио, читали его речи и верили ему.
Для наших фермеров – и не только для них, но для всех бедняков, составляющих сейчас около трети нашего народа – он казался долгожданным лидером, способным разрешить мрачный парадокс современности, когда мимо до отказа набитых зернохранилищ и лавок с товарами проходят тысячи голодных и оборванных мужчин и женщин. Люди, к которым обращался Лонг, знали слишком хорошо, что если кормилец в семье заболеет, то к потере заработка им добавятся расходы на докторов, лекарства и больницы. Они знали слишком хорошо, что болезнь для них – самая расточительная роскошь; что рождение ребёнка часто опустошает бюджет, что расходы на похороны ввергают в долги, расплачиваться за которые приходится годами. Хью Лонг обращался именно к таким людям: фермерам, рабочим, безработным, "средним американцам".
Вряд ли кто-нибудь ещё так хорошо понимал нужду бедных и жестокость богатых. Хью Лонг знал, как бороться за справедливость, он знал, как победить огонь огнём, силу – силой, жестокость – жестокостью. И поскольку он имел смелость бороться за то, что считал правильным, и знал, как это делать, он стал как примером для подражания многим людям в их стремлении к более справедливому обществу, так и объектом постоянной ненависти многих своих врагов.
Борьба, которую он вёл, была столь отчаянной, что даже после смерти его не оставляют в покое. Даже сейчас, когда прошло уже пять лет с того момента как его тело опустили в могилу – которая всегда будет местом поклонения для тех, кто любит честность, порядочность и справедливость – всё ещё предпринимаются попытки его оклеветать.
Но эта ложь не одурачит фермеров, рабочих, мелких бизнесменов; школьников, которые могут сегодня учиться потому, что Хью Лонг добился бесплатных учебников для них; граждан, которые могут сегодня голосовать потому, что Хью Лонг добился для них отмены избирательного налога. Эти люди знают, что в своей борьбе за лучшую жизнь их всегда будет вдохновлять благородный, решительный, бесстрашный защитник простых людей Хью Лонг.
Уильям Лангер (Langer) (1886 - 1959 гг.). Из Северной Дакоты. С 1916 г. прокурор штата. Член Внепартийной лиги. В 1932- 34 и 1936 - 40 гг. губернатор штата. В 1940 - 1959 гг. сенатор США от Сев. Дакоты.
На постах губернатора и сенатора постоянно проявлял заботу о делах фермеров: установлении справедливых цен на сельскохозяйственную продукцию, государственных дотациях, организации здравоохранения.
Твёрдый противник участия США во Второй мировой войне. В 1945 г., после окончания войны, только У. Лангер и Х. Шипстед из Миннесоты голосовали против ратификации сенатом США устава ООН.
Послесловие. План Лонга и дух времени.
Богатство имеет не только денежное выражение форму. Относительно нетрудно ввести сверхналоги на денежные сверхсостояния – но что делать с такими формами богатств, как "корпорации" или "сетевые структуры", принадлежащими частным лицам или ФПГ? "Сконцентрированными богатствами" являются и идеологические, религиозные, родственные связи внутри различных группировок, в т.ч. этнических или религиозных ОПГ. Более того, нетрудно показать на примерах, что подобные ОПГ, будучи лишёнными других форм богатства, быстро восстанавливают его за счёт монополизации торговли и других потоков ресурсов. Поэтому план Лонга, даже если бы он был осуществлён, мог иметь значение только временной меры в устранении угрозы обществу со стороны "концентрированных богатств".
Главная же проблема плана Лонга заключалась в том, что предложенная им децентрализация богатства противоречила духу времени. Формирование финансово-промышленных групп; глобализация экономики; ликвидация независимого бизнеса; захват СМИ, политической власти и установление прямого или косвенного правления олигархии – это был не только естественный путь эволюции капитала, ориентированного на личное и корпоративное обогащение, но и основной тренд тогдашней американской истории. Денежные средства олигархии, реализовывавшей этот тренд, принадлежали уже не столько ей, сколько духу времени; начиная с какого-то этапа они использовались преимущественно как средства преобразования социума, построения нового мирового порядка; который, впрочем, тоже, как и контроль над СМИ и правительством, являлся для олигархии формой богатства, "выгодным размещением капиталов". Поэтому децентрализация богатств задевала не только личные денежные интересы владельцев крупных состояний и даже не только денежные интересы их групп, но и шла вразрез с направлением тренда американской (и мировой) истории; представляла собой угрозу ему, тем большую, что Лонг действовал не в одиночку, а возглавлял масштабную организацию. Как известно из истории, в экономике и политике иногда случаются заметные вариации главного тренда движения. Но их реализация требует более продуманных планов, чем тот, который предложил Хью Лонг. Его прямолинейная попытка перераспределить в интересах народа денежные ресурсы финансовой олигархии США вызвала быстрый энтузиазм в обществе, и так же быстро потерпела неудачу.
Союз за социальную справедливость
против интернационализации Америки
Приложения
Чарльз Кофлин. Новый Ирод – международный банкир
Льюис Макфадден. Речь в палате представителей Конгресса
Послесловие. Федеральная Резервная Система; её защита и критика.
Чарльз Эдвард Кофлин (Coughlin) родился 25 октября 1891 года в канадском городке Гамильтон, расположенном в провинции Онтарио. Его отец Томас, как и мать Амелия Махони, были потомками ирландских иммигрантов.
Чарльз учился сначала в местной католической школе, потом в готовившем священников католическом колледже св. Михаила в Торонто, принадлежавшем монашескому ордену св. Василия[34], потом в семинарии св. Василия там же. Во время обучения Кофлин проникся распространявшимися тогда в католической церкви идеями необходимости социальной ответственности частного предпринимательства и справедливого переустройства капиталистического общества.
С конца XIX века католическая церковь заняла более активную позицию в социально-экономических вопросах. Это было обусловлено, главным образом, требованиями найти христианскую альтернативу распространявшимся тогда в Европе и Америке социалистическим движениям, по большей части атеистическим и антицерковным. Возникла задача разработать христианскую концепцию справедливого общества применительно к условиям индустриального капитализма.
Эта задача решалась в соответствии с положениями ведущего авторитета католической церкви Фомы Аквинского (XIII в.), учившего о необходимости баланса между личными правами и социальной ответственностью человека. Фома признавал экономические права индивида, но подчёркивал, что эти права должны учитывать нужды других людей: "Человек не должен рассматривать внешние блага как свои собственные, но как общие; таким образом, человек должен с готовностью делиться с другими, когда он видит их в нужде".
В мае 1891 года Лев XIII издал энциклику Rerum Novarum, получившую название "Права и обязанности капитала и труда". В ней он подверг критике социалистическую доктрину "обобществления собственности" с религиозной, "природной", и экономической точек зрения: Библия запрещает воровство; частная собственность "естественна" для человека, а потому законна; её обобществление лишит людей стимула к труду. Однако собственник должен распоряжаться своим имуществом не произвольно, а в духе приведённого выше положения Фомы Аквинского, вытекающего из Евангелия. Кроме того, признание законности частной собственности и требование её защиты государством сопровождалось в энциклике признанием законности рабочих союзов, необходимости защиты прав рабочих со стороны государства и определённого вмешательства государства в экономическую жизнь – как для более справедливого устройства общества, так и для противостояния влиянию социализма и радикализма в мире. Лев XIII призвал католическое духовенство к большему участию в решении социально-экономических проблем общества, исходя при этом из учения христианской церкви. Энциклика Rerum Novarum оказала влияние на ряд промышленников- католиков.
Во время обучения Кофлин усвоил эти идеи, а затем, в своих проповедях и публикациях старался их развивать и реализовывать – притом с немалым успехом: уже в колледже он получил высокую оценку как способный оратор.
В июне 1916 года Кофлин стал священником. Вернувшись в родной Гамильтон, он прочитал в городском кафедральном соборе св. Марии свою первую публичную проповедь.
Несколько лет Кофлин преподавал в василианском колледже Успения, небольшой школе близ Виндзора (Онтарио), по другую сторону реки от американского Детройта.
В 1923 году он покинул колледж и стал приходским священником диоцеза Детройта, который возглавлял епископ Майкл Галлахер[35]. Тогда же он стал гражданином США.
В 1926 году Кофлин перебрался в пригород Детройта Ройал Арк. Это был район, в котором жили, в основном, автомобильные рабочие, и где имелось только 32 католические семьи. Заняв в своём диоцезе деньги, Кофлин выстроил новую церковь, Shrine of the Little Flower of Jesus[36], вмещавшую 600 прихожан.
Чтобы расплатиться за сделанные долги, он решил привлечь пожертвования. С октября 1926 года Кофлин начал вести по местному радио еженедельный "детский час" – библейские истории для детей.
В 1926 году, когда Кофлин начал свои радиопроповеди, коммерческому радио в Америке было всего лишь шесть лет. Национальная сеть радиовещания NBC появилась тогда же, в 1926 году.
Радиопроповеди Кофлина вызвали интерес и симпатию слушателей. "Отец Кофлин говорил так добросердечно, выразительно, эмоционально и пленительно, что каждый, кто слышал его, почти автоматически включал радио, чтобы послушать снова. Это был, без сомнения, один из выдающихся ораторов XX века"[37]. К нему пошли пожертвования, притом не только из Детройта, Мичигана, но и из соседних штатов. Вскоре их сумма стала достаточной для оплаты сделанных при строительстве долгов, а пожертвования не прекращались. В 1928 году Кофлин решил украсить церковь и сделать её каменной. В 1931 году обновлённая церковь была освящена.
С 1929 года Кофлин стал вести передачи не только для Детройта, но и на радиостанциях Чикаго и Цинциннати, а в 1930 году заключил контракт с компанией CBS, вещавшей на всю страну. Тогда же, наряду с религиозными темами, он стал затрагивать социальные вопросы. Его первая "политическая проповедь" состоялась в начале 1930 года и была посвящена проблемам семьи. Кофлин раскритиковал коммунистические власти СССР за разрешение свободных разводов и другие действия против христианской семейной морали. Он отметил, что эти же тенденции распространяются и в США, где за последние 10 лет развелось более двух миллионов человек, и связал их с коммунистической пропагандой в стране. "Большевизация Америки идёт уже 10 лет", заявил он.
Политические проповеди Кофлина имели успех, и он продолжил их. Одной из основных тем его выступлений в начале 1930-х гг. и позже была критика коммунистической идеологии – за обобществление частной собственности и за борьбу против христианства.
Выступления католического священника против коммунизма привлекли внимание политиков. В июле 1930 года Гамильтон Фиш, лидер республиканцев в палате представителей, пригласил его выступить перед комитетом палаты по расследованию подрывной и коммунистической деятельности, который он возглавлял. Кофлин согласился и в своей речи в Конгрессе осудил социалистические теории. Одновременно он высказал критику в адрес предпринимателей- капиталистов, в частности, Форда. Помимо прочего, он заявил, что "Генри Форд – величайшая сила в интернационализации рабочего движения в мире". Возможно, Кофлин решил раскритиковать именно Форда из-за тогдашних контрактов автопромышленника с СССР. Позже, познакомившись с Фордом ближе, Кофлин изменил своё мнение о нём. Впрочем, высказанное Кофлиным в адрес Форда обвинение в "интернационализации" было по существу верным: Форд сам неоднократно и с одобрением отмечал, что научно-технический прогресс, в том числе его собственная деятельность, "связывает мир как никогда раньше".
Социальная ответственность предпринимателей была второй основной темой радиовыступлений Кофлина. Он говорил, что право на частную собственность вовсе не означает возможности её произвольного использования. "Чтобы было понятнее, приведу пример: если у меня есть автомобиль, разве это значит, что я могу ездить так, как мне вздумается?" Осуждая социализм, коммунизм и "сходные ложные социальные и экономические теории", Кофлин подчёркивал, что к этим "фальшивым доктринам" рабочих подталкивает алчность капиталистов, и призывал фабрикантов улучшать положение наёмных работников, платить им справедливую и достойную зарплату. "Пусть рабочие не стремятся к социализму из-за жадности хозяев", говорил он. В этом Кофлин следовал положениям энциклики Rerum Novarum; как и Лев XIII, он считал, что лучший путь победить "фальшивые идеологии" – социально-экономические реформы, которые сделают капиталистическое общество более справедливым.
Обращаясь же к рабочим, Кофлин напоминал, что за их проблемы часто ответственны не столько работодатели, сколько экономические условия: "Если вы хотите бастовать, м-р Рабочий, не только откладывайте свой инструмент, но и поднимайте свой голос против финансовой системы, которая держит вас в кабале".
В своих выступлениях радиопроповедник затрагивал и другие политические темы. Как и сенатор от штата Луизиана Хью Лонг, он осуждал "концентрацию богатств в руках немногих", указывал на её опасные социальные последствия: разорение небольшого бизнеса, потерю им независимости; долговую кабалу. "Фермеры из счастливых, процветающих, богобоязненных людей превращаются в жалкие личности, умоляющие правительство о помощи". Аналогично Лонгу, он отмечал стремление финансовой олигархии установить контроль над газетами, "громадную волну прямого банковского владения национальной прессой". (Ср.: "Финансовые воротилы начинают определять редакционную политику почти всех публикаций в США… они позволяют нам получать только такую информацию, которую считают нужной нам знать" (Хью Лонг)). Кофлин критиковал Федеральную Резервную Систему, как неконституционное учреждение, узурпировавшее право Конгресса печатать деньги; то же говорил конгрессмен Л. Макфадден, с которым Кофлин поддерживал отношения (см. речь Макфаддена в Приложении). Он осуждал международных банкиров за их спекулятивные махинации и пренебрежение интересами общества; участие Соединённых Штатов в Первой мировой войне, "которую спровоцировала Англия и правящие ею интернациональные банкиры. Они втянули Америку в войну, заставили обманутых людей взяться за оружие ради интересов международных финансистов". (Ср. аналогичное мнение Хью Лонга: "в действительности мы боролись, чтобы сделать мир безопасным для деспотов и диктаторов. Деспотизм, деградация, отчаяние в мире - это результат заговора организованного банком Англии, чья алчность спровоцировала войну, превращая мясников этой войны в миллиардеров"). Осуждал "сухой закон", введённый в США в 1920 году, поскольку этот закон, по его мнению, привёл к распространению гангстеризма. (Протестанты в США в целом поддерживали "сухой закон", католики были против него). По большей части Кофлин вёл политические проповеди в общих словах, не называя имён; критиковал явления, идеи, а не конкретных людей.
Кофлин выступал на митингах; принимал участие в профсоюзном движении; занимался благотворительностью, используя присылаемые ему пожертвования. Весной 1931 года он устроил грандиозный пикник для детей, на который пришли более 20 тысяч человек.
В начале 1930-х годов самой острой проблемой в США являлась Депрессия. Кофлин неоднократно подвергал критике правительство Герберта Гувера за неумение справиться с кризисом и за его социальную политику. В Белый Дом начали поступать многочисленные письма от поклонников Кофлина с призывами прислушаться к рекомендациям священника.
Администрация президента с раздражением реагировала на эти непрошеные советы. В январе 1931 года руководство CBS решило вмешаться в деятельность радиопроповедника. Вице-президент компании Клобер позвонил Кофлину и сказал, что от слушателей поступают жалобы на "подстрекательские проповеди". Он предложил "убрать спорные места" и "снизить накал" выступлений.
Однако падре решил не уступать давлению. В следующем же выступлении он рассказал слушателям о попытке его цензуры со стороны руководства CBS. Компанию заполнили протестующие послания сторонников Кофлина, а радиопроповедник продолжил свою "подстрекательскую", по определению представителей правительства, деятельность. В выступлениях он называл президента Герберта Гувера "другом банкиров, Святым Духом богатства, ангелом-хранителем Уолл-стрита".
В апреле 1931 года CBS отказалась продлять контракт с Кофлиным. NBC также не выразила желания заключить с ним договор и радиопроповедник остался без общенациональной аудитории.
Тогда он решил организовать собственную сеть вещания. Начав снова с Детройта, с той же радиостанции (WJR), на которой прозвучали его первые проповеди, он заключил индивидуальные контракты с 11 частными компаниями. К 1932 году его выступления передавали уже 20 локальных радиостанций, а к концу 1934 года их стало более 30. Увеличение количества слушателей имело следствием дальнейший рост пожертвований, которые Кофлин использовал для оплаты времени на коммерческом радио и для благотворительности.
Во время президентской кампании 1932 года радиопроповедник агитировал за избрание Ф. Рузвельта. "Рузвельт или Руины" (Roosevelt or Ruin), заявлял он. После выборов Кофлин поддержал "новый курс" президента. "Новый курс – это курс Христа" (New Deal is Christ's deal) – опять-таки заявлял он.
В радиовыступлениях уже при новом президенте Кофлин обсуждал реформу банковской системы; валютные проблемы; продолжал выдвигать разные проекты преодоления кризиса; советовал провести девальвацию доллара и дать ему обеспечение серебром вместо золота. (Девальвации доллара и замены золотого обеспечения серебряным добивались также представители аграрных штатов). Несмотря на, в целом, дилетантский характер его предложений по экономическим вопросам, они нравились аудитории. В 1933 году вышло первое издание его радиовыступлений; быстро был распродан миллион экземпляров. В 1934 году Кофлин получал 10 тысяч писем ежедневно.
Союз за социальную справедливость
К осени 1934 года Кофлин систематизировал свои социально-экономические идеи и решил попытаться создать организацию для их реализации. В ноябре этого года в очередном радиовыступлении он сформулировал "16 принципов социальной справедливости".
Основными "принципами" Кофлина были следующие:
- "частная собственность должна быть защищена, но одновременно должна контролироваться, для общественного блага";
- "должны быть национализированы предприятия, которые по своей природе слишком важны, чтобы находиться в собственности отдельных людей. К таковым относятся банки, кредит, электричество, свет, нефть, газ и природные ресурсы, дарованные нам Богом";
- "необходимо изъять из рук частных лиц право печатать деньги и регулировать их ценность, и вернуть это право Конгрессу";
- "необходимо ликвидировать находящуюся в частной собственности Федеральную Резервную Систему, и установить вместо неё Центральный банк, принадлежащий правительству";
- "одной из главных обязанностей такого Центрального банка, принадлежащего правительству, должно быть поддержание устойчивого прожиточного минимума";
- "в случае войны для защиты нашего народа и его свобод, должны призываться не только люди, но и богатства";
- "главной заботой правительства должны быть бедные, потому что богатые имеют достаточно средств позаботиться о себе сами";
- "права личности более священны, чем права собственности".
Одновременно в своём выступлении он объявил об организации Национального союза за социальную справедливость, участвовать в котором пригласил всех, разделяющих вышеперечисленные принципы. Союз за социальную справедливость задумывался Кофлиным не как политическая партия, а как общенациональная группа единомышленников, как лобби для давления на конгрессменов и чиновников.
Несколько позже, с марта 1936 года, он начал публикацию еженедельника "Социальная справедливость" (Social Justice Weekly).
Выступления и публикации Ч. Кофлина приобрели в 1935- 36 годах в Америке ещё большую популярность. Его радиообращения в это время слушали около 40 миллионов человек. Тираж "Социальной справедливости" достигал миллиона экземпляров. Кофлин получал порядка 400 тысяч писем в неделю; больше чем кто-либо в стране, включая президента. Радиопроповедник считался второй по известности политической фигурой в США, после президента Рузвельта.
Против интернационализации Америки
Администрация Рузвельта, одновременно с повышением влияния финансовой олигархии на экономическую и политическую жизнь страны, последовательно стремилась к расширению участия Соединённых Штатов в международных делах. В 1919 году, когда президент Вильсон безуспешно добивался ратификации сенатом Версальских соглашений, Рузвельт, являвшийся в его кабинете помощником морского министра, поддерживал эти предложения. Он агитировал за вступление Соединённых Штатов в Лигу Наций и после прихода к власти республиканской администрации. В начале 1935 года Ф. Рузвельт направил в сенат для ратификации договор об участии США в Международном суде.
Этой политике противодействовали сторонники нейтралитета Америки и недопущения передачи части национального суверенитета международным организациям. Кофлин принадлежал к их числу. В своих выступлениях он критиковал глобалистские проекты в США как происки против американского народа с одной стороны, коммунистов, а с другой – международной финансовой олигархии. Он призывал сохранять независимость страны и больше заниматься не внешними, а внутренними делами: "меньше беспокойтесь об интернационализме и больше о национальном процветании". (Ср.: "Уйти из Европы! Уйти с Востока!" (Хью Лонг)).
Предложение Рузвельта об участии США в Международном суде вызвало отрицательную реакцию со стороны ряда сенаторов: бывшего председателя комитета по иностранным делам Уильяма Бора[38], председателя комитета по расследованию деятельности военной индустрии во время Первой мировой войны Джеральда Ная, Хью Лонга и других. Однако выступления в сенате показывали, что договор будет одобрен, хотя и незначительным большинством. Дебаты закончились 25 января, в пятницу, и на понедельник было назначено голосование.
В воскресенье, за день до голосования в сенате, Кофлин выступил по радио с проповедью "Опасность Международного суда". Он решительно осудил предложение Рузвельта, обусловленное, по его словам, интересами финансовой олигархии: "вместо того, чтобы вырвать страну из рук международных банкиров, администрация объединилась с Ротшильдами, Лазарями Фрере, Варбургами и Морганами, Кун Лёбами". Кофлин призвал слушателей, членов Союза за социальную справедливость, всех, кто разделяет его взгляды "сегодня же – завтра будет поздно" слать своим представителям в сенате телеграммы "нет – участию в Международном суде".
Через несколько часов после выступления Кофлина линии Вестерн Юнион отказали из-за перегрузки. В адрес сената поступило около двухсот тысяч телеграмм. В понедельник утром перед каждым сенатором высилась гора посланий. Результаты голосования были: 52 за ратификацию, 36 против. Требуемые для одобрения договора две трети голосов президенту получить не удалось. Кофлин откликнулся так: "слава Богу, Америка сохранила свой суверенитет". Сенатор У. Бора, один из главных противников членства США в Международном суде, горячо благодарил радиопроповедника: "мы все глубоко обязаны Вам. Ещё и ещё раз спасибо!"
Президент Рузвельт, напротив, был раздражён и разочарован. Действия сторонников нейтралитета Америки, которые всё активнее добивались законодательного запрета на вовлечение Соединённых Штатов в новую европейскую войну, уже видневшуюся на горизонте, серьёзно мешали его планам. По поводу голосования в сенате он сказал Стимсону, будущему военному министру: "В обычное время радио и другие призывы их <противников членства Америки в Международном суде> не были бы эффективны… но сейчас не обычное время".
Через неделю после отклонения договора об участии в Международном суде, Кофлин заявил: "наша следующая цель – вымести из страны международных банкиров".
Изучение проблем отношений между трудом и капиталом, принципов организации более справедливого общества, привели Ч. Кофлина к заключению об ответственности за конфликты между рабочими и работодателями в современном мире не столько промышленников и управляющих, сколько ростовщиков и финансовых спекулянтов. Кроме того, Кофлин, как и ряд других политических и общественных деятелей, считал, что крах биржи в 1929 году и Великая Депрессия были обусловлены махинациями банкиров. В радиовыступлении 11 декабря 1932 года, посвящённом связи между международными спекуляциями и крушением экономики страны, он говорил: "я собираюсь сегодня раскрыть перед вами некоторые зловещие стороны деятельности международных банкиров, которые более чем кто-либо другой ответственны за нынешний крах нашего кредита и печальные последствия этого". Поэтому Кофлин считал, что, для устройства более справедливого общества, следует принять законы, контролирующие финансовые операции, а банки, во всяком случае, самые крупные из них, национализировать. Один из его "принципов социальной справедливости" гласил:
- "должны быть национализированы предприятия, которые по своей природе слишком важны, чтобы находиться в собственности отдельных людей. К таковым относятся банки, кредит…"
Основную ответственность за развал экономики США в 1929 году Кофлин возлагал на "банк банков" – Федеральную Резервную Систему. (Ср.: "От атлантического до тихоокеанского побережья наша страна разграблена и лежит опустошенной из-за действий ФРС и лиц, интересы которых эта система представляет" (Л. Макфадден)). Кофлин вообще негативно оценивал создание и деятельность ФРС. Как и конгрессмены Льюис Макфадден, Чарльз Линдберг-старший и другие, он считал ФРС учреждением, созданным в нарушение Конституции, незаконно узурпировавшим право Конгресса печатать деньги. Правительству США, для финансирования своих расходов, приходилось занимать деньги под проценты у частных банкиров, которым, вдобавок, было предоставлено право эти деньги просто напечатать! Возвращать же деньги банкирам требовалось реальными ценностями, производимыми налогоплательщиками, да ещё с процентами, которые с каждым годом нарастали, так что долг за напечатанные бумажки ложился на несколько поколений. Кофлин говорил: "За последние два года нынешняя администрация заняла у банкиров приблизительно 8 миллиардов долларов… Это 8 миллиардов – просто фиктивные деньги, кредитные деньги, деньги, созданные из ничего. Однако мы и наши дети должны будем вернуть этот долг банкирам деньгами реальными. Кроме этих 8 миллиардов, мы должны будем заплатить 6 миллиардов 400 миллионов долларов процентов; таким образом, общая сумма реальных ценностей, которые должны будут произвести и отдать налогоплательщики, составляет 14 миллиардов 400 миллионов долларов. Иными словам, мы заложили Соединённые Штаты банкирам… Эти долги невозможно выплатить. Это означает, что когда подойдет день расплаты, всё достояние Соединённых Штатов, наши дома, фермы, леса и поля перейдут к банкирам. Они могут всё это совершенно законно конфисковать. На это иногда возражают, что займы и облигации можно рефинансировать. Но ведь это означает только то, что мы будем платить им проценты поколения за поколениями!"
Абсурдность и несправедливость положения, когда за напечатанные частными лицами бумаги приходится расплачиваться реальными ценностями, да ещё с процентами, была очевидной. Поэтому среди "принципов социальной справедливости", провозглашённых Кофлиным, важнейшее место занимало требование ликвидации ФРС:
- "необходимо изъять из рук частных лиц право печатать деньги и регулировать их ценность, и вернуть это право Конгрессу";
- "необходимо ликвидировать находящуюся в частной собственности Федеральную Резервную Систему…"
Вместо частной корпорации ФРС Кофлин, как и ряд других политических и общественных деятелей того времени, предлагал учредить Центральный банк, принадлежащий правительству и управляемый не назначенцами финансового мира, как ФРС, а избираемыми народом представителями, по одному от каждого штата.
ФРС являлась учреждением, навязанным Соединённым Штатом иностранными банкирами. "Эти двенадцать частных монополий <банков ФРС> обманным образом всучили нашей стране банкиры, прибывшие из Европы и отблагодарившие нас за гостеприимство подрывом наших государственных учреждений" (Л. Макфадден)[39]. Пол Варбург, главный лоббист продвижения в Конгрессе закона о ФРС в 1913 году и её управляющий в 1914- 18 годах, стал американским гражданином только в 1911 г.; до этого он был сотрудником германо-еврейского банка "Кун, Лёб и Ко". Фактически ФРС контролировалась транснациональной финансовой олигархией. Поэтому борьба против ФРС, которую вели Кофлин, Макфадден, Лонг и другие была борьбой не только против "чрезмерной концентрации богатств" и за построение более справедливого общества, но и борьбой против "интернационализации Америки", за возвращение американскому народу права управлять своей страной и в своих интересах; борьбой за возвращение Америки американцам.
Ободрённый успешным отклонением договора об участии США в Международном суде, Кофлин в феврале - марте - апреле 1935 года пропагандировал предложения по ликвидации ФРС и установлению государственного контроля над банковской системой. В апреле он совершил тур по Детройту, Кливленду, Нью-Йорку, где выступал в поддержку своих "шестнадцати пунктов", критиковал деятельность международных банкиров и администрации Рузвельта. Очень успешно он выступил в Madison Square Garden: на 18 тысяч мест пришло 30 тысяч слушателей. Однако в Конгрессе его предложения о реформе банковской системы и ликвидации ФРС отклика не нашли.
Разрыв с Рузвельтом. Предвыборная кампания 1936 года.
Поддержка известного радиопроповедника немало помогла Рузвельту в избирательной кампании 1932 года. Кофлин ввёл в оборот один из популярных тогдашних слоганов – "Рузвельт или Руины". После выборов Кофлин попытался сблизиться с командой нового президента и оказать влияние на "Новый курс", положительно отзываясь в своих выступлениях о деятельности правительства, анализируя экономическое положение страны и предлагая собственные рецепты по выходу из депрессии. Особенно активно он пропагандировал введение серебряного обеспечения доллара. Хотя поначалу с ним охотно контактировали многие представители администрации, президент отнёсся к Кофлину и его советам настороженно. Уже в середине 1934 года Рузвельт отмежевался от слишком настойчивого проповедника. Было предпринято расследование его финансовой деятельности; проверялось даже, законным ли образом он получил гражданство США.
Кофлин, в свою очередь, постепенно отошёл от поддержки Рузвельта; стал подвергать всё более резкой критике президента и его помощников. Например, министра финансов Уильяма Вудина, крупного бизнесмена в области железнодорожного строительства, он называл "находящимся на содержании кровавых денег Моргана". Срыв в январе 1935 года ратификации договора о Международном суде окончательно расстроил отношения Кофлина с командой президента.
В мае 1935 года Кофлин начал переговоры с Хью Лонгом, его помощником Дж. Смитом, Ф. Таунсендом, Мило Рено и Флойдом Олсоном об объединении на президентских выборах 1936 года движения "Разделим наше богатство" и Союза за социальную справедливость для создания единого блока против Рузвельта. Убийство Хью Лонга 8 сентября 1935 года, которое Кофлин назвал "самым трагическим событием современной истории", разрушило эти планы.
Сразу после смерти Лонга Джозеф Кеннеди, сторонник Рузвельта, и, как и Кофлин, ирландец и католик по происхождению, предпринял попытку, скорее всего, по поручению Белого Дома, восстановить отношения Кофлина и президента. 10 сентября 1935 года он организовал их встречу. Президент предложил патеру прямо высказаться: какие тот имеет к нему претензии? Кофлин предъявил фотокопию чека, полученного мексиканской компартией от министра финансов США Г. Моргентау, и попросил разъяснений. Разъяснений не последовало.
Эта фотокопия была передана Кофлину епископом Галлахером. Мексиканские левые, как, впрочем, и мексиканское правительство того времени, вели ожесточённую борьбу против католической церкви. Финансово-политическая олигархия США целиком поддерживала эту борьбу, поэтому финансирование мексиканской компартии со стороны Г. Моргентау, видного представителя этой олигархии, было вполне естественным.
В декабре 1935 года Кофлин публично покаялся перед американцами за прежнюю поддержку Рузвельта. "Заявляю американскому народу, что я ошибся", сказал он. Позже, в 1970 году, Кофлин назвал причиной своего окончательного разрыва с администрацией взятый ею курс на войну с Германией. Отвечая на вопрос журналиста об обстоятельствах его конфликта с президентом, Кофлин сказал: "м-р Рузвельт утвердился в идее, что он должен вступить в эту войну, должен свергнуть Гитлера. "Почему вы так стремитесь к этому?" спросил я его. "Ну как же, ведь он преследует евреев", был ответ… Знаете, Рузвельт ведь тоже еврей".
В 1935 году информация о еврейских предках Ф. Рузвельта вызвала небольшую сенсацию в американской прессе. В начале 1935 года бывший губернатор Мичигана Чейз Осборн рассказал репортёру, что Т. Рузвельт как-то сообщил ему о еврейских корнях Ф. Рузвельта. Стефан Вайс, один из еврейских лидеров США 1930-х гг., в письме к Шломовицу, редактору еврейской газеты Детройта, рассказал, что Элеонора Рузвельт, гостившая у них в доме, говорила его жене о "еврейской пра-прабабке Рузвельта, по имени, кажется, Эсфирь Леви". Сам Рузвельт на соответствующий вопрос ответил: ему не так уж важно, кто были его предки по национальности, главное, чтобы они были достойными гражданами и хорошими христианами. "Президент Рузвельт знает очень хорошо, что его предки были евреями", заметил Осборн.
Политический публицист 1930-х гг. Роберт Эдвард Эдмондсон был убеждён, что Франклин Рузвельт – еврей. В доказательство он приводил следующие аргументы: "1) Рузвельт назначил в своё правительство больше евреев, чем любой президент США до него; 2) он нарушил практически все свои предвыборные обещания; 3) он №1, кто ненавидит Гитлера, так как Гитлер изгнал еврейских коммунистов; 4) он постоянно вмешивается в дела других народов; 5) он типичный еврейский шоумен".
Несмотря на распад движения "Разделим наше богатство" после убийства Хью Лонга, Кофлин, помощник Лонга Джеральд Смит и Френсис Таунсенд всё же объединились на сходной политической и образовали партию "Союз". Кандидатом от неё на президентских выборах 1936 года был конгрессмен У. Лемке из Северной Дакоты. Он получил около 900 тысяч голосов.
Несколько позже Кофлин решил заменить свой организационно аморфный Союз политическим объединением Христианский фронт. Цели и задачи "фронта" он определил так:
"Название "Народный фронт" сфабриковано европейскими коммунистами как дымовая завеса, за которой они скрывают свою подрывную деятельность[40]. Название "Демократический фронт" представляет собой трюк, с помощью которого американские коммунисты пытаются завлечь обманутых американцев в красную паутину. Никогда прежде слово "демократия" так не извращалось, как это делается сегодня коммунистами в нашей стране. Бесстыдство, с которым они его употреблять вопреки всему, что мы знаем об их делах в России, Испании, Мексике, показывает всю меру их презрения к интеллекту американцев. Но раз уж должны быть "фронты", пусть у нас будет Христианский Фронт! Фронт, который состоит из католиков и протестантов, верящих, что Америка может предоставить и труду и капиталу все условия для прогресса и взаимного сотрудничества. Фронт, который заставит индустриальный капитализм выделять рабочим более справедливую часть национального достояния. Фронт, который своей солидарностью и энергией обуздает Молоха международных финансов и восстановит право Конгресса Соединённых Штатов печатать и регулировать национальную валюту. Фронт, который никогда не пойдёт на компромисс с коммунизмом, фашизмом, нацизмом и другими аналогичными движениями, стремящимися уничтожить представительное правление. Фронт, который не поддастся на лицемерные и сладкоречивые уверения лживых пропагандистов, что-де "нет никаких непримиримых противоречий между христианством и коммунизмом". Фронт, который не испугается фальшивых обвинений в "фашизме" или в "антисемитизме", потому что эти слова – всего лишь ярлыки, которыми коммунисты[41] пытаются опорочить своих противников" (Social Justice, 25 July, 1936).
Выступления Кофлина против большевизма, марксизма, финансовой олигархии, интернационализации страны постепенно начали складываться в некоторую единую связную программу. С 1936 года в своих выступлениях и публикациях Кофлин всё чаще акцентировал внимание на этнической принадлежности руководителей критикуемых им организаций и движений. Он говорил о коммунистическом еврействе в России; о еврейском марксизме в Европе; о еврейских международных банкирах в США. Кофлин связывал деятельность еврейских банкиров в США с большевистской революцией в России, обращая внимание на парадоксальный, на первый взгляд, факт финансирования крупными банкирами своих как-бы-противников марксистов, отмечая, что и эти банкиры и финансируемые ими революционеры были, по странному совпадению, евреями.
Публикации Кофлина во второй половине 1930-х гг. перекликались с публикациями в 1920- 21 гг. в газете "Дирборн индепендент", принадлежавшей американскому автопромышленнику Генри Форду. Кофлин и лично познакомился с Фордом; они нашли много общего во взглядах на разные проблемы, внутренние и международные.
Летом 1938 года "Социальная справедливость" начала печатать "Протоколы сионских мудрецов" (в 1920 г. их печатала газета Форда). В предисловии Кофлин писал: "Да, евреи говорят, что Протоколы – фальшивка. Но я предпочитаю слова Генри Форда, сказавшего: "Лучший тест на проверку подлинности Протоколов – то, что всё сказанное в них выполняется, вплоть до настоящего момента"". Он добавил: "М-р Форд взял назад свои обвинения против евреев[42]. Но ни Форд, ни я никогда не брали назад утверждение, что многие события, предсказанные в Протоколах, выполняются".
20 ноября 1938 года, через две недели после "Хрустальной ночи" в Германии, Кофлин заявил, что преследования евреев в Германии являются только следствием преследования евреями христиан. "Повторяю ещё раз: нынешним преследованиям евреев предшествовали преследования ими христиан. Между 1917 и 1938 годами более 20 миллионов христиан были убиты еврейским коммунистическим правительством России и тогда же была присвоена их собственность – не 400 миллионов[43], а 40 миллиардов долларов".
В номере "Социальной справедливости" от 21 ноября 1938 года Кофлин писал: "Разве неправда, что невидимая сила плетёт сети в ущерб цивилизации, что безбожная сила захватила монопольный контроль над многими областями индустрии, использует правительства как своих марионеток и натравливает один народ на другой? Разве неправда, что золото, международный посредник в обмене товарами, сконцентрировано в руках немногих частных лиц, в то время как народы страдают от бедности? Разве неправда, что ведётся гонка вооружений, что вражда и разногласия насаждаются по всему миру, что нас вовлекают в новую мировую войну?"
27 ноября 1938 года в своём радиовыступлении он снова повторил: "Нет никакого сомнения, что русская революция находилась под еврейским влиянием".
Правительство Рузвельта и многие влиятельные лица и организации в США, вопреки воле подавляющего большинства американского народа – в мае 1941 г. по опросу Гэллапа 80% американцев было против вступления США во Второй мировую войну – вели дело к вовлечению страны в войну против Германии. Эта политика встречала противодействие многих сенаторов, конгрессменов, общественных деятелей Америки.
В 1938- 39 годах Кофлин также выступал в защиту нейтралитета Америки по отношению к конфликтам в Европе, а когда началась Вторая мировая война – против участия в ней США в любой форме, прямой или косвенной.
В сентябре 1940 года, видя настойчивое стремление Рузвельта вовлечь США в войну против Германии, он назвал его "главным поджигателем войны" (the world's chief war-monger).
Кофлин активно содействовал работе комитета "Вначале Америка" (America First Committee), наиболее влиятельной тогда антивоенной организации в Соединённых Штатах, неформальным лидером и самым популярным оратором которой был лётчик Чарльз Линдберг. В "Социальной справедливости" регулярно публиковались антивоенные статьи, в том числе выступления Линдберга и других членов AFC. Патер Кофлин писал об агитаторах войны: "Эти люди образуют самую опасную пятую колонну, когда-либо существовавшую на нейтральной земле. Они – змея в траве, защищённая влиянием золота, правительства и иностранцев".
Кофлин вполне понимал основные цели империалистической внешней политики правительств Рузвельта и Черчилля, направленной на контроль над источниками сырья в других странах, и считал их едва ли не более опасными, чем цели внешней политики нацистов и коммунистов. В декабре 1941 года он писал в "Социальной справедливости": "Сталинская идея мировой революции и так называемая гитлеровская угроза доминирования в мире и вполовину не столь опасны, как политика нынешней британской и американской администраций, направленная на захват мировых ресурсов. Многие задаются вопросом: кого следует бояться больше – Гитлера и Муссолини или Рузвельта и Черчилля?" (Social Justice, 8th December, 1941).
По опросу Гэллапа, в 1938 году 10% американских семей, имеющих радио, слушали выступления Кофлина. Критика популярным проповедником президента; его борьба против вовлечения США в европейскую войну; публичное оглашение настоящих фамилий и национальности руководителей советской России вызывали раздражение ряда влиятельных групп в Америке, в особенности еврейских общин. К Майклу Галлахеру неоднократно обращались с требованиями запретить его подчинённому политические выступления как "недопустимые для священника", но епископ отказывался вмешиваться. С ноября 1938 года радиостанции Нью-Йорка и Чикаго перестали предоставлять Кофлину эфир. Зато в Германии газеты выходили с заголовками: "В Америке запрещается говорить правду!"
18 декабря 1938 года в Манхэттене состоялась пятитысячная демонстрация протеста перед радиостанцией WMCA, отменившей выступление Кофлина. Демонстранты несли плакаты и выкрикивали лозунги: "Американцы! Эта радиостанция не американская!"; "Требуем свободы слова на радио!"; "Еврейские банкиры закрыли отцу Кофлину эфир"; "Христиане мира, объединяйтесь в Христианский фронт!"; "Иммигранты получают работу в нашей стране. Почему нет работы для безработных американцев!"; "Покупайте у христиан! Голосуйте за христиан!"
Хотя выступления Кофлина по радио Нью-Йорка были отменены, но "Социальная справедливость" широко продавалась на нью-йоркских улицах. В одном только районе Бронкса газета имелась у пятидесяти продавцов.
Первая поправка к Конституции гарантировала американцам свободу слова. Чтобы прекратить радиовыступления Кофлина, администрация вынесла постановление, что радиопередачи, как "ограниченный ресурс", должны регулироваться. Были введены правила допуска в эфир и Кофлину в запрошенном разрешении было отказано. Эллиот Рузвельт, сын президента, выступая по радио 15 июля 1939 года, прямо признал, что новые правила "являются цензурой", но добавил, что "лучше допустить цензуру, чем антисемитские выступления патера Кофлина". Кофлин всё же обошёл эти препятствия, покупая эфир и произнося проповеди в записи. В сентябре 1939 года между администрацией Рузвельта и сторонниками нейтралитета США развернулась ожесточённая борьба и проблема контроля над информационными потоками стала особенно острой. Вскоре Национальная организация радиовещания ввела дополнительные ограничения на продажу времени радиопередач "для выступающих по спорным публичным вопросам". Теперь требовалось заранее представлять предназначенные к вещанию материалы, а радиостанциям в случае нарушения угрожал отзыв лицензий. 23 сентября 1939 года Social Justice сообщила, что Кофлин лишён эфира.
Закрыть "Социальную справедливость", однако, администрации и другим группам сторонников войны пока не удавалось.
В январе 1940 года Федеральное бюро расследований произвело обыск в помещении Христианского фронта. Директор ФБР Эдгар Гувер заявил, что члены Христианского фронта намеревались убивать евреев, коммунистов, "и дюжину конгрессменов".
Давление на Кофлина со стороны администрации Рузвельта усиливалось. Новый епископ Фрэнсис Муни отказал ему в своей поддержке. В марте 1941 года министерство обороны запретило распространение "Социальной справедливости" на армейских базах. В мае 1942 года главный почтмейстер Фрэнк Уолкер запретил рассылку журнала по почте США. Генеральная прокуратура предупредила епископа Детройта, что если Кофлин не прекратит свою деятельность, ему будут предъявлены обвинения.
1 мая 1942 года епископ Муни приказал Кофлину прекратить политические выступления. Хотя после Пёрл Харбора Кофлин, в отличие от Линдберга и ряда других членов комитета "Вначале Америка", не изменил своей позиции, однако в условиях цензуры, военного времени и прямого приказа своего епископа он вынужден был оставить политическую активность. Он вернулся к службам в своей церкви, и вёл их до 1966 года.
Приложения
Чарльз Кофлин. Новый Ирод - международный банкир[44].
… "Бесчисленное множество не имеющих никакой собственности рабочих и сверхизобильное богатство немногих – неоспоримое доказательство того, что земные блага, столь щедро производимые в наш индустриальный век, распределяются между разными группами населения далеко не справедливо", говорит Пий XI.
Для иллюстрации своего сегодняшнего рассказа я хотел бы привести вам ещё одно высказывание того же святого понтифика: "В наши дни не только безмерное богатство, но и власть и деспотическое правление сконцентрированы в руках немногих… Эта (экономическая) власть становится особенно неотвратимой со стороны тех, кто контролирует деньги, распоряжается кредитами и распределением фондов. Образно говоря, они управляют жизненной силой всего экономического организма и держат в своих руках самую душу производства, так что никто не осмеливается и вздохнуть против их желания".
Я собираюсь сегодня раскрыть перед вами некоторые зловещие стороны деятельности международных банкиров, которые более чем кто-либо другой виновны в нынешнем крахе нашего кредита и в печальных последствиях этого. Нет необходимости добавлять, что все банкиры отвечают за деяния некоторой алчной группы не больше, чем все апостолы – за поступок Иуды Искариота.
Сегодня все хорошо понимают, что наши экономические трудности тесно связаны с недостатками денежного обращения. Люди голодают не потому, что не хватает еды, а потому, что у них нет денег, чтобы её купить. Фермеры теряют дома и фермы не потому, что они ленивы, а потому, что за обильные урожаи, выращенные ими, нельзя выручить сумму, достаточную для уплаты налогов и долгов по закладным. Производство на заводах падает потому, что фабриканты, несмотря на все усилия, не могут найти для своей продукции достаточного количества покупателей.
Средний американец задаёт сегодня законный вопрос: "что привело нас к такому положению, почему исчезли деньги из кошельков, карманов и со счетов наших граждан?
Прежде всего, надо иметь в виду следующий факт, о котором я уже не раз говорил: все три вида денег – золото, наличные, и кредит – должны пропорционально соотноситься между собой. Под одну единицу золота мы можем напечатать две с половиной единицы наличности и дать не более двенадцати единиц кредита. Это, можно сказать, экспериментальный закон.
Далее: соразмерно тому, насколько отношение выданных кредитов к золоту превышает 12, изымаются из обращения и прячутся наличные деньги. Это тоже закон политической экономии, столь же древний, как книга Левит моисеева закона.
Уясним теперь, что кредитные или долговые деньги не менее реальны, чем наличные в нашем кармане. Когда выданные в кредит деньги теряются или проматываются, это влияет на каждый бумажный доллар или серебряную монету, которой мы владеем. Надёжность наличного американского доллара – пустой звук без надёжности денег, данных нами в кредит. Разрушьте устойчивость одного – разрушится устойчивость и другого.
Таким образом, лица, которые по глупости или недобросовестности накапливают неразумные или безнадёжные долги, просто разрушают нашу экономику. Они навлекают бедствие. Они подготавливают депрессию. Они преграждают торговые пути. Они закрывают заводы. Они конфискуют дома. Они наполняют наши улицы армией безработных.
Сегодня покупательная способность наличного американского доллара находится в ненормальном состоянии потому, что ненадёжен кредитный доллар. Проще говоря, мы навыдавали кредиты, которые невозможно получить назад.
К сожалению, выдача кредитов часто сопровождалась обманом, злоупотреблением доверием и алчностью. Эти три зла – три главных качества многих ведущих международных банкиров в нашей стране, которые привели к падению устойчивости нашего кредита и, следовательно, нашей валюты.
Некоторое время назад считалось даже неприличным говорить о тех безобразиях, которые происходили в американских финансах при попустительстве Эндрю Меллона. Но есть опасность, что силы, которые втихомолку подвели нас к краху, и против которых мы проголосовали в 1932 году, всё ещё живы, а потому нужно рассказать американскому народу о мерзостях, которые происходили у нас в стране последние 14 лет. Нижеследующие факты, о которых я буду говорить, взяты из совершенно официальных документов, представленных сенату США и опубликованных этим ответственным учреждением в начале марта 1932 года.
До 1914 года наш опыт как международных кредиторов был невелик. Но после Первой мировой войны мы стали нацией- кредитором. Банковские дома Англии и Франции сдали свои позиции дому Моргана в Америке. Этот банковский дом стал финансовым представителем Великобритании. Он также финансировал ряд других зарубежных правительств. Его власть была столь велика, что он занимал правительству Италии 100 миллионов долларов из расчёта 7% годовых, в то время как бедное правительство Соединённых Штатов получало свои долги от Италии по 23 цента за доллар.
После Первой мировой войны американцы стали разбираться в финансовых вопросах и наш доллар поднялся до небывалых высот.
Список покупателей облигаций Свободы (Liberty bonds) был, в нарушение этических норм, передан банкирам, и инвестиционным компаниям. Эти покупатели сформировали ядро той легковерной американской публики, которая желала получать богатство, не работая для этого. Вскоре распространилась прямо-таки оргия безумия. Спекуляции поощрялись и банкирами, и рекламой, и даже правительством. Вместо того, чтобы противодействовать этому маниакальному стремлению к незаработанным богатствам, и банкиры и правительство – облечённые доверием люди – поощряли его.
Что знает американский фермер или клерк или стенографистка о фондах и облигациях? Мало или совсем ничего. Но банкиры и продавцы успокаивали свою совесть языческой поговоркой: caveat emptor – "пусть покупатель будет осмотрителен". "Надо было смотреть им самим!" – девиз бесчестного торговца, всучивающего покупателю негодную лошадь, поговорка бакалейщика, обвешивающего клиента.
Бум спекуляций разрастался, его источником были невежество и предрассудки публики, привыкшей воспринимать каждое слово банкиров, как откровение Евангелия.
В эти дни международные банкиры Америки отправляли своих агентов в Европу, к правительствам и предпринимателям, буквально умоляя их взять деньги взаймы. Финансовые законы игнорировались. Раньше нуждающиеся в деньгах искали, где бы их можно было занять. Теперь кредиторы стали искать, кому бы одолжить деньги. Так было, и отрицать это нельзя.
Отсюда пошла новая, неслыханная ранее практика. Банкиры видели миллионы сошедших с ума из-за жажды лёгкой наживы американцев. Они знали, что им ничего не стоит ограбить их до последней монеты, всучив хоть Сити-холл Нью-Йорка, хоть Статую Свободы. Разве наша страна не была воздвигнута на безупречном моральном облике банкира? Осмеливался ли кто-либо усомниться в его этике в тогдашнее время процветания? Наступил момент, решили они, извлечь прибыль из этого доверия.
М-р Ламонт, вице-президент компании Моргана, в 1927 году сказал: "по моим сведениям, американские банкиры и фирмы чуть ли не дерутся сейчас из-за иностранных облигаций на зарубежном финансовом рынке. Для европейских правительств, естественно, большой соблазн видеть в своей прихожей толпу американских банкиров, наперебой предлагающих деньги… Но это состязание ведёт к рискованным и неустойчивым капиталовложениям".
Итак, ваши деньги, м-р американский инвестор и м-р американский вкладчик, отправились в Европу.
Займы делались на создание рабочих мест в Германии, на любой вид частного бизнеса, на постройку парков, бассейнов, спортивных площадок, даже многоквартирных домов. В Германии не должно быть трущоб. В Германии не должно быть бедности. Американские международные банкиры позаботятся об этом, за счёт денег американских вкладчиков.
Те же самые международные банкиры, которые рассуждали о здоровом индивидуализме здесь и которые требовали высоких пошлин для предполагаемой защиты рабочего класса, буквально умоляли европейские правительства и европейских бизнесменов взять их деньги (простите, ваши деньги), чтобы те построили заводы, конкурирующие с нашими. Всё это не могло иметь другого результата, кроме закрытия американских предприятий и выбрасывания американских рабочих на улицу.
Ну а что же произошло с облигациями? Сохранили ли международные банкиры те самые облигации, на которые были обменены ваши добрые американские деньги? Нет, не сохранили.
Во-первых, эти облигации неоднократно покупались домом Моргана и другими банкирами у иностранцев по 90 центов за доллар. Затем эти международные финансисты продавали их банкам Кливленда, Филадельфии, Детройта, Лос-Анджелеса и других городов по 92 или 93 цента за доллар. А те банкиры, в свою очередь, всучивали эти облигации неискушённой американской публике по 100 центов за доллар. У банкиров было всё в порядке. Они имели реальные деньги в кармане. Инвестор же получал постоянно падавшие в цене облигации.
Американские граждане вложили в 16 европейских стран 1,6 миллиарда долларов, но сейчас эти вложения обесценились до 742 миллионов, то есть на 43%. И эти потери продолжают расти.
Займы давались Германии и другим европейским странам вопреки известному каждому экономисту факту, что Европа практически банкрот, что её будущее предполагаемое процветание основывалось на невыполнимых требованиях Версальского договора, которые Германия никогда не собиралась реально оплачивать.
Ведь это факт, что с 1926 года американских международных банкиров предупреждали, что они вступают на опасную почву. Больше того, есть серьёзные сомнения в честности банкиров, продававших американскому народу эти облигации. М-р Келлог, тогдашний государственный секретарь, и С. Паркер Гильберт, главный уполномоченный по репарациям, оба упоминают письмо сэра Уильяма Лиза (Leese), который утверждал, что публикации, исходящие из американских банковских кругов по вопросам европейских облигаций, неправдивы и вводят в заблуждение. Позже к нам поступило и предупреждение от одного из иностранных правительств, что европейские облигации ненадёжны. Но наше собственное правительство в Вашингтоне осталось безмолвным. Оно ни о чём не предупредило американский народ. Как характерно для режима Меллона!
Но почему же всё это произошло? Почему банковский дом Моргана, Кун Лёб и их помощники одурачивали американский народ, предлагая сомнительные облигации? Ответ прост. Выгода! Алчность! Эксплуатация невежества! Банкиры получали свои прибыли таким же способом, как и ловкачи-продавцы в магазинах, торгующие товаром с гнильцой. М-р Джон покупал облигацию. М-р Банкир наживался на его доверчивости.
И вот таким-то образом с 1914 по 1930 годы американские граждане купили европейских облигаций, правительственных и корпоративных, на сумму около 7 миллиардов долларов.
Затем настал черёд южноамериканской мелодрамы, которая по интригам, бесчестности и коррупции превосходит любую страницу грязной истории современного рэкета.
Заём Бразилии на 8 миллионов американских долларов, сделанный Диллоном, Ридом и Ко, был дан предположительно на электрификацию железной дороги, управляемой бразильским правительством. Заметьте, что консервативные банкиры Диллон, Рид и Ко поддержали этим займом общественную собственность за рубежом, столь осуждаемую ими в собственной стране. Проспект, который Диллон, Рид и Ко выдали тысячам американских инвесторов, датирован 1 июня 1922 года. Это облигации займа на 30 лет, из расчёта 7% годовых – для электрификации железной дороги, которая не была, и, вероятно, никогда не будет электрифицирована!
В 1922 году заём был дан Боливии, чтобы поддержать шатающийся режим, утративший доверие граждан. Заём был дан и Перу, вопреки предостережениям многих перуанцев. В целом, около 1,6 миллиарда долларов американских вкладчиков были истрачены на покупку южноамериканских облигаций, стоимость которых ныне снизилась до 1,175 млрд.
В 1932 году Луис О. Абелль, боливийский посол, опубликовал письмо, направленное им ранее сенатору Хираму Джонсону. В этом в высшей степени удивительном документе говорится: "Когда в 1922 году с Боливией велись переговоры по займу, сотни людей в нашей стране были брошены за решётку, а на прессу полностью надели намордник. Арестовывали даже сенаторов, пытавшихся протестовать против займа. Этим займом американские банкиры помогли правительству удержаться у власти. Они выручили или продлили существование многих диктаторских режимов, предоставляя им деньги якобы на общественное строительство, а в действительности на оплату наёмников и шпионов".
Жителям Перу известна аналогичная история, поведанная недавно перуанским послом в Аргентине Фелипе Барредой. В письме, опубликованном им 12 января 1932 года, он пишет: "За последние 11 лет New York Journal of Commerce, Wall Street Journal, Chicago Tribune публиковали много моих статей, в которых я указывал на опасность неконтролируемого и коррумпированного бывшего перуанского режима, поддерживавшегося несправедливыми и обременительными займами. В 1926 году, когда для него готовился 30-миллионный заём, я послал ряду банкиров, заинтересованным в перуанских финансовых делах, меморандум, показывающий положение в Перу и предупреждающий о будущем банкротстве страны, в случае если этот заём будет предоставлен. Мои предупреждения были проигнорированы…"
Я привожу эти примеры для того, чтобы показать, что ни о каком незнании международными банкирами обстановки, когда они всучивали эти облигации американским гражданам, не может идти и речи. Предлагая фермерам, рабочим, другим вкладчикам покупать эти несостоятельные бумаги, они преследовали единственную цель – нажиться на посреднических процентах. Показания под присягой, данные в сенатском комитете, свидетельствуют, что представитель американского банка дал сыну перуанского президента взятку в 500 тысяч долларов[45], чтобы последний содействовал в организации продажи ценных бумаг, которые были столь же надёжны как зыбучий песок…
Может быть, когда происходили все эти тайные сговоры, что-то предпринимало наше правительство? Вовсе нет – мы знаем, со слов сенатора Хирама Джонсона, что наш собственный госдепартамент давал информацию National City Bank, но отказывался предоставлять её сенатскому комитету.
В этом деле мы встречаем такие имена и учреждения как Чейз банк; Диллон, Рид и Ко; Первый Национальный Нью-Йорка; Банковская трастовая компания; Кун, Лёб и Ко; Халси, Стюарт и Ко; Уайт, Вельд и Ко; Роллингс и сыновья; Ли, Хиггинсон и Ко; Ладенбург, Талмен и Ко; Бэнк оф Америка; Первый Национальный Бостона. Вот двенадцать апостолов международного банковского дела, связанных с облигациями, о которых сенатор Хирам Джонсон сказал: "сам способ их получения и гарантирования должен был бы насторожить даже новичка". "В высшей степени неправдоподобно", продолжал сенатор, "что международные банкиры не знали того, что хорошо было известно в Латинской Америке. Они знали, но игнорировали факты. Они думали только о собственной выгоде. Потеря сбережений американских граждан, доверившихся им, их не волновала..."
В целом американские вкладчики потеряли около 2 миллиардов долларов. Но компания Моргана получила доход в 10,883,626 долларов. Другие международные банкиры также остались с прибылью, хоть и меньшего размера.
Сходная трагедия происходила и у нас дома. Согласно Фрэнку Вандерлипу, бывшему президенту Национального городского банка Нью-Йорка, потери американских вкладчиков из-за обесценения внутренних акций и облигаций составили приблизительно 74 миллиарда долларов. Он добавил, что "пропали все, заработанные тяжёлым трудом на протяжении целой жизни, вложения множества американцев".
Таковы только некоторые факты, мои друзья, показывающие, что произошло с вашими деньгами. В целом, мы имеем сегодня более 200 миллиардов долларов кредитов, большинство в виде акций и облигаций, некоторые из которых вообще никогда не будут оплачены, а за остальные мы никогда не получим и ту сумму, которую за них заплатили.
Мы теперь понимаем, почему Генри Уорд Бир, президент ассоциации адвокатов Нью-Йорка, Нью-Джерси и Коннектикута и бывший специальный помощник генерального прокурора, сказал: "Вся наша страна лежит поверженной, жертва банкиров и корпоративных групп". Снова процитируем сенатора Джонсона: "Три главные причины ответственны за катастрофу последних лет с нашими иностранными облигациями и за скандальную эксплуатацию наших инвесторов: безумная погоня за лёгкими деньгами, охватившая наш народ, алчность и бесчестное поведение международных банкиров, а также безразличное самодовольство нашего правительства".
Меня предупреждали, что обсуждать дела верховных жрецов Уолл-стрита небезопасно, если только я хочу продолжать свои радиопередачи. Но настало время нашему народу узнать историю дестабилизации американского кредита. Узнать, кто наживался на доверчивости наших граждан, кто виновен в исчезновении из оборота наличных денег; кто ответственен за инфляцию 1928-1929 годов – годов бесстыдного мошенничества, потери доверия, закрытия фабрик, конфискации домов, ферм и появления армии безработных в более чем 11 миллионов человек.
Льюис Макфадден. Речь в Конгрессе США[46].
М-р Председатель, в нашей стране действует одно из самых коррумпированных учреждений, какое когда-либо знал мир. Я имею в виду Федеральную Резервную Систему, которую далее буду назвать ФРС.
Это учреждение ограбило народ Соединённых Штатов, практически обанкротило наше правительство и обанкротилось само. Это случилось из-за недостатков закона, по которому оно было учреждено, а также из-за извращений закона и коррупции.
Некоторые думают, что Федеральная Резервная Система – правительственное учреждение. Это не так. Это частная монополия, которая грабит народ Соединённых Штатов для собственной выгоды, для обогащения местных и зарубежных спекулянтов и ростовщиков. Это команда финансовых пиратов, готовых перерезать человеку горло за доллар, подкупающих законодателей штатов, организующих международные пропагандистские кампании с целью добиться от нас новых уступок и скрыть своё прежнее воровство и преступления.
Эти двенадцать частных монополий обманным образом всучили нашей стране банкиры, прибывшие из Европы и отблагодарившие нас за гостеприимство подрывом наших государственных учреждений. Эти банкиры оплачивали деньгами нашего народа войну Японии против России. Они организовали царство террора в России, опять-таки на наши деньги. Они финансировали поездку Троцкого из Нью-Йорка в Россию, чтобы помочь ему в уничтожении этой страны. Они провоцировали и разжигали революцию в России, они предоставили немалые суммы наших, американских, денег тому же Троцкому, через свой банковский филиал в Швеции. Вследствие всего этого русские дома сейчас разрушены, русские дети превращены в бездомных скитальцев[47]. Потом они начали разрушать наши американские дома, и превращать в бездомных скитальцев наших детей[48].
В 1912 году Национальная денежная ассоциация (National Monetary Association) под председательством сенатора Нельсона Олдрича представила отчёт и билль. Этот билль называют биллем Олдрича. Но не сенатор Олдрич составил его. Он был только инструментом, а может и сообщником тех европейских банкиров, которые порядка двадцать лет стремились установить подобный центральный банк, и которые в 1912 году затратили на подкуп для этого большие суммы.
Мы были против плана Олдрича учреждения такого центрального банка. Лица, руководившие тогда демократической партией, обещали народу, что в случае их прихода к власти, подобный банк не будет учреждён. Но через 13 месяцев это обещание было нарушено, и администрация Вильсона, под руководством тех фигур Уолл-стрита, что стояли за полковником Хаусом[49], установили в нашей свободной стране дремуче-монархический институт, контролирующий нас сегодня сверху донизу и от колыбели до могилы.
ФРС разрушила наши прежние принципы ведения бизнеса. Вместо именного чека, лучшего во всём мире способа делового общения, она ввела переводной вексель, который является проклятьем нашей страны, и который разрушал любую страну, где его начинали применять.
Вследствие этого, мы сейчас находимся в величайшем упадке. От атлантического до тихоокеанского побережья наша страна разграблена и лежит опустошенной из-за действий ФРС и лиц, интересы которых эта система представляет. Никогда в нашей истории благосостояние народа не падало так низко, и люди никогда не находились в столь отчаянном положении. Недавно только в одном из наших штатов 60 тысяч жилых домов и ферм пошли с молотка. 71 тысяча домов и ферм в Оаклэнд Кантри, Мичиган, были проданы, и их бывшие владельцы остались без имущества. Эти люди – жертвы ФРС.
Закон о ФРС был принят за день до Рождества в 1913 году, и вскоре германские международные банкиры, Кун, Леб и Ко прислали одного из своих партнёров для руководства ею[50].
Банкноты ФРС, по сути, ничем не обеспечены. Это наихудшая и наиболее опасная для нашей страны форма валюты. Когда сторонники образования ФРС увидели, что демократическая доктрина не позволяет банкам выпускать банкноты как новую валюту, они должны были бы остановиться. Они не должны были бы делать правительство США ответственным за долги частных лиц и корпораций, в особенности за долги иностранцев. Как заметил Кемерер, "банкноты ФРС формально имеют признаки правительственных бумаг, но по сути являются валютой, имеющей правительственные гарантии, для поддержания стабильности которой правительство не имеет никакого обеспечения".
Л.Дж. Хилл, бывший член Палаты, сказал, и справедливо: "Они <банкноты ФРС> являются правительственными облигациями, за которые Соединённые Штаты не получили ничего, но за оплату которых они несут ответственность".
Если от Соединённых Штатов потребуют выкупа <обмена на золото> банкнот ФРС, и если у правительства не хватит средств для этого, несостоятельность этих бумаг будет видна сразу.
Когда билль обсуждался, м-р Крозье из Цинциннати заявил перед банковским комитетом Палаты: "Важнейший инструмент эластичности валюты передаётся исключительно корпорации центральных банков. Но ведь это вопрос жизни и смерти всех местных банков и всего бизнеса. Он может быть использован для создания и разрушения процветания, для предотвращения опасности или наоборот, создания паники. Созданием искусственного дефицита денег процентная ставка по всей стране может быть произвольно повышена и доходы банков, входящих в этот центральный трест банков, возрастут без малейшей пользы для народа. Эти 12 корпораций вместе монополизируют и используют для своих частных целей каждый доллар и всё общественное достояние Соединенных Штатов. Ни один доллар не сможет быть напечатан правительством без согласия и на условиях этого частного монетного треста".
Вопреки всем предупреждениям, сторонники ФРС создали этот трест из 12 частных корпораций и дали ему абсолютную монополию на валюту США – не только на банкноты ФРС, но на всю валюту! Закон о ФРС обеспечивает пути и средства, с помощью которых золото и другие ценности американцев могут быть получены ФРС в обмен на банкноты ФРС – которые сами по себе не деньги, а только обещания оплаты.
ФРС с самого начала являлось международным банком, заставившим Соединённые Штаты кредитовать свою деятельность. Не менее удивительно видеть, как эти двенадцать частных монетных корпораций кредитируют монополии, скупают долги иностранцев иностранцам по всему миру и запрашивают правительство США об издании новых банкнот ФРС для этого. Размах узаконенного рэкета, развёрнутого ФРС, их иностранными контрагентами и хищными банкирами, прибывшими в нашу страну из Европы и организовавшими у нас ФРС, размах этого рэкета, я говорю, оценивается примерно в 9 миллиардов долларов ежегодно.
ФРС не производит ни куска хлеба, ни метра ткани, ни бушеля пшеницы своими операциями на монетном рынке.
В 1928 году банки ФРС заняли $60,598,690,000 у ФРС. Задумайтесь над этим. 60 миллиардов долларов, выплачиваемых по требованию в золоте за один год. Это в 6 раз превышает стоимость всего золота в мире. Удивительно ли, что американский рабочий, который в конечном счёте и оплачивает операции банков, оказался не в состоянии выплачивать эти громадные суммы, идущие на выгоды биржевых махинаторов и иностранных мошенников?
В 1933 году ФРС предъявила налогоплательщикам США устрашающий счёт на $60,598,690,000.
В 1929 году, когда рухнул фондовый рынок, ФРС авансировала своих участников на сумму $58,000,000,000.
В 1930 году, когда спекулирующие банки покинули фондовый рынок, ФРС дала им кредит на 13,022,728,000 долларов. Это показывает, что ФРС выделяет спекулянтам любые суммы. Когда очередное мошенничество <на рынке> подходит к краху, банки, зная об этом заранее, без всяких потерь покидают рынок, оставляя расплачиваться за всё народ Соединённых Штатов. Мой коллега из Канзаса, м-р Макгурин, сказал, что ФРС занимает деньги для понижения процентной ставки. Да, ФРС делает это. Но это капля в море, это слишком мелко для них. Они предпочитают субсидировать близкие к ним банки, авансируя их на 60 миллиардов долларов и с их помощью спекулировать на печально известном вексельном рынке в Нью-Йорке, используя эти банки для контроля цен фондов и облигаций на рынках. На каждый доллар, истраченный ФРС для понижения процентной ставки, приходится 33 доллара, которые они занимают "своим" банкам, от чего те получают многомиллиардные доходы. Сравните $1,814,271,000 выданных в 1928 году ФРС на редисконтирование с $60,598,690,000, выданными ФРС своим банкам.
Несколько дней назад президент Соединённых Штатов, с белым лицом и трясущимися руками, появился в сенате и просил утвердить налог на наших граждан, чтобы иностранцы знали, что Соединённые Штаты выплатят свои долги им. Что Соединённые Штаты должны иностранцам? Когда и как образовались эти долги? Они образовались из-за спекуляций ФРС, фактически торгующей подписью нашего правительства. Теперь правительство США должно оплачивать обязательства ФРС.
М-р Председатель, в прошлом декабре я предложил резолюцию, требующую аудита и расследования деятельности ФРС. Если палата представителей проведёт такое расследование, народ Соединённых Штатов получит важную информацию. Наше правительство создано народом, из народа, для народа. Следовательно, ничто не должно скрываться от народа. Тот, кто обманывает народ – изменник нашего государства. Тот, кто знает или подозревает о совершённом преступлении и скрывает его – соучастник в нём. Мне представляется чудовищным, что судьба нашей великой нации зависит от предателей, действующих в тайном сговоре с международными ростовщиками.
ФРС предпринимает массу усилий, чтобы скрыть своё влияние, но факт заключается в том, что ФРС захватила контроль над нашим правительством. Она контролирует нашу внутреннюю и внешнюю политику, она создаёт и свергает правительства.
М-р Председатель, когда ФРС была создана, народ Соединённых Штатов не понял, что устанавливается мировая система, которая передаёт достояние простых американцев в руки наркоторговцев из Акапулько. Народ не знал, что Соединённые Штаты превращаются из свободной страны в страну кули, поставляющую ресурсы и рабочие руки, что наша страна снабжает финансовой властью международное "сверхгосударство". Сверхгосударство, управляемое интернациональными банкирами и интернациональными фабрикантами, для порабощения всего мира.
Народу нашей страны причинили зло. Людей лишили работы. Их лишили домов. Их выселили из арендуемых ими квартир. Их оставили страдать и умирать от недостатка пищи, медицинской помощи, жилья и одежды. Богатства нашей страны были изъяты и заперты в сейфы и склады немногих корпораций и банков. Для нашего же народа эти сейфы и склады закрыты. Разграбление нашей страны ФРС – это величайшее преступление в истории.
Нам нужно вернуться к Конституции США. Федеральная Резервная Система должна быть упразднена. Банковские ресурсы должны находиться внутри страны, граждане которой ими владеют, и эти деньги должны быть в безопасности от посягательств международных банкиров и спекулянтов. Банки ФРС, нарушившие свои уставы, должны быть немедленно ликвидированы. Бесчестные государственные чиновники, нарушившие свою присягу, должны быть отстранены от должностей и преданы суду.
Льюис Макфадден. Рузвельт и международные банкиры[51].
Рузвельт делает то, что ему приказывают делать международные банкиры. Не надо обманываться, или позволять обманывать себя другим, будто диктатура Рузвельта направлена на благо нашего народа. Он подписывает то, что ему заранее начертано. Он готов интернационализировать нашу страну и разрушить нашу Конституцию – только бы ФРС, это денежное учреждение иностранцев, осталось нетронутым. Нет никакой причины, почему граждане США должны, под угрозой уголовного преследования, отдавать свою собственность международным банкирам, владеющим и контролирующим ФРС[52]. Требование <указ Рузвельта>, чтобы золото изымалось у его законных владельцев, если они не сдадут его добровольно – незаконно. Утверждение, что люди должны сдать своё золото – единственную надёжную ценность – в банки, чтобы поддержать валюту – это рассчитанная ложь! Незаконной узурпацией власти в ночь на 5 марта 1933 года и этим требованием, которое, на мой взгляд, нарушает Конституцию США, Рузвельт развёл валюту Соединённых Штатов с золотом, она больше не обеспечена золотом. Он приказал населению страны сдать своё золото частным лицам – то есть, банкам, и, одновременно, поставил банки под свой контроль, так что теперь всё золото, имеющееся в них, или которое будет в них сдано, может быть передано хищным международным банкирам, владеющим и контролирующим ФРС.
Рузвельт встал на сторону ростовщиков. За счёт народа Соединённых Штатов он сохранил коррумпированные и бесчестные организации. Он использовал путаницу в стране и усталость людей, и сплёл сеть, чтобы выловить все ценности, которые оставались в Соединённых Штатах. Он выловил громадный улов для международных банкиров.
М-р Председатель, я полагаю, что выплачивать долги ФРС должна сама ФРС. Я не вижу никаких причин, по которым за спекулятивные долги международных банкиров должен расплачиваться наш народ.
Закрыв банки страны, Рузвельт фактически захватил золотой запас в 40 миллиардов долларов банковских вкладов. Ведь эти вклады имели золотой эквивалент. Теперь, в результате действий Рузвельта, эти вклады будут выдаваться – если вообще будут выдаваться – только бумажными деньгами, и эти бумажные деньги, которые он предложил выдавать вкладчикам и вообще всему населению, вместо заработанного ими тяжким трудом золота, не основаны ни на чём, во что бы их можно было конвертировать. Это расчётные листки для рабов, а не для свободных людей. Если народ Соединённых Штатов допустит это, то следующим нашим шагом вниз будет предписание от компаний, что есть и во что одеваться. Так уже было с голодающими шахтёрами. Компании выплачивали им "зарплату" бумажками на получение еды и одежды в лавках компаний; их селили в домах компаний, откуда они могли быть выброшены на улицу в любой момент.
В полдень 4 марта 1933 года Рузвельт, держа руку на Библии, принёс присягу защищать Конституцию страны. В полночь 5 марта 1933 года он конфисковал собственность американских граждан. Он переложил внутренние долги правительства на граждан. Он подорвал стоимость американского доллара. Он освободил, или стремится освободить ФРС от её обязательств по обмену банкнот ФРС на золото или другую законную валюту, имеющую золотой эквивалент. Народ Соединённых Штатов имеет теперь неконвертируемые бумажные листки вместо денег. Казначейство не может обратить эти бумаги в золото или серебро. Золото и серебро казначейство незаконно передало в коррумпированную ФРС. И администрация ещё имеет наглость незаконно изымать золото у граждан в пользу частных лиц, объясняя патриотам, что это требуется для защиты национальной валюты.
Это требуется не для защиты национальной валюты! Это требуется для защиты коррумпированной и бесчестной системы ФРС! Директора этой организации совершили уголовные преступления против Соединённых Штатов, включая преступные подделки записей в своих банковских книгах и незаконные присвоения фондов государственного казначейства. Рузвельт изымает золото у народа, чтобы помочь этим преступникам выбраться из ямы, в которую они попали из-за своих спекуляций с имуществом американского народа.
Международные банкиры установили диктатуру, потому что им нужен был диктатор, который бы защитил их. Им нужен был диктатор, который бы издал указ, освобождающий ФРС от её обязанности обменивать свои банкноты на золото.
Освободил ли Рузвельт кого-либо ещё из должников в нашей стране от обязанности выплачивать свои долги? Издал ли он указ, чтобы фермеры не платили долги по закладным? Издал ли он указ, чтобы матери голодающих детей не платили за молоко? Издал ли он указ, чтобы домовладельцы не платили налоги?
Нет, никоим образом! Он издал только один такой указ: указ, освобождающий от своих обязательств международных банкиров и зарубежных должников Соединённых Штатов.
М-р Председатель, золото в банках нашей страны принадлежит американцам, которые имеют бумажные деньги – контракты на него в форме национальной валюты. Если ФРС не может выполнить свои обязательства перед гражданами Соединённых Штатов по обмену своих бумажных банкнот на золото, то тогда ФРС должна быть ликвидирована, а её управляющие должны предстать перед судом.
Следующий улов Рузвельта для международных банкиров – это деньги, полученные от сокращений зарплат федеральным служащим и военных пенсий ветеранам. Я не понимаю, почему наши ветераны и вдовы солдат должны отдавать свои пенсии для финансовых выгод международных стервятников, ограбивших наше казначейство, обанкротивших страну, и изменнически передавших достояние Соединённых Штатов враждебным силам.
Они ненавидят людей, которых они же и грабят[53]. Международные банкиры всегда ненавидели наших военных пенсионеров. Люди с небольшими доходами от правительства не зависят от зарплат и премий. Они не могут контролировать таких людей. Поэтому они их не любят. Им доставило большое удовольствие ограбить наших ветеранов.
Теперь о претензиях иностранных кредиторов <получавших деньги от банков ФРС> – они незаконны. Эти кредиторы были получателями – добровольными – ворованного добра! Они получали, по своим банковским каналам, громадные суммы в валюте, незаконно передававшиеся им ФРС из государственного казначейства.
Почему иностранцы должны иметь предпочтение в выплате по долгам обанкротившихся Соединённых Штатов? Почему вообще с Соединёнными Штатами обращаются как с банкротом? ФРС должна громадные суммы. Банкиры, директора этой организации – богатейшие люди. Почему виновные избегают наказания за свои проступки? Почему народ Соединённых Штатов должен сдавать своё золото, чтобы выплатить громадные долги этих банкиров? Почему Рузвельт пообещал иностранцам, что Соединённые Штаты "выполнят свои обязательства"? Пусть ФРС выполнит свои обязательства. ФРС следует заставить вернуть награбленное, как и все банки и корпорации, извлекавшие незаконные доходы из кредитов, мошеннически предоставленных за счёт казначейства Соединённых Штатов.
Макфадден Льюис Томас (1876 - 1936 гг.). В 1906- 07 гг. казначей Пенсильванской ассоциации банкиров; в 1914- 15 гг. её президент. В 1911- 25 гг. президент First National Bank в Кантоне, Пенсильвания. С 1914 по 1934 гг. член палаты представителей Конгресса США от Пенсильвании. В 1920-31 гг. председатель комитета палаты по банкам.
Постоянный критик Федеральной Резервной Системы, которую он рассматривал как антиконституционное учреждение, обманом навязанное Соединённым Штатам иностранными финансистами и ответственное за крах экономики страны в 1929 году. Утверждал, что банки ФРС не только разрушили экономику Америки, но и финансировали большевистскую революцию в России. В июне 1932 года внёс резолюцию об импичменте президента Гувера. В мае 1933 года внёс резолюцию об импичменте министра финансов и ряда других чиновников Рузвельта.
В 1934 году потерпел поражение на очередных выборах в Конгресс.
Послесловие. Федеральная Резервная Система, её защита и критика.
Главным инструментом олигархии по управлению экономической, а, следовательно, и политической жизнью Соединённых Штатов является Федеральная Резервная Система – консорциум частных банков, выполняющий роль Центрального банка страны. Вопреки своему названию, Федеральная Резервная Система не является ни "федеральной" – поскольку она состоит из частных банков, ни "резервной" – поскольку она печатает деньги, а не хранит некий их "резерв".
Закон об образовании ФРС был принят Конгрессом 22 декабря 1913 года, за два дня до Рождественских каникул, и подписан президентом Вильсоном на следующий день. По этому закону ФРС учреждалась как группа из двенадцати банков, акции которых принадлежали нескольким ведущим банкам страны. Банки ФРС кредитовали под проценты другие банки, предприятия и правительство США, но при этом они не передавали им какой-то свой денежный или иной капитал. Выдаваемые в кредит суммы создавались ими, так сказать, из воздуха. Конгрессмен Р. Патман: "Их (ФРС) "денежные резервы" – это просто кредитные записи в бухгалтерских книгах. Эти кредиты создаются банками ФРС и затем перенаправляются банкам. Один доллар – это один доллар долга перед ФРС. ФРС создаёт деньги из воздуха и покупает на них облигации правительства США, даёт эти деньги в займы под проценты, просто делая записи в своих книгах, что казначейство должно им такую-то сумму. ФРС даёт казначейству один миллиард долларов в долг под правительственные облигации, создавая из ничего миллиард долларов, да ещё с процентами, который американский народ оказывается должен этим банкам. Откуда ФРС берёт деньги? Ниоткуда. Она ниоткуда не берёт деньги, она создаёт их. Это просто печатный станок, выпускающий деньги".
Разумеется, подобный инструмент с самого момента его создания предоставил управляющим им лицам много способов спекулятивного обогащения – начиная от использования инсайдерской информации и выдачи кредитов "своим" банкам и предприятиям, до "доения" целых отраслей производства и создания в стране управляемых кризисов путём варьирования процентной ставки и объёма денежной массы. Конгрессмен Чарльз Линдберг-старший, критикуя закон о ФРС, описывал некоторые из таких возможных махинаций: "Можно создать маятник подъёма и падения рынка небольшими понижениями и повышениями процентной ставки, или можно создать резкие колебания, но в обоих случаях у инсайдеров будет иметься информация о будущих изменениях. Это странная и в высшей степени опасная привилегия, когда-либо предоставленная специальной группе людей любым когда-либо существовавшим правительством. Это частная система, руководимая единственной целью получать наивысшую возможную прибыль из использования денег других людей. Они заранее знают, когда создать, к своей выгоде, панику. Они также знают, когда остановить панику. Инфляция и дефляция в равной степени работают на них, поскольку они контролируют финансы".
Контроль олигархии над выпуском денег и ставкой кредита позволял им захватывать достояние и ввергать в долговую кабалу уже не отдельных лиц, а целые отрасли производства и слои населения; брать "дань" со всего американского народа. Что вскоре и начало происходить. Через 6 лет после создания ФРС в стране разразился аграрный кризис (1920- 21 гг.), а в 1929 году – Великая Депрессия, разорившие множество "средних американцев", особенно фермеров, но обогатившие крупных банкиров и усилившие их влияние.
Далее, помимо обогащения за счёт спекуляций и создания управляемых кризисов, банкиры ФРС кредитовали – притом под проценты – правительство США, просто печатая деньги. Эти "займы" с процентами перезанимались снова и раскладывались на поколения. В результате долг правительства Соединённых Штатов, т.е., фактически, американского народа, рос лавинообразно. Ю. Муллинс, приведя похвальные слова профессора Э. Селигмана (E.R.A. Seligman) из Колумбийского университета в адрес одного из создателей ФРС П. Варбурга – "не все знают, сколь многим Соединённые Штаты обязаны м-ру Варбургу, без преувеличения главному автору Закона о Федеральном Резерве" – иронически заметил: "теперь, когда долг Соединённых Штатов перевалил за триллион долларов, мы, безусловно, можем оценить, "сколь многим Соединённые Штаты обязаны м-ру Варбургу". В те времена, когда принимался закон о ФРС, национальный долг Соединённых Штатов был практически равен нулю".
Рассматривая деятельность ФРС в целом, председатель комитета по банкам палаты представителей Конгресса США в 1920- 31 гг. Льюис Макфадден сказал: "Некоторые думают, что Федеральная Резервная Система – правительственное учреждение. Это не так. Это частная монополия, которая грабит народ Соединенных Штатов для собственной выгоды, для обогащения местных и зарубежных спекулянтов и ростовщиков".
С образованием и деятельностью ФРС был связан ещё один неясный вопрос. Раздел 8 статьи 1 Конституции США гласит: "Конгресс… имеет право чеканить монету, регулировать её ценность и ценность иностранной монеты…". С созданием же ФРС право Конгресса "печатать деньги и регулировать их ценность" было передано частному акционерному обществу. Мало того, в организации, к которой перешло управление финансами Соединённых Штатов, с самого начало имелось заметное иностранное влияние. Так, в разработке закона о ФРС ведущую роль играл П. Варбург из банковского дома "Кун, Лёб и Ко", лишь недавно (в 1911 г.) принявший гражданство США. В 1914- 18 гг. Варбург являлся управляющим ФРС. А ведь "печатание денег и регулировка их ценности" – не только основной финансовый инструмент, но и важнейшее признак суверенитета государства.
Планы установления "частного Центрального банка" с самого начала встретили в Соединённых Штатах сильное сопротивление. Против закона о ФРС выступили многие политические и общественные деятели. Одним из самых активных его оппонентов был конгрессмен Чарльз Линдберг-старший. Он считал создание ФРС нарушением Конституции, незаконной узурпацией права Конгресса печатать деньги и передачей экономики страны в руки олигархии. "Закон о ФРС устанавливает самый большой трест в мире. С подписанием этого закона президентом Вильсоном легализуется невидимое правительство денег. Люди не осознают последствий этого, но расплата последует всего через несколько лет… Этот билль – худшее законодательное преступление всех веков", говорил он.
Рост национального долга, кризисы, в которых попадали США в 1920- 30-х гг., усиливали критику деятельности Федеральной Резервной Системы. Одним из самых решительных противников ФРС в 1920-х - начале 1930-х гг. был конгрессмен Л. Макфадден, председатель комитета по банкам палаты представителей. Он считал Федеральную Резервную Систему антиконституционным учреждением, обманом навязанным Соединённым Штатам иностранными банкирами, ответственным за внутренние и международные спекуляции, за финансирование Первой мировой войны и большевистской революции в России, за крах экономики США в 1929 году. Макфадден говорил: "Нам нужно вернуться к Конституции США. Федеральная Резервная Система должна быть упразднена. Банковские ресурсы должны находиться внутри страны, граждане которой ими владеют, и эти деньги должны быть в безопасности от посягательств международных банкиров и спекулянтов". Неоднократно выступал с критикой ФРС и призывал заменить её государственным банком популярный в 1930-х гг. радиопроповедник патер Кофлин. Среди 16 принципов социальной справедливости, сформулированных им в 1934 году, было требование "ликвидировать Федеральную Резервную Систему и образовать вместо неё Центральный банк, подотчётный правительству". С предложениями по реорганизации ФРС выступали в 1930-х годах и другие политические и общественные деятели Соединённых Штатов, стремившиеся "вернуть Америку американцам".
Однако все эти выступления и призывы были малоэффективны. Федеральная Резервная Система представляла собой бастион олигархии, поэтому все зависимые от международных банкиров конгрессмены, чиновники, журналисты, общественные деятели, заглушая голоса оппонентов, дружно восхваляли ФРС и выступали против попыток "пересмотреть итоги приватизации" финансов США. Предложения в Конгрессе об изменении статуса ФРС, отклонялись большинством голосов. Вопрос о соответствии деятельности ФРС Конституции США и законности передачи ей Конгрессом своего права "печатать деньги и регулировать их стоимость" ни разу не ставился перед Верховным судом, что было довольно странно, поскольку другие сходные вопросы там разбирались. Например, в 1935 г. Верховный суд вынес решение о неконституционности принятого Конгрессом в 1933 г. Закона об оздоровлении промышленности (NIRA), поскольку "Конгресс не имеет конституционного права делегировать свои законодательные полномочия торговым или промышленным организациям".
Критики ФРС рисковали своей политической карьерой. Так, сенатор Роберт Лафолетт считал, что выступление против ФРС стоило ему потери поддержки влиятельных лиц и проигрыша на президентских выборах 1924 года. Льюис Макфадден, активно критиковавший в начале 1930-х гг. ФРС, в 1934 году потерпел поражение на перевыборах в Конгресс США, хотя он представлял там свой округ 20 лет и 12 из них находился на посту председателя комитета палаты по банкам. В 1936 году он скончался при неясных обстоятельствах. Безрезультатными были выступления против ФРС Хью Лонга, Чарльза Кофлина, Джеральда Ная в 1930-х гг. и других политических деятелей позже. Противодействовали им не только конкретные деятели, ангажированные олигархией, но и общий вектор мирового исторического процесса, дух времени, направленный на строительство пирамиды нового мирового порядка.
Приложения
Чарльз Линдберг. Остановить поджигателей войны!
Чарльз Линдберг. Что такое свобода и демократия
Чарльз Линдберг-младший (Charles Augustus Lindbergh Jr.) родился 4 февраля 1902 года в Детройте, штат Мичиган. Его предки происходили из Швеции. Дед, Ола Монссон, был депутатом шведского риксдага и управляющим банком. В 1859 году, обвинённый в растрате, он эмигрировал в Америку вместе с любовницей Ловизой и их малолетним сыном Карлом, названным так в честь тогдашнего шведского короля. Семья поселилась в Мелроузе, штат Миннесота. Ола сменил имя на Август, фамилию на Линдберг; Ловиза стала Луизой, Карл – Чарльзом. Август занялся кузнечным делом и фермерством. Луиза продала свои золотые часы и в семье появилась корова. Постепенно семья снова стала относительно зажиточной.
Карл-Чарльз Линдберг получил юридическое образование в школе при Мичиганском университете. В 1901 году он женился на Эванджелине Лодж Ланд (1876 - 1954 гг.), дочери зубного врача, эмигрировавшего в Канаду из Англии. Их единственным сыном был Чарльз Линдберг-младший. В 1906 году Линдберг-старший был избран в палату представителей США от республиканцев и переизбирался туда до 1916 года. Он поддерживал Внепартийную лигу, "прогрессивных" республиканцев, сенатора от Висконсина Роберта Лафолетта-старшего, Теодора Рузвельта. Линдберг-старший стал особенно известен своей оппозицией созданию Федеральной Резервной Системы. В 1913 году он написал книгу "Банковское дело, валюта и монетный трест" (Banking, Currency, and the Money Trust), с резкой критикой ФРС. За отказ от публикации ему, по словам Линдберга, предлагали два миллиона долларов. Выступал он и против участия США в Первой мировой войне. В 1917 году Линдберг написал книгу "Почему наша страна воюет" (Your Country at War), в которой обвинил крупных финансистов США в вовлечении страны в войну. По словам юриста Уолтера Квигли (Quigley) набор этой книги был конфискован и уничтожен агентами правительства в типографии; как и остатки тиража первой книги. В дальнейшем антивоенную деятельность отца продолжил его сын.
Чарльз-младший с раннего детства проявлял интерес к механике. Уже в 11 лет он научился водить автомобиль Форд Т. В 1920- 22 гг. он учился в Висконсинском университете на инженера- механика, но бросил учёбу, чтобы заняться авиацией. В 1922 году поступил в авиационную школу. В 1923 году за пятьсот долларов купил списанный учебно-военный самолёт Curtiss JN-4 ("Jenny") и весной совершил свой первый полёт. Летом и осенью этого года он летал по стране, иногда беря пассажиров за плату.
В 1924 году Чарльз Линдберг стал курсантом школы воздушного резерва США в Брукс-Филде (Техас), которую закончил лучшим в своём классе. В октябре 1925 году он поступил на работу пилотом в сент-луисскую авиакомпанию, обслуживавшую недавно организованную военно-почтовую службу между Сент-Луисом и Чикаго.
Общенациональную известность Линдбергу принёс его трансатлантический перелёт из Нью-Йорка в Париж в 1927 году, совершённый впервые в мире.
В 1919 году нью-йоркский бизнесмен Р. Ортейг, владелец отеля "Лафайет", француз по происхождению, в рекламных целях учредил приз в 25 тысяч долларов для того, кто первым совершит беспосадочный полёт через Атлантический океан от Нью-Йорка до Парижа.
Неоднократные попытки завоевать приз Ортейга заканчивались неудачами. Например, 21 сентября 1926 года французский пилот Рене Фонк, ас Первой мировой войны, стартовав на перегруженном биплане "Сикорский S-35", разбился на взлёте.
Линдберг решил попробовать принять участие в гонке. Он пришёл к выводу, что для трансатлантического перелёта самолёт следует максимально разгрузить от вещей и максимально нагрузить горючим.
Спроектированный Д. Холлом при участии Линдберга одноместный одномоторный самолет был построен фирмой "Райан" в Сан-Диего (Калифорния). Деньги на постройку выделили, кроме самого Линдберга, Национальный банк Сент-Луиса и несколько местных бизнесменов. В их честь Линдберг назвал свой самолёт "Дух Сент-Луиса" (Spirit of St. Louis).
10 мая 1927 года Чарльз Линдберг вылетел на "Духе Сент-Луиса" в Нью-Йорк и через десять дней, 20 мая стартовал с лётного поля Рузвельт-Филд на Лонг Айленде в направлении Европы. Чтобы взять на борт побольше топлива, он отказался даже от парашюта и радио. Первый километр полёта его сопровождал самолёт с репортерами.
Ориентироваться над бесконечной морской поверхностью было непросто. К тому же утомительный полёт продолжался больше суток. Увидев очертания Ирландии, лётчик понял, что он перелетел океан, и развернул самолёт на юго-восток, на Париж.
21 мая 1927 года "Дух Сент-Луиса", проведя в воздухе 33 часа 40 минут, появился над Парижем. За его приземлением в аэропорту Ле Бурже наблюдала толпа в 150 тысяч человек. Ликующие встречающие вытащили Линдберга из кабины и полчаса буквально носили над головами.
Парад в честь Линдберга на Елисейских Полях посетил почти миллион французов. Над зданием МИДа Франции развевался американский флаг, как бывало во время визитов главы государства.
В США Чарльз Линдберг и "Дух Сент-Луиса" вернулись в США на крейсере "Мемфис", где им было предоставлено место по распоряжению президента.
На родине лётчика приветствовал лично президент Калвин Кулидж. На празднике в Нью-Йорке перед ним маршировали 10 тысяч солдат, а вдоль дорог стояло четыре миллиона зрителей. Конторы, школы, даже биржи закрывались, чтобы чествовать Линдберга.
Президент наградил его медалью "За выдающиеся авиационные заслуги" (Distinguished Flying Cross) и присвоил звание полковника.
Несколько позже, в 1928 году, лётчик был награждён Медалью Конгресса.
Почтовое ведомство США выпустило в его честь марку.
В течение года после полёта четверть американцев (около 30 млн.) лично повидала Линдберга и "Дух Сент- Луиса". Он стал самым снимаемым человеком на Земле; получил два миллиона писем от поклонников; 15 тысяч подарков из 69 стран.
После полёта Линдбергу поступило много коммерческих предложений: интервью, съёмок в кино, чтения лекций и так далее. Газетный магнат Хёрст предложил ему контракт на 500 тысяч долларов за участие в фильме об авиации. (После некоторых колебаний лётчик отказался – вместе с друзьями он решил, что фильм будет посвящён не авиации, а рекламе подруги Хёрста Марион Дэвис). В июле 1927 года вышла книга Линдберга "Мы" (We) (т.е. лётчик и самолёт).
Летом 1927 года при спонсорстве фонда Дэниела Гугенхейма Линдберг совершил полёт на "Духе" по всем 48 штатам США. В декабре 1927 года он вылетел, на "Духе" же, в Мексику, по приглашению американского посла Дуайта Морроу; побывал и в других латиноамериканских странах.
Полёт Линдберга, точнее, его шумное прославление в прессе, значительно увеличил популярность авиации в США. До конца 1927 года число заявок на получение лицензий пилота утроились, число лицензированных авиаторов всех видов учетверилось, а количество пассажиров на U.S. Airline между 1926 и 1929 гг. увеличилось в 30 раз, с 5782 до 173405. В 1927 году впервые попробовал путешествовать в воздухе и автомобильный король Генри Форд. Он полетел на "Духе", которым управлял Линдберг.
30 апреля 1928 года Линдберг в последний раз пилотировал "Дух Сент-Луиса". Самолёт был доставлен в Вашингтон, где остался для постоянной экспозиции в Смитсониановском музее.
27 мая 1929 года состоялась свадьба Чарльза Линдберга и Анны Морроу, дочери посла США в Мексике Дуайта Морроу, партнера крупнейшего международного банкира Дж.П. Моргана.
Некоторое время Линдберг вместе с женой работали на авиалиниях Transcontinental and western air transport (названной "линия Линдберга") и Pan American.
Авиаконструктор И. Сикорский и шеф-пилот Pan American Ч. Линдберг на борту амфибии S-38.
Чарльз Линдберг ведёт гидроплан S-40 конструкции И. Сикорского
В ноябре 1929 года Линдберг встретился с пионером ракетной техники в США Робертом Годдардом (1882 - 1945 гг.), узнав из газет о запуске им небольшой ракеты на высоту около 100 метров. Годдард экспериментировал с ракетами с 1920 года. Несмотря на замкнутый и недоверчивый характер, Годдард рассказал знаменитому лётчику о своих планах и о предполагаемом будущем успехе ракетной техники. Линдберг заинтересовался работами Годдарда и обещал найти ему финансовую поддержку. Вначале он обратился к фонду Карнеги, но тот предоставил только 5 тыс. долларов. Весной 1930 года на работы Годдарда пожертвовал 50 тыс. долларов Д. Гугенхейм. Потом фонд Гугенхейма ещё несколько раз, по представлению Линдберга, финансировал работы Годдарда; в целом на 148 тыс. Хотя демонстрационный показ Годдардом своих достижений в сентябре 1935 года, на котором присутствовали Линдберг и Гугенхейм, закончился неудачно, но в 1941 году ракета на жидком топливе, созданная Годдардом, поднялась на высоту 10 километров.
Г. Гугенхёйм, Р. Годдард, Ч. Линдберг
28 ноября 1930 года Линдберг познакомился с французским хирургом Алексисом Каррелом, лауреатом Нобелевской премии, работавшем в Рокфеллеровском центре, заинтересовался его работами по трансплантации органов и принял в них участие. Он пытался сконструировать аппарат, поддерживающий жизнедеятельность органов отдельно от тела. В журнале Science появилась совместная статья Линдберга и Каррела, а позже и книга.
Однако основным увлечением Линдберга оставалась авиация. 27 июня 1931 года Чарльз и Анна вылетели на аэроплане типа Локхид- Сириус из Нью-Йорка на Север. Их самолёт, названный Tingmissartoq (по эскимосски – "то, что летает как большая птица") направился в Канаду, потом на Аляску, Камчатку, Японию, Китай. Из Китая, уже морем, они вернулись в США. В 1935 году путешественники написали о своей поездке книгу "На Восток через Север" (North to Orient). (Чарльз Линдберг составил карты к книге). В 1933 году Чарльз и Анна Линдберги предприняли исследовательский полёт через Атлантику, от Африки до южной Америки. В этом же году они посетили европейскую часть России.
Tingmissartoq в музее
"На Восток через Север"
1 марта 1932 года был похищен полуторагодовалый сын Линдберга. Неизвестные похитители потребовали и получили выкуп, но ребёнок всё-таки был убит. В 1934 году полиция арестовала предполагаемого преступника, Бруно Хауптманна. Несмотря на ряд улик, он отказывался признать свою вину. Хауптманн был осуждён, и в 1936 году казнён. (Хауптманн отказался признать вину и после осуждения, хотя губернатор обещал ему в этом случае заменить казнь на пожизненное заключение. В 1935 г. редактор "Дер Штюрмер" Ю. Штрейхер в интервью американской газете заявил, что убийство сына Линдберга был совершено некими евреями, как ритуальное).
В декабре 1935 года Линдберги, которым немало досаждали американские репортёры и просто любопытные, уехали в Англию. Некоторое время они жили в Кардиффе у своих родственников Морганов[54]; затем в отелях Лондона; затем в столичном пригороде.
25 мая 1936 года Линдберг получил приглашение от имени Геринга и министерства авиации посетить Германию и ознакомиться с её достижениями в самолётостроении. Это приглашение было направлено при содействии военного атташе посольства США в Берлине майора Трумэна Смита. (Т. Смит был пехотным офицером и одним из мотивов организации им приглашения Линдберга было желание получить профессиональную оценку состояния германских ВВС). Через два месяца, 22 июля 1936 года, Чарльз и Анна Линдберги прибыли в Берлин. За 11 дней визита лётчик встретился с Герингом, другими высшими руководителями министерства авиации; побывал в немецких авиационных НИИ, в элитных частях Люфтваффе, на заводах Хейнкеля и Юнкерса; пилотировал немецкие самолёты, включая бомбардировщик Ю-87. 28 июля 1936 года Геринг дал обед в честь Линдберга в своей резиденции на Вильгельмштрассе. 1 августа 1936 года Линдберги посетили Олимпийские игры, как личные гости рейсхмаршала.
Ч. Линдберг прибыл в Берлине. Справа Т. Смит.
Новая, бурно развивающаяся Германия произвела на американцев сильное впечатление. Чарльз Линдберг восхищался немецкой индустрией, инженерным искусством, эффективностью экономики; называл немцев "во многом одной из самых интересных наций в мире". Возрождение страны он связывал с правлением нового канцлера, Адольфа Гитлера: "Гитлер, невзирая на всё, за что мы его критикуем, без сомнения великий человек, который сделал очень много для немецкого народа. Он во многом фанатичен, и каждый может заметить в сегодняшней Германии некоторый фанатизм. Этот фанатизм меньше, чем я ожидал, но он есть. С другой стороны, Гитлер добился столь значительных результатов, которых вряд ли можно было бы достичь без некоторой доли фанатизма". Линдберг пришёл к заключению, что во внешней политике Гитлер стремится к достижению дружеских отношений с Англией и считает неизбежным конфликт с СССР. Анна также была восхищена новой Германией и фюрером. После первого визита в Германию она писала матери: "какое замечательное единство, цельность, энергия созидания сейчас в Германии… Гитлер – это великий человек, напоминающий вдохновенных религиозных лидеров и, как таковой, немного фанатичный, но не интриган, не эгоист, скорее мистик и визионер, который действительно желает лучшего будущего своей стране, и, в целом, придерживается достаточно широких взглядов".
По просьбе военного атташе Линдберг изложил ему оценку германской авиации и сопоставил её с авиацией других стран. Этот меморандум Т. Смит переправил в госдепартамент.
Вернувшись из Германии, Линдберг продолжил научное сотрудничество с Каррелом. Анна писала книги. В том же 1936 году лётчик побывал во Франции; посетил авиазавод. В феврале-апреле 1937 года Чарльз и Анна совершили на небольшом самолёте полёт в Индию.
11 октября 1937 года Линдберги снова прилетели в Германию. На сей раз их пригласило на свой ежегодный съезд Лилиенталевское общество аэронавтики. Приглашению вновь содействовал Т. Смит. После нескольких дней обсуждения проблем авиации на съезде, они отбыли в Берлин. Как и во время первой поездки, американский лётчик побывал на авиазаводах, познакомился с разными типами самолётов. Линдберг опять передал Смиту отчёт о германских ВВС, где отметил, что "рост германской военной авиации беспрецедентен в истории".
Летом 1938 года вышла совместная работа Ч. Линдберга и А. Каррела The culture of organs. Анна закончила книгу Listen! The Wind ("Слушайте! Ветер") об их полёте через Атлантику пять лет назад.
В августе 1938 года Линдберг вновь посетил СССР. Он назвал русских "открытыми, привлекательными людьми", но одновременно отметил "очень мрачные условия в стране". Советскую практику привлечения к службе в военной авиации пилотов-женщин Линдберг оценил отрицательно. "Различия между мужчинами и женщинами созданы Богом, и даже Советский Союз не сможет их искоренить", иронически заметил он. (Как бы опровергая его слова, через месяц, в сентябре 1938 года экипаж Гризодубовой- Осипенко- Расковой совершил перелёт Москва – Дальний Восток). Что касается советской авиации, то Линдберг счёл, что она чересчур подражает зарубежным образцам.
В сентябре 1938 года, в условиях надвигающегося политического кризиса в Европе, Джозеф Кеннеди, новый посол США в Англии, попросил Линдберга дать оценку германских ВВС. 22 сентября Линдберг передал послу отчёт, в котором писал: "Германская авиация сейчас, без сомнения, сильнейшая в мире… Германия может разрушить Лондон, Париж и Прагу… Англия и Франция не имеют достаточно сил для эффективной защиты или контратаки… важно избегать общеевропейской войны в ближайшем будущем почти любой ценой… такая война будет крахом европейской цивилизации". Кеннеди сразу же переслал этот меморандум госсекретарю К. Хэллу. Он организовал встречу Линдберга с Джоном Слессором из министерства авиации Англии (будущим маршалом), на которой американский лётчик повторил свою высокую оценку состояния германских ВВС и добавил, что "войны с Гитлером нужно избегать почти любой ценой".
11-29 октября 1938 года, Линдберг снова, по приглашению Лилиенталевского общества, побывал в Германии. Он посетил авиазаводы, познакомился с новыми типами германских самолётов. Линдберг был первым американцем, которому немцы разрешили осмотреть новейший бомбардировщик Ю-88 и истребитель Бф-109.
Германские власти проявляли к американским гостям подчёркнутое дружелюбие. 18 октября 1938 года на обеде, данном послом Вильсоном в честь Линдберга и Геринга, рейхсмаршал лично, по поручению Гитлера, вручил лётчику высшую награду рейха для иностранных граждан, орден Германского орла со звездой[55], за вклад в развитие авиации и трансатлантический перелёт 1927 года. На обеде присутствовали атташе Смит, уже подполковник, авиаконструкторы Сикорский, Хейнкель, Мессершмитт.
Геринг вручает Линдбергу орден
В Соединённых Штатах, однако, хорошее отношение Линдберга к Германии разделялись далеко не всеми, а получение им ордена от германского правительства вызвало ожесточённую критику со стороны ряда общественных деятелей и газет. Особенно нападал на Линдберга министр внутренних дел администрации Рузвельта Г. Икес. Выступая на митинге сионистов в Кливленде, он критиковал лётчика за награду, полученную, по его словам, "из рук диктатора, который теми же руками грабит и мучает невинных людей".
Линдберг, в свою очередь, критически относился к яростной антинемецкой пропаганде, развёрнутой в части предвоенной английской и американской прессы. Он отмечал близость немцев к американцам и англичанам по культуре, образу мышления, вкладу в развитие науки и техники. "Немецкий народ способный, высокоинтеллектуальный, близкий к нам", говорил он. 2 апреля 1939 года Линдберг записал в своём дневнике: "Германия – единственная страна в Европе, которая ведёт последовательную политику в последние годы. Нельзя одобрять нарушение ею своих обещаний… но она делает это лишь немногим чаще, чем другие державы. Понятия правоты и неправоты различны для закона и для истории".
В апреле 1939 года Линдберги вернулись из Англии в США.
борьба против военной пропаганды
America First Committee; речь в Де Мойне
Пёрл Харбор и закрытие комитета
Чарльз Линдберг выступал за разрешение нараставших в Европе 1930-х гг. территориальных и экономических споров мирными средствами. Он призывал к недопущению военного конфликта между западными странами, указывая на катастрофические последствия для Европы такой братоубийственной войны. "Наследники европейской культуры на краю ужасной войны… которая разрушит силу и сокровища белой расы… возможно, даже приведёт к гибели нашей цивилизации", говорил он. Когда Вторая мировая война всё-таки началась, Линдберг выступил против участия в ней Соединённых Штатов. 15 сентября 1939 года он произнёс по радио речь "Америка и европейские войны", в которой высказался за нейтралитет США в европейском конфликте.
Американским фермерам, рабочим, мелким бизнесменам – "средним американцам" – война была не нужна. Америка была отделена от театра военных действий океаном и потому находилась в безопасности. Многие помнили, что когда США вступили в Первую мировую войну, то на ней нажились крупные финансисты и торговцы оружием, а народ заплатил жизнями солдат. Погасить начавшуюся в Европе новую войну или, во всяком случае, не допустить втягивания в неё Америки стремились тогда многие видные политические деятели Соединённых Штатов. Линдберга, вскоре после его выступления, пригласил для встречи бывший президент Герберт Гувер. Тогда же он имел беседы с сенаторами Хирамом Джонсоном из Калифорнии и Уильямом Бора из Айдахо. Темой обсуждений была борьба за нейтралитет США.
Однако многие влиятельные группы за рубежом и внутри страны желали вовлечь Америку – её громадные материальные, интеллектуальные, людские ресурсы – в войну против Германии. Под разными, как правило, чисто идеологическими предлогами, за которыми, впрочем, скрывались вполне экономические интересы, эти группы настаивали на участии США в войне на стороне Англии и Франции.
Президент Рузвельт и его окружение задолго до начала военных действий негативно относились к установившемуся в Германии режиму. Быстрое развитие экономики Германии, "немецкое чудо", не вызывало у них энтузиазма. Представители администрации постоянно критиковали национал-социалистов за их внутреннюю политику, особенно за вытеснение евреев из политической, экономической, культурной жизни страны. В ноябре 1938 года, после "Хрустальной ночи", из Берлина был отозван американский посол. Советуя руководству Англии и Франции уступить требованиям Гитлера во время чехословацкого кризиса, Рузвельт, однако, настаивал, чтобы союзники поддержали Польшу в сентябре 1939 года, что привело к началу длительной войны. (Если бы военные действия разразились в 1938 г., то Германия была бы быстро разгромлена – что не входило в планы рузвельтовской администрации).
21 сентября 1939 года Рузвельт на созванной им сессии Конгресса потребовал отменить эмбарго на поставки вооружений (установленное Законом о нейтралитете США, принятым 1 мая 1937 г.) и разрешить продажу оружия Англии и Франции по принципу "плати-и-вези" (cash-and-carry). Это было шагом к вовлечению Америки в европейский конфликт; однако Рузвельт, ничтоже сумняшеся, заявил прямо противоположное: "моё глубокое убеждение заключается в том, что снятие эмбарго поможет Соединённым Штатам остаться в мире". 2 октября 1939 года председатель комитета по иностранным делам Кей Питтмен, сторонник курса администрации, представил в сенат билль об отмене эмбарго, обосновав его, впрочем, не абсурдным утверждением, что продажа оружия Англии и Франции "поможет Америке остаться вне войны", а более осмысленной апелляцией к возможности улучшения американской экономики, каковая, несмотря на "новый" и прочие курсы продолжала пребывать в глубоком кризисе. (Индекс промышленного производства составил в 1939 г. только 90% от уровня 1932 г. Безработица в 1939 г. оставалась на уровне 17%).
13 октября 1939 года состоялось второе выступление Линдберга по национальному радио. Он напомнил, что первопричиной конфликта в Европе были несправедливые условия Версальских соглашений, а не идеологические противоречия "между тиранией и демократией". "Нынешняя война – не война за демократия, это борьба за баланс сил… это одна из ссор внутри нашей семьи, возникшая из-за ошибок Первой мировой войны", сказал он. За начавшуюся войну, подчёркивал Линдберг, ответственны все стороны, не только Германия. Он настаивал на сохранении эмбарго на поставки оружия воюющим странам и на нейтралитете США.
Билль об отмене эмбарго, однако, был утверждён сенатом.
Борьба против военной пропаганды
Задолго до вторжения Гитлера в Польшу многие американские масс-медиа, выражая интересы своих владельцев, вели враждебную кампанию против Германии. Внутренняя политика национал- социалистического руководства подвергалась ими самой резкой критике, сопровождавшейся призывами "бойкотировать немецкие товары", "защитить гуманизм и демократию", "уничтожить диктатуру", "уничтожить гитлеризм" и так далее. С началом военных действий в Европе они развернули агрессивную пропаганду войны. Они требовали оказания помощи Англии и Франции, отмены Закона о нейтралитете, объявления войны Германии. "Театры заполнили пьесы, прославляющие войну. Хроникальные фильмы потеряли даже видимость объективности" (речь Ч. Линдберга в Де Мойне, 11 сент. 1941 г). "Кинокомпании стали гигантскими машинами нагнетания военной лихорадки" (радиовыступление сенатора Джеральда Ная, 1 авг. 1941 г.). Одновременно те же медиа начали кампанию травли всех, кто выступал против того, чтобы заставить американский народ воевать за чужие интересы. "Газеты и журналы лишались рекламы, если они печатали антивоенные статьи. На тех, кто выступал против войны, обрушивались клеветнические кампании. Ярлыки "пятая колонна", "изменники", "нацисты", "антисемиты" приклеивались к любому человеку, осмеливавшемуся предположить, что вступление в войну не соответствует лучшим интересам Соединённых Штатов. Люди теряли работу, если высказывали антивоенные взгляды. Другие просто не решались ничего говорить" (речь Ч. Линдберга в Де Мойне). На деньги групп, заинтересованных в вовлечении Америки в войну против Германии, создавались организации, поддерживавшие политику Рузвельта и пропагандировавшие "содействие демократии во всём мире" – "Комитет защиты Америки оказанием помощи союзникам" (создан в мае 1940 г.); "Друзья демократии",… Понятно, что ангажированные пропагандисты готовы были воевать с Германией до последнего американского солдата – впрочем, охотно поддерживая этих солдат песнями и плясками, пьесами и фильмами, снимаемыми в безопасном отдалении Калифорнийского и Бродвейского фронтов. Понятно и что в условиях военного времени можно было бы развернуть весьма прибыльные спекуляции продовольствием и тому подобные гешефты. Но зачем это нужно было американцам?
19 мая 1940 года в очередном радиовыступлении Линдберг заявил, что война американцам не нужна, что военная истерия в стране нагнетается искусственно, по заказу небольшой численно, но влиятельной экономически группы населения. "Единственная причина, по которой мы можем быть вовлечены в войну – стремление к этому влиятельных элементов в Америке. Они представляют ничтожное меньшинство нашего народа, но контролируют значительную часть машины влияния и пропаганды", сказал он. Несколько позже Линдберг снова обвинил "организованное меньшинство в стране" в "наводнении Конгресса и прессы пропагандой войны".
В условиях развернувшейся в США того времени ожесточенной информационной войны призывы Линдберга, имевшего ореол национального героя, к невмешательству Соединённых Штатов в европейский конфликт, критика им заказчиков военной пропаганды, вызвали болезненную реакцию в кругах, стремившихся навязать американскому народу войну вопреки его желанию и интересам. Выступления Линдберга, в частности, до крайности раздражали президента Ф. Рузвельта. Заявление Линдберга, что военной пропагандой в США дирижирует "ничтожное, но влиятельное меньшинство народа", президент сравнил с утверждениями Гитлера. 20 мая 1940 года, на следующий день после радиовыступления Линдберга, Рузвельт сказал министру финансов Г. Моргентау, что он "абсолютно уверен, что Линдберг – нацист". 21 мая 1940 года в послании Стимсону, своему будущему военному министру, Рузвельт писал: "когда я читаю речи Линдберга, я чувствую, что Геббельс не мог бы написать лучше". По указанию Рузвельта ФБР завело дело на Линдберга.
Вместе с тем, учитывая антивоенные настроения подавляющего большинства американцев и в связи с приближением очередных президентских выборов, Рузвельт был вынужден маневрировать и в политике и, особенно, в публичных выступлениях. В своих речах он сочетал призывы к "поддержке демократии и свободы" с неоднократными заявлениями, что он является противником участия США в европейской войне и что ни в коем случае не пошлёт на неё американских солдат. Так, на митинге, состоявшемся 30 октября 1940 года, он говорил: "Я даю вам слово, отцы и матери, ещё одно заверение, я уже говорил это раньше и буду повторять снова и снова: ваши сыновья никогда не будут посланы для участия в иностранных войнах". Всё это, однако, было только предвыборной риторикой и ложью, что показали дальнейшие действия Рузвельта.
Американцы помнили как двадцать лет назад, под примерно такими же лозунгами "защиты гуманизма и демократии", их втянули в европейскую войну, в результате которой банкиры и торговцы оружием умножили свои состояния, а в самой Европе, вместо гуманизма и демократии установились: в России власть большевиков, в Германии – экономический хаос. Большинство народа противилось всё более явно обозначавшемуся курсу администрации Рузвельта на участие США в новой европейской войне и не поддерживало агрессивную военную пропаганду сторонников этого курса. Опросы общественного мнения регулярно показывали, что более 75% американцев выступает против участия Соединённых Штатов в войне.
Для противодействия попыткам вовлечь страну в войну ряд политических активистов в начале сентября 1940 года образовал комитет под названием "Вначале Америка" (America First Committee). Название отражало главное убеждение участников – следует вначале позаботиться о своей стране, об интересах своего народа – а уже потом о других народах и разных абстрактных идеях. Этот тезис противопоставлялся шумным требованиям пропагандистов войны "защитить Англию", "защитить мировую демократию" и т.пр.
Комитет "Вначале Америка" возглавил отставной генерал Р. Вуд. В его работе приняли участие видные политические и общественные деятели США: сенаторы Джеральд Най (Северная Дакота), Бэртон К. Уилер (Монтана), Уильям Бора (Айдахо), Джордж Норрис (Небраска), Роберт Тафт (Огайо), Роберт Лафолетт (Висконсин), Хенрик Шипстед (Миннесота), бывший президент Герберт Гувер, автопромышленник Генри Форд, издатель New York Daily News Джозеф Паттисон, президент Чикагского университета Роберт Хатчинс и другие. С осени 1940 года неоднократно выступал на митингах комитета "Вначале Америка" и Чарльз Линдберг. Комитет издавал антивоенные брошюры, организовывал местные отделения, проводил митинги по всей стране. Он стал крупнейшей антивоенной организацией в США; в его работе участвовало около 800 тысяч человек. Пожертвования для комитета внесли более 25 тысяч человек, среди которых был и будущий президент США Джон Кеннеди. Рупором комитета стала газета "Чикаго трибюн" полковника Маккормика. Многие материалы America First Committee перепечатывал журнал "Социальная справедливость" популярного католического проповедника Чарльза Кофлина.
В начале января 1941 года администрация Рузвельта направила в Конгресс проект закона, который позволил бы продавать вооружения Англии уже не только за наличный расчёт, но и в кредит. Закон давал полномочия президенту "продавать, занимать, предоставлять в пользование (lend and lease),… любое защитное вооружение правительству любой страны, защиту которой президент сочтёт жизненно важной для Соединённых Штатов". Сторонники нейтралитета США решительно возражали против этого закона. Сенатор Най назвал его "главным шагом к вовлечению нас в войну".
Против закона о ленд-лизе выступил и Линдберг. 23 января 1941 года он четыре с половиной часа давал показания в палате представителей в связи с обсуждением закона о ленд-лизе. Он подчёркивал, что этот закон является ещё одним шагом к прямому участию США в войне, которое ничем не оправдано. "У Соединённых Штатов", сказал Линдберг, "нет обязанности играть роль всемирного полицейского".
Закон о ленд-лизе, однако, был принят Конгрессом, и подписан президентом 11 марта 1941 г.
После своего возвращения в Америку в апреле 1939 года Линдберг много раз выступал в печати, по радио, на митингах с призывами к нейтралитету США; как и участники комитета "Вначале Америка". 17 апреля 1941 года Линдберг и формально вошёл в состав AFC. Он стал самым популярным оратором комитета: каждое отделение AFC приглашало его на свои митинги.
23 апреля 1941 года, выступая перед тридцатитысячной аудиторией в Нью-Йорке, Линдберг в очередной раз подчёркнул, что участия США в войне добивается незначительная, хотя и очень влиятельная, часть населения. "Нас пытается вовлечь в войну меньшинство народа. У этого меньшинства есть власть. У него есть влияние. У него громкий голос. Но оно не представляет собой народ".
Упоминания о "меньшинстве", которое пытается заставить американцев воевать вопреки своему желанию и за чужие интересы, очевидно, особенно раздражали президента Ф. Рузвельта. 25 апреля 1941 года, через два дня после выступления Линдберга в Манхэттене, Рузвельт на пресс-конференции насмешливо-пренебрежительно отозвался о Линдберге и его единомышленниках. 28 апреля 1941 года, из-за фактического публичного оскорбления от президента, являвшегося верховным главнокомандующим, лётчик подал в отставку из ВВС.
Весной и летом 1941 года Линдберг участвовал во многих митингах, организованных America First Committee в разных городах и штатах страны. 23 мая 1941 года он снова выступил в Нью-Йорке, в Madison Square Garden, где послушать его речь пришли более 23 тысяч человек. В мае же он выступал в Филадельфии, Сент-Луисе, Миннеаполисе. В июне – в Голливуде, где в зал на 20 тысяч мест собралось 60- 70 тысяч слушателей; в июле – в Сан-Франциско; в августе – в Кливленде и Оклахоме; в сентябре – в Де Мойне (Айова).
Главным идеологическим обоснованием требований вступления США в войну против Германии было утверждение о "необходимости защиты демократии". Этот тезис без конца повторяли антигерманские масс-медиа в США. Представители администрации также постоянно рассуждали о свободе и демократии, о "необходимости защищать свободу во всём мире", о том, что "США должны стать "арсеналом демократии"" и так далее. Сторонников же нейтралитета США они упрекали, в том, что им "безразлична демократия". Например, выступая 14 июля 1941 года в Нью-Йорке, министр внутренних дел Г. Икес заявил: "Линдберг… ни разу не сказал ни слова в защиту демократии".
Однако именно Линдберг и его друзья по America First Committee неоднократно говорили о демократии в связи с текущей войной. Они отмечали абсурдность помощи Британской империи для "защиты демократии"; утверждали, что говорить о свободе и демократии применительно к Англии, противопоставляя ей в этом Германию, нелепо – ведь в то самое время, когда Англия заявляла, что она воюет "против тирании" и "за свободу", она бросала в тюрьмы тысячи участников национально-освободительного движения в захваченной ею Индии. По их мнению, война была начата и ведётся сейчас не в защиту демократии, а для сохранения британской и французской колониальных систем – Англия и Франция "являются ничуть не меньшими угнетателями, чем Гитлер". Сенатор Най назвал Британскую империю "вершиной реакции и эксплуатации" и добавил, что "спасать британский империализм – вовсе не означает спасать мир". Генерал Хью Джонсон, бывший руководитель НИРА, говорил, что единственная цель Британии в войне – "сохранить свою имперскую позицию в мире". Лидер социалистической партии Н. Томас заявил, что "французский империализм – это проклятье человечества". Р. Хатчинс, президент Чикагского университета, писал, что жертв агрессии было куда больше до 1939 года, чем после, если учесть народы Индокитая, Африки и, особенно, Индии. Один из памфлетов, изданных AFC, иронически спрашивал: "когда Британия, столь озабоченная вопросами демократии, планирует освободить 30 тысяч политзаключенных в Индии?" [56].
Концы с концами у рузвельтовской администрации не сходились, впрочем, не только с "защитой демократии" за рубежом. Согласно опросу Гэллапа в мае 1941 года 80% американцев были против участия США в войне. Но администрация Рузвельта, без конца рассуждавшая о "защите демократии" в других странах, предпочитала игнорировать мнение народа у себя дома.
Представители комитета "Вначале Америка" и здесь подчёркивали, что правительство демократической страны, если только это слово является не пропагандистским ярлыком, а имеет содержание, обязано прислушиваться к требованиям народа, а не проплаченных "ничтожным меньшинством" пропагандистов, даже если у последних "громкий голос". В заметке "Что такое свобода и демократия" Линдберг писал: "Я верю в свободу и демократию – но не в те их формы, к которым нас сегодня ведёт президент Рузвельт. Демократии нет в стране, народ которой не информирован об основных принципах политики своего правительства. Слово "свобода" звучит насмешкой для людей, которых принуждает к войне президент, избранный ими потому, что он обещал мир… Если мы не имеем права голосовать по вопросу участия в иностранной войне, если наши новости цензурируются и смешиваются с пропагандой, как в тоталитарных странах, если наших граждан призывает на военную службу, а нашу экономику дезорганизует президент, который избирался на первый срок под лозунгами восстановления экономики, а на третий срок под лозунгами мира – значит, в нашей стране больше нет ни демократии, ни свободы".
Так что, вопреки утверждению Икеса, Линдберг немало говорил о свободе и демократии. Однако он, очевидно, имел в виду под демократией право народа самому определять свою судьбу – а совсем не то, что понимали (и понимают сегодня) под этим словом "демократы" этнические и профессиональные (для которых, как известно, "демократия – это власть демократов").
По мере активизации борьбы Линдберга и его товарищей за нейтралитет США усиливались и нападки на него. Раздражённые неэффективностью своей пропаганды, газеты, принадлежавшие "ничтожному количественно, но влиятельному экономически меньшинству" и солидарные с ними чиновники администрации называли Линдберга "американским голосом министерства Геббельса", "платным агентом германского правительства", "рыцарем германского орла". Особенно часто нападал на Линдберга министр внутренних дел Икес. 13 апреля 1941 года на обеде в Чикаго, организованном союзом еврейских рабочих Америки, он назвал Линдберга "другом нацистов №1".
Деятели, раздувавшие вражду между США и Германией, стремившиеся вовлечь американский народ в войну за чужие интересы – их вполне можно было бы назвать врагами американского народа[57] – бранили Линдберга – что, впрочем, было для него похвалой, критерием, что он поступает правильно; друзья его поддерживали. Генерал Вуд предложил избрать Линдберга председателем комитета "Вначале Америка". Сенатор Бэртон Уилер, выступая 23 мая 1941 года на митинге, сказал: "Никто не служит Соединённым Штатам более разумно, отважно, действенно, чем полковник Чарльз Линдберг. Он ведёт борьбу за мир и народное правление вопреки всем оскорблениям и клевете, которым его подвергают поджигатели войны. Он считает, что гораздо почётнее предотвратить войну, чем победить или проиграть в ней. Когда-нибудь его заслуги в этом будут признаны, как признаны сегодня заслуги его достойного отца и Роберта Лафолетта- старшего".
Тактика рузвельтовской администрации по вовлечению страны в войну заключалась в небольших – чтобы народ не успевал осознать и отреагировать – шагах к этому, сопровождаемых заверениями в миролюбии. Сначала Рузвельт добился продажи оружия Англии за наличные и "самовывозом". Потом он получил одобрение конгресса на такую продажу в кредит. Потом он дал приказ американским ВМС сопровождать британские транспорты с оружием и сообщать им о германских военных судах. Потом он начал "создавать инциденты" – провоцировать германские суда, чтобы те "выстрелили первыми" по американским кораблям. Тактика эта, по существу, ничем не отличалась от "инцидента в Глейвице" и к демократии, о которой так пеклась администрация, никакого отношения не имела.
Линдберг называл эти действия рузвельтовской администрации "бесчестными уловками". 9 августа 1941 года в речи "Представительное правление или правление с помощью уловок?" на митинге в Кливленде, он сказал: "Они знают, что народ нашей страны против войны, поэтому планируют вовлечь нас в войну с помощью уловок, планируют создавать инциденты и ситуации, чтобы ввергнуть США в войну … Лицемерие и уловки окружают нас в каждом утверждении партии войны. Когда мы требуем, чтобы правительство прислушалось к 80% народа, которые не желают воевать, они кричат, что мы "нарушаем единство". Те самые группы, которые призывают нас защищать свободу и демократию за рубежом, требуют, чтобы мы уничтожили свободу и демократию у себя дома, заставив 4/5 народа воевать против его желания. Пятая часть народа, голосующая за войну, называет нас, остальные 80%, "пятой колонной"". Линдберг отметил, что нет, собственно, никакой разницы между "тоталитарной кликой" Гитлера, манипулирующей рейхстагом и решающей важнейшие вопросы политики без консультаций с народом, и "демократической администрацией" Рузвельта, точно так же пренебрегающей мнением народа по фундаментальному вопросу жизни страны. "Администрация обращается с Конгрессом не лучше, чем нацисты с рейхстагом. Вопрос войны или мира не ставится президентом и его администрацией перед выборными представителями народа, потому что они знают, что народ против войны". В заметке "Что такое свобода и демократия" Линдберг писал: "Главная опасность, стоящая сегодня перед нами – не вторжение, не интервенция, не Германия, Япония или Россия. Главная опасность для нас сегодня – это бесчестные уловки нашего собственного правительства". Высмеивая утверждение Рузвельта, что безопасность Соединённых Штатов зависит от контроля над островами Капо Верде, Линдберг говорил: "Даже от Гитлера мы не слышали ничего подобного … М-р Рузвельт заявляет, что Гитлер желает владычествовать над миром. Но никто иной, как сам м-р Рузвельт желает этого, когда заявляет, что мы должны контролировать конфликты в Европе и Азии, или что Америка должна захватить острова у африканского побережья". Летом 1941 года Линдберг назвал Рузвельта "большей угрозой для мира, чем Гитлер". (Ср.: "многие задаются вопросом: кого следует бояться больше – Гитлера и Муссолини или Рузвельта и Черчилля?" (Ч. Кофлин, 1941 г.)).
Как и предсказывали противники вступления США в войну, администрация Рузвельта начала форсировать "инциденты". Американские военные суда стали преследовать германские подлодки и сообщать их координаты британской авиации. По приказу президента американские войска в апреле 1941 года оккупировали Гренландию, а в июле – Исландию, находившуюся в зоне военных действий.
Но усилился и отпор этой политике Рузвельта. 6 августа 1941 г. 15 лидеров республиканской партии, включая бывшего президента Г. Гувера и кандидата на пост президента в 1940 г. А. Лэндона, а также ряд общественных деятелей выступили с заявлением, в котором потребовали положить конец втягиванию США в необъявленную войну. 12 августа 1941 г. предложение президента об увеличении срока воинской службы призывников с 1 года до 1,5 – что было очередным "небольшим шагом" к войне – прошло в палате представителей с перевесом только лишь в один голос, 203:202.
Усилился отпор и провоенной агитации ангажированных "ничтожным меньшинством" масс-медиа. В начале августа 1941 года сенаторы Джеральд Най из Северной Дакоты, Бэртон Уилер из Монтаны и Беннет Чамп Кларк из Миссури призвали к проведению расследования военной пропаганды в киноиндустрии и радио.
Линдберг и другие члены комитета "Вначале Америка" неоднократно говорили о заказчиках провоенной пропаганды, поджигателях войны. Однако конкретные имёна или социальные группы, заинтересованные в войне, при этом публично не назывались.
Ещё в 1940 году Т. Ламонт, партнёр крупнейшего банкира США Дж.П. Моргана, предложил Линдбергу прямо назвать "влиятельные элементы", которые, по его словам, "втягивают страну в войну". Поскольку в кругах, к которым принадлежал Ламонт, эти "влиятельные элементы", как и причины, по которым они желали уничтожения национально-социалистической Германии, все прекрасно знали, хотя открыто их и не называли, то мотивация такого предложения Ламонта не вполне понятна. Возможно, он хотел спровоцировать Линдберга на высказывания, за которые его потом было бы легко критиковать, уводя внимание слушателей от существа обсуждавшихся проблем. Линдберг довольно долго воздерживался от конкретизации поджигателей войны, понимая, что она вызовет ожесточённые нападки. Но в сентябре 1941 года, когда страна была уже вплотную подведена к войне, он решил, что избегать высказываться по этому вопросу дальше не имеет никакого смысла.
11 сентября 1941 года в речи, произнесенной на многотысячном митинге комитета "Вначале Америка" в Де Мойне (штат Айова), Линдберг назвал силы, стремящиеся вовлечь Америку в войну. Это были, по его словам, Великобритания, администрация Рузвельта, и еврейское лобби, "значительное влияние которого на киноиндустрию, прессу, радио и правительство представляет серьёзную угрозу для нашей страны".
Линдберг сказал: "С сентября 1939 года и до настоящего момента прилагались всё возрастающие усилия вовлечь в конфликт Соединённые Штаты. Эти усилия прилагались группой иностранцев и незначительным меньшинством нашего народа, но они оказались столь успешными, что сегодня наша страна находится на пороге войны.
Национальные опросы показывали, что когда в 1939 году Англия и Франция объявили войну Германии, менее 10% нашего народа желали, чтобы мы последовали их примеру. Однако имелись разные группы, здесь и за рубежом, чьи интересы требовали вовлечения Соединённых Штатов в войну. Я сегодня назову эти группы, и расскажу об их методах действий. Я должен говорить с максимальной откровенностью, поскольку для того, чтобы противостоять их усилиям, нам нужно точно знать, кто они такие.
Три главные группы, вовлекающие сегодня нашу страну в войну – это англичане, евреи и рузвельтовская администрация…
Подстрекатели войны составляют незначительное меньшинство нашего народа, но они обладают громадным влиянием. Против твёрдого решения американского народа оставаться вне войны, они бросили свои деньги, свою пропаганду, свою клиентуру…".
Публичное упоминание евреев как организаторов военной пропаганды вызвало вполне предсказуемую критику. Герберт Гувер заметил Линдбергу, что ссылка на заинтересованность евреев в вовлечении США в войну "являлась ошибкой", даже если само утверждение было верным. Газеты Хёрста, хоть и сторонника нейтралитета Америки, как и "Чикаго трибюн" полковника Маккормика, отмежевались от речи в Де Мойне. Сенатор Р. Тафт осудил обращение Линдберга к "евреям, как к иностранной нации, а не американцам". Конгрессмен Т. Дьюи назвал речь Линдберга "неизвиняемым злоупотреблением правом свободы слова". "Друзья демократии" поспешили откликнуться на упоминание о стремлении евреев вовлечь США в войну против Германии негодующим памфлетом "Линдберг – нацист?"
Однако 85-90% писем в комитет "Вначале Америка" одобрили речь в Де Мойне. Сенатор Най поддержал Линдберга, заявив, что "евреи – важнейший фактор продолжающегося втягивания нашей страны в войну". Сенатор Хирам Джонсон писал сыну: "боевые порядки выстроены, и мы имеем на одной стороне всех евреев, аплодирующих президенту, готовых сражаться против Германии и Италии до последнего американского солдата, а на другой стороне наши ряды, довольно значительные – тех, кто думает о собственной стране… Я с осуждением отношусь к репрессиям, которым подверглись евреи и готов помогать им, в разумных пределах, не подвергая опасности свою страну, но я вовсе не хотел бы воевать с гражданами других стран… Это основа нашей борьбы, и я не знаю, почему бы не заявить это открыто – только все опасаются, к сожалению я тоже, обидеть евреев". Джонсон добавил, что "Рузвельт не больше беспокоится, о том, что может случиться с нами в войне, чем житель Луны… он прислушивается только к группке людей, которые горланят ему похвалы за всё, что он делает для их соплеменников, которые никогда не жили здесь, и которые не имеют никакого отношения к нашей стране".
Расстановка сил в противоборствующих лагерях – американских патриотов и демократов-"интернационалистов" – была хорошо известна и за пределами США. Военный атташе Германии в Вашингтоне генерал Фридрих фон Беттихер писал 20 июля 1940 года: "Как выразитель интересов евреев, которые через франкмасонов контролируют массы американского народа, Рузвельт настаивает, чтобы Англия продолжала сражаться… Я неоднократно докладывал о подлой и злобной кампании против Линдберга, которого евреи считают своим наиболее опасным противником…".
Пёрл Харбор и закрытие комитета
Учитывая приказ Гитлера не поддаваться на провокации – он потребовал от адмирала Редера исключить нападения на американские суда даже по ошибке – шансы Рузвельта заставить Германию "сделать первый выстрел" были не очень велики. Однако нараставшее в течение всего 1941 года давление администрации Рузвельта на Японию, завершившееся "ультиматумом Хэлла" 26 ноября, привело императорское правительство к решению напасть на США. 7 декабря 1941 года японские самолёты атаковали Пёрл Харбор, американскую базу на Гавайях. Вслед за этим объявило войну Америке и правительство Германии, союзное Японии.
11 декабря состоялось последнее заседание комитета "Вначале Америка". Участники проголосовали за его закрытие. "Рузвельт вовлёк Америку в войну через чёрный ход", подвёл итог генерал Вуд. Линдберг записал в своём дневнике: "Неудивительно, что японцы нас атаковали, так как США неделями побуждали их к войне".
После вступления США в войну Линдберг подал заявление о возвращении на военную службу. Однако в этом ему, по предписанию президента, было отказано. Лидеры патриотов, особенно Уилер и Най, намечали Линдберга как политического деятеля после войны и, с точки зрения администрации Рузвельта, следовало не допускать повышения его популярности. В марте 1942 года Форд принял Линдберга на работу и тот до 1943 года занимался испытаниями лётной техники. В 1944 году Линдберг участвовал в боевых действиях на Тихом океане.
После войны Линдберг работал в составе группы, изучавшей германские достижения в авиации. Он встречался с В. Мессершмиттом; побывал на предприятии, где собирались "Фау". Затем он служил консультантом начальника штаба ВВС и Pan American; стал директором Pan American. В 1948 году Линдберг написал книгу "Полеты и жизнь". В 1953 году – "Дух Сент-Луиса". В 1954 году президент Эйзенхауэр и Конгресс восстановили Линдберга в запасе военно- воздушных сил.
Потерпев поражение в политике, Линдберг постепенно отошёл и от авиации. "Птицы важнее самолётов", говорил он в 1964 году. Он увлёкся задачей согласования развития техники и сохранения окружающей среды. Занимался спасением синих китов и других исчезающих видов животных; делал пожертвования во Всемирный фонд дикой природы; стал его директором. В настоящее время фонд Линдберга поддерживает работы, содействующие достижению баланса между развитием техники и сохранением природы.
Приложения
Чарльз Линдберг. Остановить поджигателей войны![58]
Прошло уже два года с начала последней европейской войны. С сентября 1939 года и до настоящего момента прилагались всё возрастающие усилия вовлечь в этот конфликт Соединённые Штаты. Эти усилия прилагались группой иностранцев и незначительным меньшинством нашего народа, но они оказались столь успешными, что сегодня наша страна находится на пороге войны.
Сейчас, когда приближается уже третья военная зима, настало время разобраться в обстоятельствах, из-за которых мы оказались в таком положении. Почему мы находимся на пороге войны? Имелась ли необходимость столь глубокого нашего участия в конфликте? Кто несёт ответственность за изменение нашей национальной политики от нейтралитета и независимости к вмешательству в европейские дела?
Я уверен, что лучшим доводом против нашего вступления в эту войну будет изучение её причин и обстоятельств. Мы неоднократно говорили, что если бы американскому народу стали известны истинные факты и события, то не было бы никакой опасности вовлечения нас в этот конфликт.
Я хотел бы обратить ваше внимание на принципиальную разницу между сторонниками участия в войне и теми, кто верит в независимый путь Америки.
Если взглянуть на документы прошлого, то каждый из вас может легко убедиться, что противники войны постоянно старались выяснить факты и спорные вопросы, в то время как сторонники войны постоянно старались скрыть и запутать эти факты и вопросы.
Перечитайте то, что мы говорили месяц, год назад, даже ещё до начала войны. Наши доводы были простыми и ясными. Мы не прибегали к шагам-для-прекращения чего-либо[59], чтобы повести американский народ туда, куда он не желал идти. Перед выборами мы говорили то же самое, что говорим и сегодня. И мы не скажем завтра, что это "была только предвыборная риторика". А вот предлагал ли кто-нибудь из сторонников войны, из британских агентов, или из членов вашингтонской администрации перечитать свои предыдущие заявления? Готовы ли эти самозванные защитники демократии за рубежом поставить вопрос о вступлении в войну на голосование народа[60]? Беспокоит ли этих крестоносцев зарубежной свободы цензура в нашей собственной стране?
Сегодня я попытаюсь пробиться через увёртки и пропаганду к самой сути вопроса.
Когда в Европе началась война, было очевидно, что американский народ твёрдо выступает против нашего участия в ней. В самом деле, у нас была лучшая оборонительная позиция в мире, мы традиционно были независимы от Европы, а когда однажды мы ввязались в европейскую войну, то проблемы европейских стран так и остались неразрешёнными, а их долги нам невыплаченными.
Национальные опросы показывали, что когда в 1939 году Англия и Франция объявили войну Германии, менее 10% нашего народа желали, чтобы мы последовали их примеру. Однако имелись разные группы, здесь и за рубежом, чьи интересы требовали вовлечения Соединённых Штатов в войну. Я сегодня назову эти группы, и расскажу об их методах действий. Я должен говорить с максимальной откровенностью, поскольку для того, чтобы противостоять их усилиям, нам нужно точно знать, кто они такие.
Три главные группы, вовлекающие сегодня нашу страну в войну – это англичане, евреи и рузвельтовская администрация.
За этими группами следуют, имея, однако, гораздо меньшее значение, некоторые капиталисты, англофилы, интеллектуалы, верящие, что будущее человечества зависит от господства Британской Империи. Добавим ещё коммунистов, которые всего несколько недель назад выступали против войны[61], и можно считать, что я перечислил всех главных подстрекателей войны.
Я говорю сейчас только о сознательных подстрекателях войны, а не о тех честных и искренних мужчинах и женщинах, которые, будучи обмануты этими подстрекателями, следуют за ними.
Как я уже сказал, подстрекатели войны составляют незначительное меньшинство нашего народа, но они обладают громадным влиянием. Против твёрдого решения американского народа оставаться вне войны, они бросили свои деньги, свою пропаганду, свою клиентуру.
Давайте рассмотрим эти группы каждую по отдельности.
Вначале англичане. Очевидно и вполне понятно, что Великобритания желала бы вовлечь Соединённые Штаты в войну на своей стороне. Англия сейчас находится в отчаянном положении. Её население недостаточно велико, а её армии недостаточно сильны, чтобы вторгнуться на континент и победить в войне, которую она объявила Германии. Её географическое положение таково, что она не может победить в войне, используя одну только авиацию, независимо от того, сколько самолётов мы ей поставим. Если даже Америка вступит в войну, не очень вероятно, что союзные армии смогут вторгнуться в Европу и разгромить державы оси. Но одно известно наверняка. Если Англия сумеет втянуть нашу страну в войну, она сможет переложить на наши плечи значительную часть расходов и тягот этой войны.
Как все вы помните, долги нам в последней европейской войне остались невыплаченными, и если мы не проявим большую осторожность, чем раньше, то же будет и с долгами по этой войне[62]. Если бы у Англии не было надежды, что она сможет возложить на нас финансовую и военную ответственность за войну, я уверен, она уже давно заключила бы мир.
Англия прилагает, и будет прилагать все усилия, чтобы вовлечь нас в эту войну. Мы знаем, что она истратила большие суммы денег для этого во время прошлой войны. Англичане сами написали книги о том, как им ловко удалось сделать это с нами в прошлый раз.
Мы знаем, что Англия тратит сегодня громадные суммы денег на военную пропаганду в Америке. Если бы мы были англичанами, мы делали бы то же самое. Но наши интересы лежат прежде всего в Америке, и, как американцам, нам надо видеть те усилия, которые прилагают англичане, чтобы вовлечь нас в войну.
Вторая основная группа, которую я назвал – это евреи. Нетрудно понять, почему евреи желают свергнуть нацистский режим в Германии. Преследования, которым они подверглись в Германии, озлобили бы любой народ.
Ни один человек, обладающий чувством гуманности, не может примириться с преследованиями евреев в Германии. Но и ни один здравомыслящий человек не может игнорировать опасность их провоенной агитации, и для нас и для них самих. Вместо того чтобы подстрекать к войне, евреям в нашей стране, наоборот, следовало бы бороться против этой войны всеми доступными способами, поскольку они первыми ощутят на себе её последствия.
Толерантность – это добродетель, зависящая от мира и силы. История показывает, что она не выживает во время войн и разрушений[63]. Некоторые проницательные евреи ощущают это и выступают против войны. Но многие этого не понимает.
Большое еврейское влияние в нашей киноиндустрии, прессе, радио и правительстве представляет собой величайшую опасность для нашей страны.
Я не нападаю ни на англичан, ни на евреев. Наоборот, я восхищаюсь этими народами. Но я должен сказать, что лидеры и англичан и евреев, по причинам столь же понятным с их точки зрения, сколь и неприемлемых для нас, стремятся вовлечь нас в войну.
Мы не можем обвинять их в том, что они стремятся к достижению своих целей, но мы должны позаботиться о своих. Мы не можем позволить естественным чувствам или предрассудкам других людей вести нашу страну к разрушению.
Рузвельтовская администрация – это третья влиятельная группа, которая стремится вовлечь нас в войну. Она использовала военный кризис, чтобы остаться у власти на третий срок – впервые в американской истории. Она использовала войну, чтобы добиться дополнительных ассигнований, в результате которых мы сейчас имеем самый большой национальный долг за всё время. Она использовала войну, чтобы ограничить власть конгресса и дать президенту и его назначенцам диктаторские полномочия.
Власть рузвельтовской администрации зависит от условий военного кризиса. Престиж рузвельтовской администрации зависит от успеха в этой войне Великобритании, с которым президент связал своё политическое будущее, когда большинству казалось, что Англия и Франция легко победят в этой войне. Опасность рузвельтовской администрации заключается в применяемых ею уловках. Обещая нам мир, она ведёт нас к войне, вопреки собственной предвыборной платформе.
Эти три группы – главные подстрекатели войны. Если хотя бы одна из них – англичане, евреи, администрация – прекратит свою военную пропаганду, опасность нашего вовлечения в войну сильно уменьшится. Не думаю, чтобы любые две из этих групп были бы достаточно влиятельны, чтобы, без поддержки третьей группы, ввергнуть нашу страну в войну. А все другие группы подстрекателей войны по отношению к этим трём, как я уже говорил, имеют второстепенное значение.
Когда в 1939 году в Европе начались военные действия, эти три группы увидели, что американский народ не имеет никакого желания вмешиваться в этот конфликт. Они понимали, что было бы грубой ошибкой требовать от нас в то время объявления войны. Но они рассчитывали, что нашу страну удастся вовлечь в эту войну точно таким же способом, как это было сделано в прошлую войну.
Они решили: во-первых, подготовить Соединённые Штаты к войне под предлогом "защиты Америки"; во-вторых, вовлекать нас в эту войну постепенно, шаг за шагом, чтобы мы не успевали осознавать происходящее; и в третьих, создать серию инцидентов, которые сделали бы наше вступление в прямой конфликт неизбежным.
Вскоре наши театры заполнили пьесы, прославляющие войну. Хроникальные фильмы потеряли даже видимость объективности. Газеты и журналы лишались рекламы, если они печатали антивоенные статьи. На тех, кто выступал против войны, обрушивались клеветнические кампании. Ярлыки "пятая колонна", "изменники", "нацисты", "антисемиты" приклеивались любому человеку, осмеливавшемуся предположить, что вступление в войну не соответствует лучшим интересам Соединённых Штатов. Люди теряли работу, если высказывали антивоенные взгляды. Другие просто не решались ничего говорить.
Лекционные залы, широко распахнутые для адвокатов войны, оказались закрытыми перед теми, кто выступал против неё. Началась кампания нагнетания страха. Пропаганда развернулась на полную мощность.
Администрации не составляло труда получить миллиарды долларов на вооружение под предлогом защиты Америки. Наш народ был един в поддержке оборонной программы. Конгресс давал одно ассигнование за другим на пушки, самолёты и военные корабли, при поддержке подавляющего большинства наших граждан. То, что большая часть этих вооружений предназначалась для Европы, мы тогда ещё не знали. Это был следующий шаг.
Возьмём конкретный пример: в 1939 году нам сказали, что следует поднять уровень наших ВВС до 5 тысяч самолётов. Через несколько месяцев администрация заявила, что требуется 50 тысяч самолётов для обеспечения нашей национальной безопасности. Но как только истребители выпускались заводами, их отправляли за рубеж, хотя наши собственные ВВС крайне нуждались в новых самолётах, и сегодня, через 2 года после начала войны, американская армия имеет лишь несколько сотен современных бомбардировщиков и истребителей – меньше, чем Германия может произвести за месяц.
С самого начала наша программа производства оружия была предназначена для европейской войны, а не для создания сильной обороны Америки.
Одновременно с этой подготовкой к войне было необходимо, как я уже говорил, вовлечь нас в неё. Это делалось под известным лозунгом "шагов для прекращения войны" (steps short of war).
Нас убеждали, что Англия и Франция победят, если Соединённые Штаты отменят эмбарго на поставки вооружений и будут продавать их за наличный расчёт. Затем началась песня с одним и тем же припевом: "лучший способ защитить Америку и избежать войны – это помощь союзникам".
Вначале мы согласились продавать Европе оружие. Затем мы согласились продавать Европе оружие в долг. Затем мы согласились патрулировать для Европы океан. Затем мы оккупировали европейский остров в военной зоне. И вот теперь мы находимся на самом пороге войны.
Поджигатели войны успешно сделали два из трёх главных шагов. Реализуется самая грандиозная программа вооружений в нашей истории. Мы вовлечены в войну полностью, за исключением прямой стрельбы, но и тут остаётся лишь создать нужные "инциденты" – которые уже начинают создаваться, по плану – плану, который никогда не предлагался на одобрение американского народа.
Мужчины и женщины Айовы, только одна вещь удерживает ещё нашу страну от войны. Это поднимающийся протест американского народа. Сегодня наша система демократии и представительного правления подвергается такому испытанию, как никогда прежде. Мы на краю войны, в которой единственными победителями будут хаос и разрушение. Мы на краю войны, к которой мы не готовы, в которой нельзя победить, не отправляя наших солдат воевать на враждебной земле против армии сильнее нашей. Мы на краю войны, но ещё есть возможность остановиться. Ещё есть возможность показать, что ни деньги, ни пропаганда, ни клиентура поджигателей войны не могут заставить свободных и независимых людей воевать против их воли[64]. Ещё есть возможность восстановить независимый американский путь, установленный нашими предками. От нас сейчас зависит наше будущее, от наших действий, нашей отваги, нашего ума. Если вы против нашего участия в войне, то сейчас наступило время, чтобы ваш голос был услышан. Организуйте митинги, пишите своим представителям в Вашингтоне. Сейчас последней крепостью защиты демократии и представительного правления остаётся наша палата представителей и сенат. Мы должны быть услышанными. И если мы, американский народ, добьёмся этого сейчас, то мы останемся свободными и независимыми, и нас не смогут вовлечь в иностранную войну.
Чарльз Линдберг. Что такое свобода и демократия[65].
В лозунгах и пропаганде, которыми наполнено нынешнее военное время, много говориться о Свободе и Демократии. Созданы комитеты для защиты демократии, для помощи демократии, для борьбы за свободу. Президент Рузвельт сказал, что мы должны стать "арсеналом демократии"; что наша миссия – распространять, если понадобиться силой, разные формы свободы по всему миру.
Я тоже верю в свободу и демократию – но не в те их формы, к которым нас сегодня ведёт президент Рузвельт. Демократии нет в стране, народ которой не информирован об основных принципах политики своего правительства. Слово "свобода" звучит насмешкой для людей, которых принуждает к войне президент, избранный ими потому, что он обещал мир.
Если "демократия" хоть что-нибудь означает, оно означает право граждан демократического государства быть информированными о главных принципах политики своего правительства, и право определять эти принципы голосованием. Если "свобода" хоть что-нибудь означает, оно означает право свободных граждан решать, отправятся ли они воевать и умирать в иностранных войнах.
Если мы не знаем, что делает или собирается делать наше правительство, если мы не имеем права голосовать по вопросу участия в иностранной войне, если наши новости цензурируются и смешиваются с пропагандой, как в тоталитарных странах, если наших граждан призывает на военную службу, а нашу экономику дезорганизует президент, который избирался на первый срок под лозунгами восстановления экономики, а на третий срок под лозунгами мира – значит, в нашей стране больше нет ни демократии, ни свободы.
Свобода и демократия не могут долго существовать без третьего качества – честности. Без честности свобода и демократия становятся только пропагандистскими ярлыками для политиканов.
Нам сегодня нужны не "комитеты по защите демократии", а комитет по защите честности. Нам нужны не "комитеты по борьбе за свободу" за рубежом, а комитет по защите свободы американских граждан определять свою судьбу здесь, дома.
Главная опасность, стоящая сегодня перед нами – не вторжение, не интервенция, не Германия, Япония или Россия. Главная опасность для нас сегодня – это бесчестные уловки нашего собственного правительства. Бесчестные уловки отмечают каждый шаг, который правительство Рузвельта делало "для прекращения войны"; отмечают каждый шаг, который оно делает сейчас для установления в нашей стране диктаторской системы.
Нашу страну подвели к войне под обещания мира. Сейчас нас подводят к диктатуре под слова о демократии.
Настало время сбросить маски с лидеров, которые нас ведут. Настало время выяснить, какие подлинные идеи и намерения стоят за лозунгами, начертанными на их знамёнах. Большинство из нас устало слушать обещания, которые делаются "снова, и снова, и снова"[66], и которые потом оказываются "всего лишь предвыборной риторикой".
Задумайтесь над абсурдом: дважды на протяжении поколения нашу страну ввергали в войну президенты, которых избирали потому, что они обещали мир. Задумайтесь над абсурдом: комитеты по защите свободы и демократии в одном предложении требуют от нас "защищать свободу и демократию" за рубежом, а в следующем предложении требуют, чтобы правительство нашей страны объявило войну вопреки желанию подавляющего большинства своих собственных граждан.
Президент Рузвельт упомянул "четыре свободы", которые надлежит распространять по всему миру. Настало время спросить его о других свободах, которых он не упомянул, и которые прямо касаются нас здесь, дома.
М-р Рузвельт, верите ли вы в свободу американского народа самому определять свою судьбу? Если вы верите в эту свободу, то почему же вы, трижды пообещав перед выборами американскому народу мир, ведёте нас теперь к войне? Если вы скажете, что условия с тех пор изменились, но при этом вы всё ещё верите в свободу и демократию – почему же вы не хотите поставить вопрос об участии в иностранной войне на референдум? Только, пожалуйста, не считайте нас идиотами, которым можно ответить так: мы вступаем в войну потому, что американские военные суда, находившиеся по своим делам в Исландии, были без всякой причины атакованы германским флотом.
И ещё есть один вопрос к вам, м-р президент, ответ на который мы хотели бы получить, чтобы понять, что вы имеет в виду, когда произносите слова "свобода" и "демократия". М-р Рузвельт, Исландия – это европейский остров, принадлежащий Дании. Он был оккупирован враждующими силами в Европе. Он был объявлен военной зоной вскоре после начала военных действий. Вы сами признали его военной зоной, запретив поездки туда американских кораблей. А затем вы сами, по собственной инициативе, как диктатор, даже не запросив Конгресс и не предупредив американский народ, послали военные корабли в эту зону, чтобы оккупировать её. Это вот так вы понимаете свободу и демократию? Таково ваше понимание честности, после всех ваших "снова, и снова, и снова" обещаний не посылать наших парней в иностранную войну?
Все действия рузвельтовской администрации являлись бесчестными уловками под маской "борьбы за свободу". "Плати и вези", "Шаги для прекращения войны", "Помощь демократиям", "Нейтральный патруль", "Ленд лиз" – каждый из этих лозунгов был использован для обмана американского народа; каждый из них позорил имя демократии и свободы.
Вначале на нас была обрушена кампания страха. Нас уверяли, что на Америку нападут, если мы не защитим Англию. Затем в нас начали возбуждать алчность. Нам говорили, что если мы не защитим Англию, то Германия захватит нашу иностранную торговлю. Наконец, в нас начали возбуждать ненависть, требуя вступить в войну, чтобы разгромить Германию. И, между делом, постоянно взывали к нашим идеалам. Нам говорили, что мы должны вступить в войну, чтобы помочь Британской Империи и Советскому Союзу защитить демократию и свободу.
Сегодня Соединённые Штаты на пороге войны. Наши ВМС уже вовлечены в вооружённые столкновения. Мы на пороге войны в Азии, в Европе, в Африке, в Атлантике, на Тихом океане, в Средиземном море, в Индийском океане; войны с Германией, Италией, Японией, возможно с Францией и Испанией. И какова же наша цель в этой войне? Миллионам наших граждан предлагается умереть за свободу и демократию в мире – при том, что они лишены этих прав в своей собственной стране.
До того, как мы выступим в поход за свободу и демократию в других странах и на других континентах, давайте определим, какой смысл мы придаём этим словам здесь, у себя дома, в самой передовой, как мы говорим, демократии мира. Как применяется свобода и демократия к нашему праву голосовать по жизненно важным вопросам, к нашему праву решать свою судьбу, к нашему праву быть в мире или воевать, к нашему праву быть правдиво информированным собственным правительством о его политике.
(сенатор, который говорил поджигателям войны "НЕТ")
Во все времена за военные авантюры правительства расплачивался, как правило, простой народ – трудом и жизнями солдат. Через какое-то время людям становились известны и причины войны, и мотивы её поджигателей, но было уже поздно – прошлое не возвращалось, мёртвые не воскресали.
После окончания Первой мировой войны, в которую Соединённые Штаты оказались втянуты глобалистами, американцы увидели, что промышленники и финансисты извлекли из неё колоссальные прибыли, что ораторы, призывавшие их "защищать идеалы мировой демократии", всего лишь делали свой бизнес, что их собственное правительство обманом ввергло страну в войну, и что народ в этой войне оказался просто "материалом" для реализации чьих-то "проектов". Реакцией на всё это явилось движение за нейтралитет США, или "изоляционизм". Одним из его лидеров стал сенатор от штата Северная Дакота Джеральд Най.
Джеральд Прентис Най (Nye) (1892 - 1964 гг.) был родом из Хортонвилля, небольшого городка в Висконсине. И Висконсин, и Айова, где он жил некоторое время, и Северная Дакота, где он, в конечном счёте, обосновался – сельскохозяйственные штаты Америки. Работая редактором газеты, Джеральд Най неизменно защищал интересы фермеров, по его выражению "спинного хребта страны". После назначения в 1925 году сенатором от штата Северная Дакота, 90% населения которого составляли фермеры, он постоянно требовал от правительства прекратить поддержку большому бизнесу или оказывать равную поддержку фермерам.
В конце 1920-х годов Джеральд Най примкнул к группе политиков и общественных деятелей, стремившихся не допустить нового вовлечения США в европейские войны. Ведущую роль среди них играли представители аграрных штатов, что было понятно, так как именно фермеры больше всего страдали от войн – их сыновья отправлялись на поля сражений, а их хозяйства, в конечном счёте, оплачивали военные расходы. Най прямо говорил: "война выгодна фабрикантам и банкирам, но разорительна для фермеров". В январе 1928 года Най внёс резолюцию, требовавшую, чтобы "политика США не гарантировала и не защищала силой вложения или собственность граждан за рубежом". Это была одна из первых попыток законодательно устранить экономические причины втягивания Америки в иностранные войны.
В начале 1930-х гг. в Соединённых Штатах усилилось критическое отношение к официально провозглашавшимся во времена президентства Вильсона "моральным" обоснованиям вступления страны в Первую мировую войну. Всё чаще утверждалось, что США были вовлечены в войну против Германии ради обеспечения коммерческих интересов крупных банкиров и торговцев оружием.
8 февраля 1934 года Най внёс резолюцию, призывавшую к расследованию сенатом деятельности военной индустрии во время Первой мировой войны. Его предложение было одобрено и в апреле 1934 года сенат принял решение об образовании соответствующего комитета, в который вошли Джеральд Най, Артур Ванденберг из Мичигана, Джеймс Поп из Айдахо, Гомер Бон из Вашингтона, Беннет Чамп Кларк из Миссури, Уолтер Джордж из Джорджии и Уоррен Барбур из Нью-Джерси.
4 сентября 1934 года комитет, под председательством Ная, начал публичные слушания. На его заседаниях выступило более 200 свидетелей, включая представителей военной промышленности и крупнейших банков США. Одновременно с заслушиванием свидетельских показаний, Най и его коллеги готовили закон о нейтралитете.
Деятельность комитета Ная тревожила глобалистски ориентированную администрацию Рузвельта. Госсекретарь Хэлл 11 сентября посетил Ная и заявил ему, что работа его комитета наносит ущерб отношениям США с другими странами. Хэлл пришёл в совсем уж мрачное настроение, когда комитет Ная начал вызывать для дачи показаний представителей нью-йоркских банков, кредитовавших страны Антанты. В конце концов Хэлл заявил, что комитет Ная "смущает умы американского народа в отношении причин, по которым мы вступили в Первую мировую войну"[67]. В декабре 1934 года президент Рузвельт попытался нейтрализовать комитет Ная, создав собственную комиссию по изучению работы военной индустрии во время войны. В эту комиссию, возглавлявшуюся Б. Барухом, вошли генералы Хью Джонсон, Макартур, государственный секретарь Хэлл. Сенатор Най язвительно отозвался о составе комиссии, которой президент решил поручить расследование деятельности военных промышленников и финансистов: "жаль, что Диллинджера уже нет в живых, он бы писал для нас уголовное законодательство"[68]. Комиссия Баруха, впрочем, практически бездействовала.
В апреле 1935 года сенаторы Най и Кларк внесли билль о нейтралитете США. По нему запрещались частные американские займы и кредиты воюющим сторонам (чтобы избежать возникновения экономической заинтересованности корпораций в вовлечении страны в войну на стороне тех, кому они дали займы), запрещались поездки американских граждан в зоны военных действий и на кораблях воюющих стран (чтобы не создавались/ провоцировались предлоги и "инциденты" для вступления в войну). В мае 1935 года Кларк внес билль о запрете экспорта из США оружия и военного оборудования всем воюющим сторонам.
Госсекретарь Хэлл был категорически против этого билля и, с помощью комитета по иностранным делам, сумел задержать его рассмотрение. Но ненадолго. В августе 1935 года сенат почти единогласно принял резолюцию о нейтралитете США, включавшую предложения Ная и Кларка, хотя и без запрета частных займов; однако они подпадали под закон Джонсона 1934 года, запрещавший частные займы правительствам, не выплатившим военных долгов. Защищая свои предложения, Джеральд Най говорил: "Во многих отношениях ситуация в Европе и Африке сейчас аналогична той, которая существовала в 1914 году, начавшись в Сараево. Как ничто другое, нам сейчас необходима твёрдая политика нейтралитета". Хэлл был против этого билля, но Рузвельт предпочёл уступить и 31 августа 1935 года подписал его.
В январе 1936 года в комитете Ная дал показания крупнейший международный банкир Джек Морган.
19 июня 1936 года Най представил сенату окончательный отчёт своего комитета. В отчёте говорилось, что решение правительства США вступить в 1917 году в войну было связано с лоббированием интересов военной индустрии, а также отмечена роль в этом банкиров. Най заявил: "факты показывают, что эти банкиры находились в самом центре той системы, которая сделала наше участие в войне неизбежным. Мы вступили в 1914 год с политикой нейтралитета, которая разрешала продавать вооружение и военное оборудование воюющим сторонам, но запрещала давать им займы. Затем, для развития нашего бизнеса <точнее, под предлогом развития бизнеса>, президент Вильсон разрешил банковскому дому Моргана снабжать союзников в кредит. После этого фактического нарушения нейтралитета дорога к нашему вступлению в войну была проложена". "Военные заказы и военный бум сыграли главную роль в вовлечении нас в войну", подчеркнул Най. Голосами 4:3 комитет Ная рекомендовал национализировать военную промышленность.
В июле - декабря 1936 года Най совершил поездку по 38 штатам, пропагандируя свою программу: 1) национализация военной промышленности; 2) распространение на нефть запретов поставок; 3) запрет публичных и частных займов; 4) плати-и-вези для продаж незапрещённых товаров (то есть, не в кредит); 5) ограничение путешествий американцев в военных зонах.
В 1937 году Най предложил билль о национализации военной промышленности, но он не прошёл. Комитет Ная рекомендовал ввести 98%-й налог на прибыль от военных заказов; но и это предложение сенат не принял.
Однако в целом сторонники нейтралитета добились больших успехов. 1 мая 1937 года был принят Закон о нейтралитете США. Он включал многое из прежнего: запрет на поставки оружия воюющим сторонам; запреты на займы; запреты на поездки в зоны конфликта; запрет на вооружение американских кораблей, торгующих со сторонами конфликта; запрет на использование американских кораблей для перевозки вооружения сторонам конфликта. Требования распространялись не только на международные, но и на гражданские войны.
Все условия и оговорки были включены в Закон о нейтралитете для того, чтобы не допустить возникновения экономической заинтересованности участия в войне, а также, чтобы не дать администрации или какой-либо иной влиятельной группе возможности создавать предлоги для вовлечения страны в войну. Джеральд Най прямо говорил: "мы сможем оставаться вне войны только если предотвратим все способы получения американцами прибылей от войны, и если мы сдержим исполнительную власть от тайного продвижения к войне".
С середины 1930-х гг. правительство Ф.Д. Рузвельта взяло курс на более активное участие Америки в решении проблем европейских стран. В конце 1935 года Рузвельт писал своему советнику Баруху: "международные вопросы волнуют меня куда больше чем внутренние, включая предстоящие выборы". Со второй половины 1930-х гг. приоритетом европейской политики правительства США стала ликвидация режима Гитлера. Администрация президента задолго до начала Второй мировой войны враждебно относилась к национально-социалистическому режиму Германии. Рузвельт и его окружение решительно осуждали вытеснение нацистами евреев из политической, экономической, культурной областей жизни страны, критиковали шаги Германии, направленные на пересмотр положений Версальского договора; негативно расценивали заключенные ею союзы с Италией и Японией.
В 1938 году обстановка в Европе обострилась. Вслед за присоединением Австрии, Гитлер потребовал передать Третьему рейху часть Чехословакии. В октябре 1938 года Англия и Франция согласились уступить настояниям Германии. Был заключён Мюнхенский пакт – миротворец Чемберлен предпочёл пойти с Гитлером на компромисс.
С начала 1939 года, когда провоцирование новой мировой войны стало уже неприкрытым, президент Рузвельт и госсекретарь Хэлл принялись выступать с требованиями отмены Закона о нейтралитете. 4 января 1939 года Рузвельт, на встрече с сенаторами Наем, Кларком, Ландином и Рейнольдсом, заявил, что политика держав оси представляет собой угрозу Соединённым Штатам.
Председатель сенатского комитета по иностранным делам демократ Кей Питтмен разделял позицию администрации, но считал, что добиться отмены Закона о нейтралитете будет трудно. В марте 1939 года Питтмен и ряд других сенаторов вносили разные билли – от предложений по отмене эмбарго на поставки оружия сторонам конфликта до предоставления президенту права вводить эмбарго против агрессора – но не получили ни на один из них согласия сената.
Джеральд Най, помощник госсекретаря Р. Уолтон Мур, Кей Питтмен
Вскоре после начала военных действий Рузвельт активизировал борьбу за отмену Закона о нейтралитете. 21 сентября 1939 года президент, выступая на созванной им сессии Конгресса, потребовал разрешить поставки оружия Англии и Франции на условиях "плати-и-вези". 2 октября председатель сенатского комитета по иностранным делам Питтмен представил билль об отмене эмбарго на продажу оружия, подчеркнув, что эта мера поможет улучшить положение в американской экономике.
Недопущение получения прибылей от войны было главным принципом, который отстаивали сторонники нейтралитета. Джеральд Най и другие члены "блока мира" в сенате немедленно выступили против отмены эмбарго на продажу оружия. Однако большинство конгрессменов поддержало администрацию. 27 октября 1939 года сенат 60 голосами против 31 снял эмбарго, а 3 ноября 55 голосами против 24 разрешил продажу оружия за наличный расчёт и самовывозом ("плати-и-вези"). Соединённые Штаты, формально нейтральные, начали поставлять вооружение противникам Германии.
Джеральд Най, понимая, куда направлены усилия администрации Рузвельта, предсказывал, что вскоре она изменит принцип "плати", а потом и "вези". (Так и произошло: закон о ленд-лизе разрешил предоставлять вооружение в кредит, а приказ о конвоировании судов, перевозящих военные грузы, фактически отменил самовывоз).
В это время Най начал принимать самое активное участие в работе комитета изоляционистов "Вначале Америка". 15 апреля 1940 года Най заявил на митинге в Пенсильвании, что европейская война "не стоит жизни даже одного американского мула, не говоря уже об американских солдатах". "Спасать британский империализм - это не значит спасать мир", говорил Най. В ответ его обвиняли в антисемитизме, нацизме и т.д.
29 декабря 1940 года президент Рузвельт, выступая в сенате, заявил, что "Америка должна стать арсеналом демократии", дабы Англия не потерпела военного поражения. 6 января 1941 года он предложил разрешить поставки вооружений и военных материалов Англии в кредит.
Сторонники нейтралитета США категорически возражали, напоминая, что по точно такому же сценарию – сначала обещания мира и продажа оружия за наличные, затем обещания мира и продажа оружия в кредит, затем, игнорируя все обещания, направление войск в зону конфликта – страна была втянута в войну прошлый раз. Най назвал предложение президента "главным шагом по вовлечению нас в войну".
Однако большинство конгрессменов снова поддержало предложение администрации. Билль был принят 8 марта 1941 года 60 голосами против 31 в сенате и 260 против 165 в палате представителей. 11 марта 1941 года он был подписан президентом.
1 августа 1941 года Най и Кларк предложили провести сенатское расследование военной пропаганды в киноиндустрии и радио. В тот же день Най выступил по радио с заявлением, что кинокомпании стали "гигантскими машинами нагнетания военной лихорадки". Он добавил, что фильмы, пропагандирующие войну, не показывают солдат в агонии, в грязи, безногих, слепых в госпиталях". Он заявил, что это происходит из-за большого влияния британских актеров и беженцев в этой индустрии.
9 октября 1941 года Рузвельт предложил Конгрессу снять последние пункты Закона о нейтралитете. В том числе вооружить американские торговые корабли, и разрешить им входить в военные зоны - т.е. отменить принцип "вези". Най и другие сенаторы были против, говоря, что страна подводиться к "краю войны", но Конгресс принял предложение Рузвельта.
После нападения японцев на Пёрл-Харбор, спровоцированного, как считает ряд историков, администрацией Рузвельта, изоляционисты свернули свою деятельность.
На перевыборах в сенат в 1944 году Джеральд Най потерпел поражение, как и другие конгрессмены, выступавшие в 1939- 41 гг. против мощного лобби, желавшего вовлечь США в войну и, в конечном счёте, добившегося своего.
курс Вильсона на вступление США в Первую мировую войну
борьба американского народа против участия США в войне
комитет Ная; комитет "Вначале Америка"; изоляционизм
принципы внешней политики администрации США в 1930-х гг.
борьба сталинского руководства СССР против поджигателей войны
курс Рузвельта на войну; Сталин и Рузвельт
Приложения
Бэртон Уилер. Речь на митинге комитета "Вначале Америка"
Гарри Э. Барнс. Борьба с затемнением истории
отношения СССР и Германии в 1939 - 1941 гг. (документы)
Война является колоссальным перераспределением собственности. При этом те, кто получают основные экономические выгоды от войны, не обязательно являются титулярными победителями, занявшими столицу поверженного врага. Если же народ, обманутый своим руководством, воюет за чужие интересы, он может и вообще проиграть в результате "своей" победы.
Правящая верхушка, ангажированная какой-то группой и действующая вопреки интересам большинства народа, не объявляет об этом открыто. Войну за чужие интересы она также старается навязать народу под фальшивыми предлогами. Если антивоенные настроения в стране достаточно сильны, такое правительство может одновременно уверять своих граждан и всех окружающих, что оно "ничего так не жаждет, как мира". Примеры доставляет предвоенная политика президентов США Вильсона и Рузвельта. Поддерживаемые и финансируемые силами, заинтересованными в участии США в войне против Германии, оба этих политических деятеля, однако, уверяли своих избирателей перед выборами, что они стремятся только к миру. Ключевым лозунгом предвыборной кампании Вильсона в 1916 году было "он удержит нас от войны" (he kept us out of war). Равным образом и Рузвельт-кандидат в 1940 году "снова, и снова, и снова" обещал избирателям, что он не пошлёт американских солдат воевать в Европу. Вильсон вовлёк Америку в войну всего через 6 месяцев после переизбрания, Рузвельт – через год.
Курс Вильсона на вступление США в Первую мировую войну
Правительство Вильсона поддерживало Англию и Францию в их конфликте с Германией. С его разрешения ряд ведущих американских банков принял участие в финансировании военных расходов стран Антанты. Уже в 1915 году банковский дом Моргана, используя т.н. "облигации свободы", предоставил Англии заём на 400 миллионов долларов. За два последующих года фирмы Моргана, "Кун, Лёб и Ко" заняли Англии и Франции в общей сложности около 1,5 млрд. долларов.
Потопление в мае 1915 года немецкой подлодкой "Лузитании", на которой находилось много американцев, было использовано администрацией президента для усиления враждебной кампании против центральных держав. В прессе, связанной с международными банковскими кругами, зазвучали громкие осуждения "германских варваров" и призывы к вступлению США в "войну за свободу". Весомый вклад в нагнетание военной истерии в стране внесли и различные миротворческие организации США, финансируемые, впрочем, из тех же кругов.
Президент Вильсон считал, что вступление Соединённых Штатов в войну на её заключительном этапе позволило бы ему после окончания военных действий продиктовать экономические и политические условия европейским государствам и, таким образом, переустроить послевоенный мир по своим проектам, нашедшим отражение в Версальских соглашениях и уставе Лиги наций. Полковник Хаус, ближайший советник президента, уже в начале 1916 года заключил в Англии предварительное соглашение о вступлении США в войну на стороне Антанты. В марте 1916 года Вильсон одобрил эту договорённость – за несколько месяцев до начала своей предвыборной кампании, проходившей под лозунгом "он <Вильсон> удержит нас от войны" (he kept us out of war). В апреле 1917 года, через полгода после переизбрания Вильсона на пост президента, Америка вступила в войну против Германии.
Борьба американского народа против участия США в войне
Основной массе американцев – фермерам, рабочим, мелким бизнесменам – участие в европейской войне было совершенно не нужно. На военных заказах и займах наживались крупные финансисты и промышленники, разграбление побеждённых государств приносило несметные доходы олигархии, народ же отдавал свои силы и жизни солдат. Против вовлечения Соединённых Штатов в европейскую войну высказывались многие политические и общественные деятели страны. Государственный секретарь У.Дж. Брайан, часто выступавший как выразитель интересов американского фермерства, протестовал против займов, предоставляемых формально невоюющими США одной из сторон конфликта, считая эти займы более опасными для нейтралитета страны, чем поставки оружия. "Деньги – худший вид контрабанды", говорил он. В июне 1915 года, в знак протеста против окончательно наметившейся ориентации правительства Вильсона на вступление в войну, он подал в отставку с поста госсекретаря. Сенатор Роберт Лафолетт в апреле 1916 года внёс билль, требующий общенародного референдума перед официальным вмешательством страны в любой военный конфликт. 19 июля 1916 года он заявил в сенате: "основа всех современных войн – финансовый империализм". С осуждением военных приготовлений правительства США выступал также конгрессмен Чарльз Линдберг-старший; он считал их обусловленными интересами крупных финансистов, о чём подробно написал в 1917 году в книге "Почему наша страна воюет".
Окончание Первой мировой войны привело к перекройке социально-политической карты мира. Развалились Российская, Германская, Австро-Венгерская империи и на их территориях образовались страны с новыми социальными системами: в России пришли к власти большевики; Германия превратилась в республику. На потерпевшие поражение государства была наложена громадная контрибуция; в их экономике стали хозяйничать представители победителей. Соединённые Штаты, точнее их крупнейшие банки, стали кредиторами европейских стран. Но для большинства американцев период экономического подъёма, вызванного военными заказами, быстро закончился. Уже в 1920 году произошёл спад в сельском хозяйстве. В 1929 году рухнула биржа, вслед за чем наступила Великая Депрессия.
Сторонники нейтралитета США сделали определённые выводы из своего поражения. Прежде всего, они наглядно увидели, что предоставление компаниями или банками кредитов одной из воюющей сторон автоматически делает их экономически заинтересованными в исходе конфликта, вплоть до оказания давления на общественное мнение и правительство страны с целью вступления в войну – фактически для гарантии возврата своих кредитов. Значит, чтобы избежать нового вовлечения Соединённых Штатов в чужую войну, нужно законодательно запретить американским корпорациям предоставлять займы воюющим сторонам; минимизировать их возможную прибыль от военных заказов и запретить продажу оружия в зоны конфликта. Принятия таких законов и стали в дальнейшем добиваться сторонники нейтралитета США.
Послевоенные международные проекты президента Вильсона не получили поддержки в Конгрессе. Противниками расширения участия Соединённых Штатов в европейских политических делах выступили, прежде всего, те сенаторы, которые оппонировали вступлению Америки в Первую мировую войну. Учитывая предыдущие расхождения слов и дел президента Вильсона, они отнеслись к его новым "миротворческим" инициативам, особенно к предложению по созданию Лиги наций, с удвоенной настороженностью. На сей раз их усилия были более успешными. В ноябре 1919 и в марте 1920 гг. сенат США отверг ратификацию Версальских соглашений и устава Лиги наций, вопреки всем настояниям президента Вильсона, которому, по мере возможностей, помогал молодой и перспективный помощник морского министра Ф. Рузвельт.
Ведущую роль в борьбе против участия США в иностранных войнах играли представители сельскохозяйственных штатов страны. Это было вполне естественно, так как именно фермеры больше всего страдали от войны – их сыновья отправлялись умирать на поля сражений, а их хозяйства, в конечном счёте, оплачивали военные расходы. Джеральд Най, сенатор от штата Северная Дакота, 90% населения которого составляли фермеры, прямо говорил: "война выгодна фабрикантам и банкирам, но разорительна для фермеров".
В январе 1928 года Най внёс резолюцию, требовавшую, чтобы "политика США не гарантировала и не защищала силой вложения или собственность граждан за рубежом". Это была одна из первых попыток законодательно устранить экономические причины втягивания Америки в иностранные войны.
В начале 1930-х годов в Соединённых Штатах усилилось критическое отношение к официально провозглашавшимся во времена президентства Вильсона "моральным" обоснованиям вступления страны в Первую мировую войну. Всё чаще утверждалось, что США были вовлечены в войну против Германии ради обеспечения коммерческих интересов крупных банкиров и торговцев оружием.
8 февраля 1934 года Джеральд Най внёс резолюцию, призывавшую к расследованию сенатом деятельности военной индустрии во время Первой мировой войны. Кей Питтмен из Невады, сменивший в 1933 году на посту председателя комитета по иностранным делам сенатора Уильяма Бора из Айдахо, активного сторонника нейтралитета США, прохладно отнёсся к этому предложению и переправил его в военный комитет. Там предложение Ная было одобрено и в апреле 1934 года сенат принял решение об образовании комитета по расследованию деятельности лиц и организаций, занимавшихся производством вооружений во время Первой мировой войны. В комитет вошли Джеральд Най, Артур Ванденберг из Мичигана, Джеймс Поп из Айдахо, Гомер Бон из Вашингтона, Беннет Чамп Кларк из Миссури, Уолтер Джордж из Джорджии и Уоррен Барбур из Нью-Джерси. 4 сентября 1934 года комитет начал публичные слушания. На его заседаниях выступило более 200 свидетелей, включая представителей военной промышленности и крупнейших банков США.
Деятельность комитета Ная беспокоила администрацию Рузвельта, особенно госсекретаря К. Хэлла. В своих мемуарах он писал, что "вряд ли ещё какой-нибудь сенатский комитет оказал более неблагоприятное воздействие на наши отношения с другими странами, кроме, возможно, комитета по иностранным делам во время ратификации Версальских соглашений[69] … назначение председателем комитета сенатора Ная было фатальной ошибкой"[70]. Вскоре после начала работы комитета Ная в госдепартамент стали поступать протесты от правительств Англии, Франции, латиноамериканских стран, возражавших против разглашения сведений об операциях банков США с их странами в 1914- 18 гг. 11 сентября Хэлл посетил Ная и заявил ему, что деятельность комитета наносит ущерб отношениям США с другими странами. Госсекретарь пришёл в совсем уж мрачное настроение, когда комитет Ная начал вызывать для дачи показаний представителей нью-йоркских банков, кредитовавших страны Антанты. "Британский и французский послы то и дело выступали с протестами… Джозеф Грин, следуя моим инструкциям попытался убедить сенатора Ная не ворошить дела двадцатилетней давности… 11 апреля я послал ещё один меморандум президенту, в котором посоветовал ему встретиться с членами комитета Ная и настаивал, чтобы они не изучали переписку между правительствами союзников и американскими банками. Президент и я встретились с сенаторами Наем, Попом и Кларком 18 апреля. Я попросил, чтобы они отложили изучение переписки, но сенаторы настаивали на своём"[71]. В конце концов Хэлл заявил, что деятельность комитета Ная "смущает умы американского народа в отношении причин, по которым мы вступили в Первую мировую войну"[72].
Одновременно с заслушиванием свидетельских показаний в сенатском комитете, Най и его коллеги готовили закон о нейтралитете.
В апреле 1935 года сенаторы Най и Кларк внесли билль о нейтралитете США. По нему запрещались частные американские займы и кредиты воюющим сторонам (чтобы избежать возникновения экономической заинтересованности корпораций в вовлечении страны в войну на стороне тех, кому они дали займы), запрещались поездки американских граждан в зоны военных действий и на кораблях воюющих стран. (В 1915 г., когда немецкая подлодка торпедировала "Лузитанию", погибло немало американских пассажиров. Соответствующий пункт закона о нейтралитете должен был устранить возможность возникновения таких инцидентов или их искусственного провоцирования для вовлечения страны в войну). В мае 1935 года Кларк внес билль о запрете экспорта из США оружия и военного оборудования всем воюющим сторонам.
Госсекретарь К. Хэлл был категорически против этого билля и, с помощью комитета по иностранным делам, добился задержки его рассмотрения. Но ненадолго. В августе 1935 года сенат почти единогласно принял резолюцию о нейтралитете США, включавшую предложения Ная и Кларка, хотя и без запрета частных займов; однако они подпадали под закон Джонсона 1934 года, запрещавший частные займы правительствам, не выплатившим военных долгов. Защищая свои предложения, Джеральд Най говорил: "Во многих отношениях ситуация в Европе и Африке сейчас аналогична той, которая существовала в 1914 году, начавшись в Сараево. Как ничто другое, нам сейчас необходима твёрдая политика нейтралитета". Хэлл был против этого билля, но Рузвельт предпочёл уступить и 31 августа 1935 года подписал его.
19 июня 1936 года Най представил сенату окончательный отчёт своего комитета. В отчёте говорилось, что решение правительства США вступить в 1917 году в войну было связано с лоббированием интересов военной индустрии, а также отмечена роль в этом банкиров. Най заявил: "Было бы неверным утверждать, что банковский дом Моргана вовлёк нас в войну, чтобы сохранить свои инвестиции в страны Антанты. Однако факты показывают, что эти банкиры находились в самом центре той системы, которая сделала наше участие в войне неизбежным. Мы вступили в 1914 год с политикой нейтралитета, которая разрешала продавать вооружение и военное оборудование воюющим сторонам, но запрещала давать им займы. Затем, для развития нашего бизнеса <точнее, под предлогом развития бизнеса>, президент Вильсон разрешил банковскому дому Моргана снабжать союзников в кредит. После этого фактического нарушения нейтралитета дорога к нашему вступлению в войну была проложена". "Военные заказы и военный бум сыграли главную роль в вовлечении нас в войну", подчеркнул Най.
Голосами 4:3 комитет Ная рекомендовал национализировать военную промышленность. В 1937 году Най предложил такой билль, но он не прошёл. Комитет рекомендовал ввести 98%-й налог на прибыль от военных заказов; но и это предложение сенат не принял.
Однако в целом сторонники нейтралитета добились больших успехов. 1 мая 1937 года был принят Закон о нейтралитете США. Он включал многое из прежнего: запрет на поставки оружия воюющим сторонам; запреты на займы; запреты на поездки в зоны конфликта; запрет на вооружение американских кораблей, торгующих со сторонами конфликта; запрет на использование американских кораблей для перевозки вооружения сторонам конфликта. Закон предоставлял полномочия президенту разрешать продажу воюющим сторонам незапрещённых материалов по принципу оплаты наличными и самовывоза ("плати-и-вези"; cash-and-carry); это разрешение действовало год. Требования распространялись не только на международные, но и на гражданские войны. Закон также предусматривал создание Контрольного управления для военной промышленности.
Все условия и оговорки были включены в Закон о нейтралитете для того, чтобы не допустить возникновения экономической заинтересованности участия в войне, а также чтобы не дать администрации или какой-либо иной влиятельной группе возможности создавать предлоги для вовлечения страны в войну. Джеральд Най прямо говорил: "мы сможем оставаться вне войны только если предотвратим все способы получения американцами прибылей от войны, и если мы сдержим исполнительную власть от тайного продвижения к войне".
В конце 1937 года конгрессмен Людлов из Индианы предложил билль, требующий проведения референдума для одобрения участия США в любой войне, кроме прямой атаки на территорию Америки или стран Западного полушария. Администрация Рузвельта была категорически против этого закона. 10 января 1938 года по нему намечалось голосование. Однако спикер зачитал протестующее послание президента и голосование было отменено.
Американцы помнили как двадцать лет назад, под примерно такими же лозунгами "защиты гуманизма и демократии", их втянули в европейскую войну, в результате которой банкиры и торговцы оружием умножили свои состояния, а в самой Европе, вместо гуманизма и демократии установились: в России власть большевиков, в Германии – экономический хаос. Большинство народа противилось всё более явно обозначавшемуся курсу администрации Рузвельта на участие США в новой европейской войне и не поддерживало агрессивную военную пропаганду сторонников этого курса. Опросы общественного мнения регулярно показывали, что более 75% американцев выступает против участия Соединённых Штатов в войне.
Для противодействия попыткам вовлечь страну в войну ряд политических активистов в начале сентября 1940 года образовал комитет под названием "Вначале Америка" (America First Committee), основные члены которого активно противодействовали вовлечению страны в приближавшуюся европейскую войну уже почти год. Название отражало главное убеждение его участников – следует вначале позаботиться о своей стране, об интересах своего народа – а уже потом о других народах и разных абстрактных идеях. Этот тезис противопоставлялся шумным требованиям пропагандистов войны "защитить Англию", "защитить мировую демократию" и т.пр.
Комитет "Вначале Америка" возглавил отставной генерал Р. Вуд. В его работе приняли участие видные политические и общественные деятели США: сенаторы Джеральд Най (Северная Дакота), Бэртон К. Уилер (Монтана), Уильям Бора (Айдахо), Джордж Норрис (Небраска), Роберт Тафт (Огайо), Роберт Лафолетт (Висконсин), Хенрик Шипстед (Миннесота), бывший президент Герберт Гувер, автопромышленник Генри Форд, издатель New York Daily News Джозеф Паттисон, президент Чикагского университета Роберт Хатчинс и другие. С осени 1940 года неоднократно выступал на митингах комитета "Вначале Америка" и Чарльз Линдберг. Комитет издавал антивоенные брошюры, организовывал местные отделения, проводил митинги по всей стране. Он стал крупнейшей антивоенной организацией в США; в его работе участвовало около 800 тысяч человек. Пожертвования для комитета внесли более 25 тысяч человек, среди которых был и будущий президент США Джон Кеннеди. Рупором комитета стала газета "Чикаго трибюн" полковника Маккормика. Многие материалы AFC перепечатывал массовый журнал "Социальная справедливость" популярного католического проповедника Чарльза Кофлина.
В начале января 1941 года администрация Рузвельта направила в Конгресс проект закона, который позволил бы продавать вооружения Англии уже не только за наличный расчёт, но и в кредит. Закон давал полномочия президенту "продавать, занимать, предоставлять в пользование (lend and lease),… любое защитное вооружение правительству любой страны, защиту которой президент сочтёт жизненно важной для Соединённых Штатов".
Сторонники нейтралитета США решительно возражали против этого закона. Сенатор Най назвал его "главным шагом к вовлечению нас в войну". Против закона о ленд-лизе выступил и Линдберг. 23 января 1941 года он четыре с половиной часа давал показания в палате представителей в связи с обсуждением закона о ленд-лизе. Он подчёркивал, что этот закон является ещё одним шагом к прямому участию США в войне, которое ничем не оправдано. "У Соединённых Штатов", сказал Линдберг, "нет обязанности играть роль всемирного полицейского".
Закон о ленд-лизе, однако, был принят Конгрессом, и подписан президентом 11 марта 1941 года.
Главным идеологическим обоснованием требований вступления США в войну против Германии было утверждение о "необходимости защиты демократии". Этот тезис без конца повторяли антигерманские масс-медиа в США. Представители администрации также постоянно рассуждали о свободе и демократии, о "необходимости защищать свободу во всём мире", о том, что "США должны стать "арсеналом демократии"" и так далее. Сторонников же нейтралитета США они упрекали, в том, что им "безразлична демократия". Например, выступая 14 июля 1941 года в Нью-Йорке, министр внутренних дел Г. Икес заявил: "Линдберг… ни разу не сказал ни слова в защиту демократии".
Однако именно участники комитета "Вначале Америка" неоднократно говорили о демократии в связи с текущей войной. Они отмечали абсурдность помощи Британской империи для "защиты демократии"; утверждали, что говорить о свободе и демократии применительно к Англии, противопоставляя ей в этом Германию, нелепо – ведь в то самое время, когда Англия заявляла, что она воюет "против тирании" и "за свободу", она бросала в тюрьмы тысячи участников национально-освободительного движения в захваченной ею Индии. По их мнению, война была начата и ведётся сейчас не в защиту демократии, а для сохранения британской и французской колониальных систем – Англия и Франция "являются ничуть не меньшими угнетателями, чем Гитлер". Сенатор Най назвал Британскую империю "вершиной реакции и эксплуатации" и добавил, что "спасать британский империализм – вовсе не означает спасать мир". Генерал Хью Джонсон, бывший руководитель НИРА, говорил, что единственная цель Британии в войне – "сохранить свою имперскую позицию в мире". Лидер социалистической партии Н. Томас заявил, что "французский империализм – это проклятье человечества". Р. Хатчинс, президент Чикагского университета, писал, что жертв агрессии было куда больше до 1939 года, чем после, если учесть народы Индокитая, Африки и, особенно, Индии. Один из памфлетов, изданных AFC, иронически спрашивал: "когда Британия, столь озабоченная вопросами демократии, планирует освободить 30 тысяч политзаключенных в Индии?" [73].
Концы с концами у рузвельтовской администрации не сходились, впрочем, не только с "защитой демократии" за рубежом. Согласно опросу Гэллапа в мае 1941 года 80% американцев были против участия США в войне. Но администрация Рузвельта, без конца рассуждавшая о "защите демократии" в других странах, предпочитала игнорировать мнение народа у себя дома.
Представители комитета "Вначале Америка" и здесь подчёркивали, что правительство демократической страны, если только это слово является не пропагандистским ярлыком, а имеет содержание, обязано прислушиваться к требованиям народа, а не проплаченных "ничтожным меньшинством" пропагандистов, даже если у последних "громкий голос". Таких пропагандистов, как и других деятелей, раздувавших вражду между США и Германией, стремившихся вовлечь американцев в войну за чужие интересы вполне можно было бы назвать врагами американского народа. (Ср.: "Только враги Германии и СССР могут стремиться к созданию и раздуванию вражды между народами этих стран" (В.М. Молотов, 31 августа 1939 г.)).
Движение за нейтралитет США в первой трети XX века иногда называется изоляционизмом. При использовании этого термина следует уточнять его смысл. Изоляционизм 1910- 30-х гг. в США был реакцией американского народа на стремление ангажированных политиков заставить его воевать за чужие интересы.
Большинство людей, как и народов, естественным образом предпочитают сотрудничество с другими, а не "изоляцию". Но если под видом сотрудничества им навязываются чужие цели, если их обманывают и эксплуатируют организованные преступные группировки, то столь же естественной реакцией таких людей, как и народов, будет "изоляция".
Скажем, любой фермер охотно продаёт излишки своей продукции на рынке, или обменивается сельскохозяйственным опытом, ничуть не являясь в этом "изоляционистом". Если же к фермеру приходят представители этнической ОПГ и предлагают сдать свой товар по бросовым ценам, то от подобной "торговли", конечно, возникнет желание "изолироваться". Генри Форд приводил и такой пример: "В мире нет столь отсталой страны, которая бы не приветствовала иностранных предпринимателей, содействующих её развитию. Если же народ начинает кричать: "Наша страна – для нас!" – это признак того, что он эксплуатируется пришельцами. Человеческая природа, даже природа дикарей в Африке, эксплуатируемых на алмазных копях, противится обращению с ней, как с топливом для зарубежных кузниц".
После Первой мировой войны американцы увидели, что промышленники и финансисты извлекли из неё колоссальные прибыли, что ораторы, призывавшие их "защищать идеалы мировой демократии", всего лишь делали свой бизнес, что их собственное правительство обманом ввергло страну в войну, и что народ в этой войне оказался просто "человеческим материалом" для реализации чьих-то "проектов". Естественной реакцией на всё это стало движение за нейтралитет США, или изоляционизм.
Принципы внешней политики администрации США в 1930-х гг.
Правительство Рузвельта стремилось расширить участие страны в международных делах. В 1933 году Соединённые Штаты установили дипломатические отношения с Советским Союзом. В январе 1935 года Рузвельт направил в сенат для ратификации договор об участии США в Международном суде, который, впрочем, был отклонён, как и прежнее предложение правительства Вильсона о вхождении США в Лигу наций.
С середины 1930-х гг. правительство Рузвельта взяло курс на всё более активное участие Америки в решении проблем европейских стран. В конце 1935 года Рузвельт писал своему советнику Б. Баруху: "международные вопросы волнуют меня куда больше чем внутренние, включая предстоящие выборы". Такой политике администрации противодействовали сторонники нейтралитета США. В 1935- 37 гг. сенат подавляющим большинством голосов принимал законы, закреплявшие нейтральный статус страны. Эти законы президент по необходимости подписывал, но выражал своё неудовольствие. Во время гражданской войны в Испании Рузвельт, как и его тамошний посол Клод Бауэрс, сожалели, что эмбарго Конгресса на поставки оружия воюющим сторонам не позволяет им оказать помощь "законному правительству" этой страны.
Со второй половины 1930-х гг. приоритетом европейской политики правительства Соединённых Штатов стала ликвидация режима Гитлера. Администрация президента задолго до начала Второй мировой войны враждебно относилась к национально-социалистическому режиму Германии. Рузвельт и его окружение решительно осуждали вытеснение нацистами евреев из политической, экономической, культурной областей жизни страны, критиковали шаги Германии, направленные на пересмотр положений Версальского договора; негативно расценивали заключенные ею союзы с Италией и Японией.
Внешняя политика германского правительства вела к росту военной напряжённости в Европе. Разумеется, новую европейскую войну как результат условий Версальского договора предсказывали уже давно. Например, Ллойд Джордж, премьер-министр Англии в 1916- 22 годах, называл Версальские соглашения "договором, который гарантирует нам войну через 20 лет". (Ср. также: "Отношения Германии с другими западно-европейскими буржуазными государствами за последние два десятилетия определялись, прежде всего, стремлением Германии разбить путы Версальского договора" (В. Молотов, 31 окт. 1939 г.)). Оставался, однако, открытым вопрос о размерах предстоящего военного конфликта и составе противоборствующих группировок. Глубокий антагонизм администрации Рузвельта к национально-социалистическому режиму делал для неё желательным полный военный разгром гитлеровской Германии. Такой цели можно было достичь только в результате затяжной войны и при участии в ней самых крупных тогдашних держав – Советского Союза или Соединённых Штатов Америки. Вместе с тем, ведущую роль в переустройстве послевоенного мира для США могло надёжно гарантировать лишь непосредственное участие в боевых действиях, предпочтительно на заключительном их этапе. Этот несложный ход рассуждений естественным образом приводил Рузвельта и его советников к желанию повторить вариант, не так давно разыгранный администрацией Вильсона: под тем или иным предлогом вступить в европейскую войну на стороне новой Антанты, а после окончания военных действий продиктовать условия и побеждённой Германии и всему миру. На этом пути, однако, администрации США приходилось соблюдать сугубую осторожность. Как заметил Н.Н. Яковлев "обстоятельства тогда властно повелевали Рузвельту окружить глубокой тайной свои истинные намерения". Среди "обстоятельств", которые советский историк не захотел внятно сформулировать, было нежелание американского народа снова, как и в 1917 году, оказаться пушечным мясом. В отличие от времени Вильсона, в 1937 году на подобном пути администрации США стоял Закон о нейтралитете и ей приходилось лавировать.
В 1938 году обстановка в Европе обострилась. Вслед за присоединением Австрии, Гитлер потребовал передать Третьему рейху часть Чехословакии. В октябре 1938 года Англия и Франция согласились уступить настояниям Германии. Был заключён Мюнхенский пакт – миротворец Чемберлен предпочёл пойти с Гитлером на компромисс. Однако и Рузвельт, как ни странно это показалось многим, посоветовал правительствам Англии и Франции уступить Германии. По- видимому, наиболее правильно оценил основную цель тогдашней рузвельтовской дипломатии – вовлечение Германии в затяжную войну – американский историк Ч. Танзилл (Tansill): "есть лишь одно объяснение стремлению Рузвельта к миру во время Мюнхена в 1938 году и его давлению, чтобы Англия, Франция, Польша выступили против Гитлера в 1939 году. Это объяснение заключается в следующем: президент вовсе не хотел, чтобы в Европе началась война, которая могла бы закончиться так быстро, чтобы США не успели вмешаться". Следовало бы только добавить – "вмешаться с целью уничтожения Германии". Впрочем, уничтожение национально-социалистической Германии являлось, если можно так выразиться, "историческим смыслом существования" администрации Рузвельта.
Избрание Рузвельта в 1940 году на третий срок было беспрецедентным в американской политике, и такое отступление от традиции было обусловлено, очевидно, достаточно серьёзными причинами. Обращает на себя внимание совпадение времени правления национал-социалистов в Германии (1933- 45 гг.) и администрации Рузвельта в Америке (те же 1933- 45 гг.). По-видимому, можно вполне уверенно утверждать, что беспрецедентно длительное для США президентство Ф. Рузвельта было обусловлено не только внутриполитической задачей создания экономической системы, закрепляющей господство в США финансовой олигархии, но и внешнеполитической задачей уничтожения национально-социалистической Германии (эти задачи можно рассматривать как взаимосвязанные).
С начала 1939 года президент Рузвельт и госсекретарь Хэлл стали выступать с требованиями отмены Закона о нейтралитете. 4 января Рузвельт, на встрече с сенаторами Наем, Кларком, Ландином и Рейнольдсом, заявил, что политика держав оси представляет собой угрозу Соединённым Штатам и что "первой линией обороны нашей страны является независимое существование 40-50 государств в Европе и Латинской Америке, включая Англию и Францию". (В прессе, куда его слова попали в несколько искажённом виде, фраза цитировалась так: "линия обороны Америки проходит через Рейн"). В тот же день Рузвельт в послании Конгрессу заявил, что Закон о нейтралитете "может помогать агрессору и мешать жертве агрессии"[74].
Председатель сенатского комитета по иностранным делам демократ Кей Питтмен разделял позицию администрации, но считал, что добиться отмены Закона о нейтралитете будет очень трудно. В марте 1939 года Питтмен и ряд других сенаторов вносили разные билли – от предложений по отмене эмбарго на поставки оружия сторонам конфликта до предоставления президенту права вводить эмбарго против агрессора – но не получили ни на один из них согласия сената.
Заключение договора о ненападении между СССР и Германией сузило пространство возможных манёвров рузвельтовской дипломатии. Стало ясно, что Сталин любой ценой стремится избежать войны с Гитлером. С другой стороны, возможный военный конфликт Германии с Англией и Францией теперь, без участия Советского Союза, оказался бы, очевидно, достаточно продолжительным.
Во время польского кризиса Рузвельт оказывал нажим на союзников, чтобы они не шли на уступки Германии. Летом 1939 года президент направил американскому послу во Франции Буллиту письмо с поручением сообщить французскому правительству, что если союзники не придут на помощь Польше в случае агрессии Германии, то они не могут рассчитывать на содействие США. Но если они окажут помощь Польше, то США поддержат их. Буллит переслал письмо послу США в Лондоне Кеннеди и послу США в Варшаве Биддлу. Немцы, захватив польскую столицу, в октябре 1939 года обнаружили это письмо. Буллит и Кеннеди позже утверждали, что не помнят о нём. Однако сам Джозеф Кеннеди говорил после войны: "Ни Франция, ни Англия никогда не сделали бы Польшу причиной войны, если бы не постоянное подстрекательство Рузвельта"[75]. Дж. Форрестол записал в своём дневнике: "Играл в гольф с Джо Кеннеди… Чемберлен, сказал он, заявил мне, что Америка и международное еврейство втянули Англию в войну" (там же).
Вскоре после начала военных действий возникло впечатление, что английский премьер, несмотря на объявление войны Германии, снова надеется закончить дело компромиссом. 11 сентября 1939 года Рузвельт предложил Черчиллю, морскому министру в кабинете Чемберлена, о принципиальной антинацистской позиции – точнее, о финансовой зависимости которого от групп, заинтересованных в войне Англии с Германией – он хорошо знал[76], вступить в секретную переписку. Советский историк Н.Н. Яковлев назвал такой шаг американского президента "беспримерным и беспрецедентным".
Одновременно Рузвельт активизировал борьбу за отмену Закона о нейтралитете. 21 сентября 1939 года президент, выступая на созванной им сессии Конгресса, потребовал разрешить поставки оружия Англии и Франции на условиях "плати-и-вези". 2 октября председатель сенатского комитета по иностранным делам Питтмен представил билль об отмене эмбарго на продажу оружия, подчеркнув, что эта мера поможет улучшить положение в американской экономике.
Недопущение получения прибылей от войны было главным принципом, который отстаивали сторонники нейтралитета. Джеральд Най и другие члены "блока мира" в сенате немедленно выступили против отмены эмбарго на продажу оружия. Однако большинство конгрессменов поддержало администрацию. 27 октября 1939 года сенат 60 голосами против 31 снял эмбарго, а 3 ноября 55 голосами против 24 разрешил продажу оружия за наличный расчёт и самовывозом ("плати-и-вези"). Соединённые Штаты, формально нейтральные, начали поставлять вооружение противникам Германии. К 1 января 1940 года Франция закупила в США около 2000 самолётов, Англия – около 1500.
Джеральд Най, понимая, куда направлены усилия администрации Рузвельта, предсказывал, что вскоре она изменит принцип "плати", а потом отменит "вези". (Так и произошло: закон о ленд-лизе разрешил предоставлять вооружение в кредит, а приказ о конвоировании судов, перевозящих военные грузы, фактически отменил самовывоз).
Между делом, в США подошли очередные президентские выборы. Сценарий Вильсона (he kept us out of war) повторился и здесь. В своих предвыборных выступлениях Рузвельт решительно высказывался за мир и обещал избирателям, что он ни в коем случае не пошлёт американских солдат воевать в Европу. Выборы принесли ему победу.
Тем временем английское правительство закупило вооружений в США на $4,5 миллиарда и его финансовые возможности исчерпались.
8 декабря 1940 года Черчилль в письме к Рузвельту сообщил, что для дальнейшей оплаты военных поставок у Англии нет денег.
29 декабря 1940 года президент в своей речи в сенате заявил, что "Америка должна стать арсеналом демократии", дабы Англия не потерпела военного поражения. 6 января 1941 года он предложил разрешить поставки вооружений и военных материалов Англии в кредит.
Сторонники нейтралитета США категорически возражали против этого, напоминая, что по точно такому же сценарию – сначала обещания мира и продажа оружия за наличные, затем обещания мира и продажа оружия в кредит, затем, игнорируя все обещания, направление войск в зону конфликта – страна была втянута в войну прошлый раз. Бэртон Уилер заявил, что "ленд-лиз – это новая Антанта, которая запахает каждого четвёртого американского парня". Джеральд Най назвал предложение президента "главным шагом по вовлечению нас в войну". "Чикаго трибюн" писала: "этот законопроект разрушит Американскую республику и установит диктатуру, наделённую властью распоряжаться имуществом и жизнью американцев".
Однако большинство конгрессменов снова поддержало предложение администрации. Билль был принят 8 марта 1941 года 60 голосами против 31 в сенате и 260 против 165 в палате представителей. 11 марта 1941 года он был подписан президентом. На военные закупки союзникам, в основном Англии, было ассигновано 7 млрд. долларов.
Борьба сталинского руководства СССР против поджигателей войны
Разительным контрастом по отношению к действиям правительства Рузвельта, предпринимавшего все усилия, чтобы вовлечь свою страну в войну, притом вопреки воле её народа, была внешняя политика сталинского руководства СССР в 1939- 41 гг.
Во второй половине 1930-х гг. в партийном и идеологическом аппарате СССР, несмотря на ликвидацию в 1935- 37 гг. большей части троцкистов, одержимых идеями мировой революции, оставалось ещё немало лиц, желавших не смягчения напряжённости в Европе, а её обострения, вплоть до развязывания новой войны. Они использовали все средства для разжигания вражды между русским и немецким народами, равно как и в провоцировании руководства СССР, в том числе с помощью своих зарубежных контрагентов, на вооружённый конфликт с Германией. В 1938- 39 гг. Сталин предпринял ряд шагов для уменьшения влияния таких лиц. Одновременно дипломатия нового советского министра иностранных дел В.М. Молотова, сменившего в мае 1939 года на этом посту М. Литвинова (Меер-Геноха Моисеевича Валлаха) посылала сигналы германскому руководству о желательности нормализации межгосударственных отношений между обеими странами. В августе 1939 года эти усилия привели к крупному успеху – был заключён Договор о ненападении между СССР и Германией. В условиях нараставшей международной напряжённости это означало, что была отодвинута, а может быть и устранена совсем, угроза вовлечения СССР в новую общеевропейскую войну.
Западные круги, рассчитывавшие, что острые идеологические разногласия между Советским Союзом и Германией вот-вот выльются в вооружённое столкновение, были ошеломлены. Если во времена Первой мировой войны царское правительство, отрабатывая французские займы, покорно швыряло в топку войны жизни множества русских солдат "для помощи союзникам", то теперь, к изумлению руководителей новой Антанты, Сталин не выразил желания таскать для них "каштаны из огня". Сторонники войны по обе стороны Атлантики громко выражали своё неудовольствие. В.М. Молотов с некоторой иронией ответил на их фарисейские "порицания СССР за союз с агрессором": "Недовольными таким положением могут быть только поджигатели войны в Европе, те, кто под маской миролюбия хотел бы зажечь всеевропейский мировой пожар. Эти люди требуют, чтобы СССР обязательно втянулся в войну на стороне Англии против Германии. Уж не с ума ли сошли эти зарвавшиеся поджигатели войны?... Если у этих господ имеется уж такое неудержимое желание воевать, пусть воюют сами, без Советского Союза"[77].
Руководство СССР стремилось максимально закрепить достигнутый успех. Политическая договорённость об улучшении межгосударственных отношений сопровождалась расширением экономических связей между СССР и Германией, причём Сталин дал указание максимально позитивно относиться к пожеланиям германской стороны. Советские газеты прекратили нападки на Германию. 6 сентября 1939 года немецкий посол сообщал в Берлин: "Советское правительство делает всё возможное, чтобы изменить отношение населения к Германии. Прессу как подменили. Не только прекратились все выпады против Германии, но и преподносимые теперь события внешней политики основаны в подавляющем большинстве на германских сообщениях, а антигерманская литература изымается из книжной продажи". В свою очередь и германское руководство, несколько даже изумлённое столь резкой переменой, дало указание о смягчении идеологического противостояния. Планировавшуюся на 25 августа лекцию в Мюнхене "Обвиняется Москва – коминтерновский центр мировой диктатуры" срочно заменили концертом русской музыки.
Русский народ полностью поддерживал нормализацию межгосударственных отношений между Россией и Германией. Авторитет И.В. Сталина в стране в это время был чрезвычайно высок. И. Риббентроп писал: "Сталин был для нас мистической личностью… сумел сплотить 200 миллионов населения своей империи сильнее, чем какой-либо царь прежде". Он же отмечал: "Время большевизма закончилось. В России сейчас развивается нечто новое и лучшее. Сталин – человек необычайно больших масштабов, действительно великий человек". Между тем, особой загадки в высоком авторитете И.В. Сталина у большинства русского народа не было. "Мистикой" он представлялся лишь тем, кто привык думать, что "цель оправдывает средства", и что "люди всё стерпят". Однако ещё Линкольн заметил: "можно долго обманывать одного человека, можно некоторое время обманывать многих, но нельзя без конца обманывать всех". Русский народ к 1930-м годам утомился от постоянных обманов и эксплуатации. В 1914 году его бросили в войну с непонятными ему целями. Организованные преступные группировки, захватившие в 1917 году власть в стране, использовали его как "человеческий материал" для своих социальных проектов. Для троцкистов он был "топливом для мировой революции". Люди устали от лжи, фальши и пренебрежения своими интересами, и поэтому на сталинскую политику, начавшую учитывать интересы русского народа – особенно на политику предотвращения конфликта с Германией, которая в высшей степени соответствовала интересам русского (и немецкого) народа, и которая, между прочим, шла наперекор целям могущественных местных и зарубежных ОПГ – на такую политику народ откликнулся с энтузиазмом. Вот почему авторитет И.В. Сталина в России конца 1930-х годов находился на столь высоком уровне, а в стране тогда (и позже) было столько "сталинистов".
В 1939- 40 гг. многие члены германского правительства дорожили хорошими отношениями с Советским Союзом. Во время советско-финской войны руководители Германии, несмотря на многочисленные обращения, отказывались вмешаться и оказать давление на Сталина с целью прекращения конфликта. Например, И. Риббентроп, в ответ на просьбы известного шведского путешественника Свена Гедина о посредничестве Германии для прекращения войны между Финляндией и СССР, сказал: "Наше будущее зависит от России. Мы получаем из России сырьё, хлеб, бензин. Мы не можем оскорблять Россию. Престиж России должен быть спасён, поэтому сейчас для России важно продемонстрировать успех в Финляндии. Мы придерживаемся строгого нейтралитета". Г. Геринг заметил, тогда же: "Дружить с Россией для нас сейчас важнее всего". И. Геббельс говорил: "В данный момент немыслимо, что Германия вмешается в это дело, которое нас совершенно не касается, рискуя дружбой с Россией. Для нас договор с Россией имеет первостепенное значение".
Однако такой подход разделялся в Германии не всеми. Среди лиц, рассматривавших соглашения с Россией не как шаги к смягчению международной напряжённости, а как "ловкие тактические ходы" или "временное зло", был канцлер Германии Адольф Гитлер.
В начале мая 1941 года, ввиду ухудшения отношений между Германией и СССР, Сталин принял решение лично возглавить правительство. Хотя, разумеется, его голос и без того был решающим в ключевых вопросах политики страны, он предпринял этот шаг, чтобы максимально задействовать возможности предотвращения войны. Именно так расценил его германский посол в Москве Шуленбург. В послании в Берлин он сообщал: "По моему мнению, можно со всей определённостью утверждать, что Сталин поставил перед собой внешнеполитическую цель исключительной важности... которой он надеется достигнуть посредством личных усилий. Я твердо верю, что, ввиду осложнений международной обстановки, Сталин поставил перед собой цель уберечь Советский Союз от конфликта с Германией".
В отличие от руководства СССР, предпринимавшего в 1939- 41 гг. все усилия, чтобы избежать глобального мирового конфликта или по крайне мере предотвратить вовлечение в него своей страны, президент США и его окружение неуклонно держали курс на форсирование вступления в войну. При этом тактика рузвельтовской администрации заключалась в небольших – чтобы народ не успевал осознать и отреагировать – шагах к этому, сопровождаемых заверениями в миролюбии. Сначала Рузвельт добился продажи оружия Англии за наличные и "самовывозом". Потом он получил одобрение конгресса на такую продажу в кредит. Потом он дал приказ американским ВМС сопровождать британские транспорты с оружием и сообщать им о германских военных судах. В апреле 1941 года американские военные суда начали преследовать германские подводные лодки и сообщать их координаты британской и авиации. В том же месяце по приказу президента американские войска оккупировали Гренландию, а несколько позже – Исландию, находившуюся в зоне боевых действий. Потом Рузвельт начал "создавать инциденты" – провоцировать германские суда, чтобы те "выстрелили первыми" по американским кораблям. Тактика эта, по сути, ничем не отличалась от "инцидента в Глейвице" и к демократии, о которой так пеклась администрация, никакого отношения не имела.
Нападение Гитлера на СССР 22 июня 1941 года решило многие внешнеполитические проблемы правительства США. Теперь можно было не опасаться, что Англия заключит перемирие с Германией. Курс администрации Рузвельта не изменился, но в нём сместились акценты: главным мотивом вступления США в войну стало стремление к решающему участию в послевоенном переустройстве мира.
Однако сторонники нейтралитета и в новых условиях возражали против курса администрации на войну. 6 августа 1941 года 15 лидеров республиканской партии, включая бывшего президента Г. Гувера и кандидата на пост президента в 1940 году А. Лэндона, а также ряд общественных деятелей выступили с заявлением, в котором потребовали положить конец втягиванию США в необъявленную войну. 12 августа 1941 года предложение президента об увеличении срока воинской службы призывников с 1 года до 1,5 – что было очередным "небольшим шагом" к войне – прошло в палате представителей с перевесом только лишь в один голос, 203:202. По закону 1940 года их можно было использовать только в Западном полушарии, но отменить это ограничение Рузвельт даже не предлагал, не рассчитывая получить согласие Конгресса.
Усилился отпор и провоенной агитации ангажированных "ничтожным меньшинством" масс-медиа. В начале августа 1941 года сенаторы Джеральд Най из Северной Дакоты, Бэртон Уилер из Монтаны и Беннет Чамп Кларк из Миссури призвали к проведению расследования военной пропаганды в киноиндустрии и радио. Представители комитета "Вначале Амкрика" выступали на митингах, в радиопередачах с разоблачением обманов президента Рузвельта и членов его кабинета, которые, на словах обещая не вступать в европейский конфликт, на деле фактически уже поставили страну на грань войны.
Между тем, как и предсказывалось, администрация начала форсировать "инциденты". 4 сентября 1941 года американский эсминец "Грир" обменялся выстрелами с германской подлодкой. Рузвельт объявил это актом агрессии со стороны Германии. В конце сентября 1941 года сенатская комиссия по военно-морским делам провела расследование инцидента с "Гриром" и обвинила Рузвельта в искажении фактов – выяснилось, что американский эсминец помогал британскому бомбардировщику преследовать подлодку, которая открыла ответный огонь, не зная, что эсминец – американский. Но это было выяснено в конце сентября, а 11 сентября, вслед за перестрелкой, Рузвельт отдал приказ стрелять по любому германскому кораблю, угрожающему американским судам или конвою, не ожидая их атаки (shoot on sight).
16 сентября 1941 года ВМС США начали конвоировать британские и американские суда до Исландии. 9 октября 1941 года Рузвельт предложил Конгрессу отменить оставшиеся пункты Закона о нейтралитете, в том числе разрешить вооружение американских торговых кораблей и позволить им заход в военные зоны. Несмотря на сопротивление Ная, Уилера и других сенаторов это предложение было принято Конгрессом. Однако оно прошло с трудом – для его провала в палате представителей не хватило лишь 10 голосов.
Гитлер всё же пытался избежать войны с США. Он потребовал от адмирала Редера исключить нападение германских подлодок на американские суда даже по ошибке.
Слабым звеном в Тройственном союзе была Япония. На провоцирование столкновения с ней и были направлены с лета 1941 года усилия администрации Рузвельта. Правительство США запретило продажу Японии нефти; заморозило японские фонды в Америке (25 июля 1941 года); стремилось отсечь Японию от снабжения горючими материалами, без чего мощный японский флот вскоре превратился бы в бесполезное украшение.
Тактика правительства не осталась незамеченной его оппонентами. Гамильтон Фиш, лидер республиканцев в палате представителей, обвинил администрацию Рузвельта в провоцировании войны с Японией. В ноябре 1941 года Джеральд Най выразил опасение, что "Америка может быть вовлечена в войну через "чёрный ход"". Бэртон Уилер говорил: "Не могу поверить, что Япония может быть настолько сумасшедшей, чтобы напасть на нас… Единственная цель, по которой мы можем вступить в войну с Японией – помощь Англии".
В конце ноября администрация Рузвельта сделала решающий ход. 26 ноября 1941 года госсекретарь Хэлл представил императорскому правительству меморандум, содержавший заведомо неприемлемые для Японии требования. Министр обороны Г. Стимсон записал 25 ноября в своём дневнике: "заставить Японию сделать первый выстрел" (to maneuver them [Japan] into the position of firing the first shot).
Самураи послушно выстрелили первыми. 7 декабря 1941 года японская авианосная группа "Кидо Бутай" атаковала базу в Пёрл Харборе. Правительство Японии объявило войну США.
Нападение сплотило американцев. Конгресс и народ единодушно поддержали правительство. Правда, впоследствии ряд историков пришёл к выводу, что Рузвельт и его близкие советники, помимо того, что сознательно провоцировали конфликт с Японией, знали из сообщений разведки и о приближении "Кидо Бутай" к Гавайям, но решили не информировать командующего базой Пёрл Харбора, чтобы случайно не предотвратить конфликт и чтобы японская атака произвела более впечатляющий эффект. Видный историк Джон Толанд в своей книге "Бесчестье. Пёрл Харбор" (Infamy. Pearl Harbor, 1982) писал: "Рузвельт и его внутренний круг знали о предстоящей атаке… После 4 декабря 1941 г.[78] Рузвельт и группа его советников имели три возможных решения: 1) объявить Японии и миру о приближении Кидо Бутай, что привело бы к отказу от атаки 2) информировать Киммеля и Шорта, что имело бы сходные результаты 3) держать всё в секрете …". Принятое президентом Рузвельтом и госсекретарём Хэллом решение Толанд назвал "бесчестьем" (infamy). Но, во всяком случае, сомневаться, что Япония напала на Америку и что Соединённые Штаты теперь вынуждены воевать, не приходилось.
Руководители правительства США с траурными лицами – но ликуя в душе – сообщали американскому народу о вероломстве и подлости противника, нанесшего коварный удар исподтишка, о гибели боевых кораблей и самолётов, о многочисленных жертвах среди моряков и гражданского населения; называли 7 декабря 1941 года "днём бесчестья" и обещали отомстить.
Через несколько дней случилось и другое, давно желаемое администрацией Рузвельта событие. 11 декабря 1941 года объявила войну США союзница Японии, Германия. В конце декабря министр внутренних дел Икес записал в дневнике: "Уже давно я считал, что наш лучший вход в войну – через Японию".
Американцы отправлялись на войну за чужие интересы, откуда многим из них не суждено было вернуться. Однако в целом в стране царило приподнятое настроение. Благодаря газетам, американцы в большинстве были уверены, что они отправляются защищать родину, свободу и демократию, а потому находились в возвышенном расположении духа. В Голливуде, на Бродвее, и других передовых частях ташкентского фронта Соединённых Штатов тоже царило радостное возбуждение: творческие интеллигенты, по большей части плоскостопые, хромоногие, косорукие, косноязычные, дебильные, а потому не пригодные к строевой, сочиняли новые песни, пьесы, сценарии, фильмы, разоблачавшие тоталитаризм и воспевавшие демократию. Больше же всех были довольны те, кому предстояло увеличить свои банковские счета в результате войны и заняться перекройкой мира по своим сценариям.
Сталин, несмотря на искренние усилия, не смог предотвратить нападение Гитлера на СССР. Рузвельт, действуя с помощью уловок, втянул американцев в войну. Стараясь избежать войны с Германией, Сталин действовал в интересах русского народа. Вовлекая США в войну, Рузвельт выполнял заказ международной финансово-политической олигархии.
Хотя и Соединённые Штаты и Советский Союз стали победителями во Второй мировой войне, результаты их победы оказались существенно различными для народов обеих стран. Если "механически" просуммировать все выгоды и преимущества, которые получили обе страны в результате своей победы, то, возможно, для Соединённых Штатов их окажется больше. США стали кредитором мира, доллар – основной валютной единицей на Западе; Германия, Япония, другие страны потеряли независимость и попали под контроль США и так далее. Правда, здесь нужно учесть, что на города и заводы Америки не падали бомбы; что американцы, в отличие от русских, воевали на чужой территории; что к их военнопленным немцы проявляли более человечное отношение и так далее.
Однако если рассмотреть ситуацию с точки зрения "борьбы за Россию" и "борьбы за Америку", то оценка будет несколько иной. В результате победы СССР в Великой Отечественной войне вектор борьбы "за" и "против" России ещё больше сместился в благоприятном для русского народа направлении. Что касается США, то в результате их победы во Второй мировой войне в стране ещё больше усилилась власть олигархии, с соответствующими последствиями для американского народа и его культуры. Если в Советском Союзе после войны русская культура стала теснить антинационально-космополитическую, то в Соединённых Штатах, наоборот, ускорился процесс "сбрасывания американской культуры с корабля современности" и замены её фальсифицированной масс-продукцией Голливуда- Бродвея. Если в России искажения и извращения русской истории "писателями" или "историками" (в том числе различными "угодливыми бездарностями", которые вчера, получая советские награды и звания, осуждали "буржуазный строй", а сегодня, получая антисоветские награды и звания, осуждают лауреатов Сталинских премий), воспринимались, по большей части, с презрением, и не только в послевоенное время, но и позже, то в Америке уже с 1950-х гг. самоцензура и добровольная фальсификация стали мейнстримом американской историографии, престижным и уважаемым занятием.
Эти различия в векторах послевоенного развития обеих стран также были связаны с различием между политикой предотвращения мировой войны, проводимой Сталиным в 1939-41 гг. во имя интересов народа, и политикой вовлечения страны в войну за чужие интересы, проводимой Рузвельтом тогда же.
Приложения
Бэртон Уилер. Речь на митинге комитета "Вначале Америка"[79].
Самая благородная и патриотическая услуга, которую американец может оказать сегодня своей стране – сохранить в мире и не дать вовлечь свой народ в чужие войны. В этом отношении никто не служит Соединённым Штатам более разумно, более отважно, более действенно, чем полковник Чарльз А. Линдберг. Он ведёт борьбу за мир и народное правление[80] вопреки всем оскорблениям и клевете, которым его подвергают поджигатели войны. Он считает, что гораздо почётнее предотвратить войну, чем победить или проиграть в ней. Когда-нибудь его заслуги в этом будут признаны, как признаны сегодня заслуги его достойного отца и Роберта Лафолетта-старшего.
Я выступаю здесь сегодня не как республиканец и не как демократ, а как обычный гражданин, глубоко обеспокоенный положением нашей страны. Я хочу призвать вас собрать всё своё мужество для самой решительной борьбы – борьбы за спасение наших сыновей от кровавой бойни в Европе, борьбы против диктатуры в Соединённых Штатах. Война или мир – это не партийное, а общеамериканское дело.
Я ненавижу диктатуру. Я осуждал Муссолини в 1927 году, когда Черчилль сказал: "если бы я был итальянцем, я был бы фашистом". Я осуждал Гитлера, когда лорд Галифакс охотился в лесах Германии вместе с Герингом. Я и сегодня осуждаю нацизм, фашизм и коммунизм.
Я осуждаю британских империалистов – американских тори и всех подстрекателей войны. Если здесь есть кто-нибудь, кто предпочитает германскую, итальянскую, русскую или британскую системы американской форме правления – скажите об этом. Я отвечу: мы все верим в Америку, мы верим в американские учреждения, мы уверены в своих способностях защитить себя без помощи Англии или любой другой иностранной державы. Дайте нам возможность жить в мире и решать свои внутренние дела в соответствии с нашей Конституцией – и мы построим великую и могущественную республику.
За последние два месяца я проехал около 7600 миль и побывал больше чем в 20 штатах. Я выступал на митингах во всех концах нашей страны. И все американцы – бизнесмены в Цинциннати, рабочие в Денвере, фермеры в Сиу Фоллс, шахтёры в Батте, торговцы в Бостоне – все были решительно против нашего участия в войне. Д-р Гэллап может публиковать опросы, показывающие, что американцы поддержали бы конвоирование английских торговых судов. Он может, с одобрения министра Стимсона, провести опрос в нашей армии. Разумеется, почтенный воитель м-р Стимсон будет ожидать благоприятного результата. Каждый американский солдат, моряк, лётчик хорошо знает, что произошло с генералом Хью Джонсоном и полковником Линдбергом, когда они осмелились высказать своё мнение. Но насколько я знаю настроение американского народа, тем, кто решится ввергнуть его в пекло войны, следует поостеречься.
На переполненных митингах от Бостона до Денвера собирались представители всех групп населения нашей страны. Они не были настроены про-нацистски, про-фашистски, или про-коммунистически. Они были просто настроены про-американски. Они, как и я, симпатизировали английскому народу. Моя семья имеет английские корни. После Америки мне наиболее близка Англия. Я восхищаюсь англичанами. В отличие от нас, англичан никогда не считали сентиментальными сосунками. Лорд Пальмерстон как-то сказал: "Англия не имеет постоянных врагов и постоянных друзей. Она имеет постоянные интересы". Англичанин любит вначале Англию. Я мог бы только пожелать, чтобы было больше американцев, которые, подобно англичанам, любили вначале свою страну, Америку.
Сейчас британский посол ездит по Соединённым Штатам, призывая наш народ жертвовать своими сыновьями и своим имуществом ради спасения Британской Империи. Американцы возмущены этим злоупотреблением дипломатическими привилегиями. Они возмущены так же, как возмущены неустанными усилиями английских беженцев вовлечь нас в войну. Эти роялисты, призывающие нас сейчас спасать демократию, не предоставили её своим собственным подданным[81]. Они не решили социальных и экономических проблем в своих странах. Когда заговорили пушки и с неба хлынула смерть они, прихватив своё золото, бежали в более безопасные страны, оставив других сражаться и умирать – как требуют этого сейчас от нас.
Да, американцы идеалисты. Но мы не хотим, чтобы нашим практическим идеализмом манипулировали в пропагандистских целях. Да, американцы хотели бы, чтобы "четыре свободы" были установлены во всём мире. Но прежде мы хотели бы установить свободу от бедности в самих Соединённых Штатах. Прежде мы хотели бы установить свободу слова и свободу от линчевания во Флориде. Прежде мы хотели бы, чтобы "четыре свободы" были твёрдо и непреложно установлены в нашей собственной стране.
Призывы к войне министра Стимсона пропадают втуне. В 1916 и 1917 годах м-р Стимсон уже проводил свою первую военную кампанию. Тогда нас уверяли, что кайзер вот-вот вторгнется в Соединённые Штаты с 330 тысячами солдат и 40 тысячами кавалерии. Год назад нас так же уверяли, что Гитлер вот-вот вторгнется в нашу страну с моря. Теперь м-р Стимсон уверяет нас, что Гитлер нападёт на нас с воздуха. Мы видим, что м-р Стимсон – добрый старый джентльмен семидесяти двух лет от роду – использует любую возможность, чтобы втянуть нашу страну в войну. Я не сомневаюсь в его патриотизме, я сомневаюсь в его здравомыслии. Почему столь многие пожилые государственные деятели желают, чтобы мы воевали?
Другие высокопоставленные чиновники также призывали к войне, но безрезультатно. Наконец к схватке подключился министр сельского хозяйства. Приехав в самый центр наших сельскохозяйственных штатов, он обещал фермерам паритетные цены, правительственные дотации, а заодно просил их поддержать наше вступление в войну. Но американский фермер и его жена – не Иуды Искариоты, чтобы продавать своих сыновей за 30 серебряников.
Американским народом движут лучшие чувства. Но двадцать пять лет назад мы увидели, что в войнах, к сожалению, не бывает идеализма. Наш народ и президент Вильсон увидели, что победители руководствовались стремлением к экономическим и политическим выгодам, а не гуманными побуждениями.
Сегодня поджигатели войны, а также все те, кто охотно готов пожертвовать чужими жизнями для сохранения Британской Империи, кричат, что невозможно жить под властью всемирной диктатуры. Как знакомы эти словеса американским патриотам! В 1776 году наши предки создали демократическую страну в мире, управляемом автократическими монархиями. Меньше, чем через тридцать лет великий завоеватель бросил свои армии против Англии и большей части остальной Европы. И бостонский англофил Фишер Эймс заявил: "Великобритания сражается сегодня за нас и за всё человечество, а Франция воюет, чтобы ограбить и поработить весь мир". Как легко слово "Франция" может быть заменено словом "Германия" в сходном утверждении Джона Ловелла, сделанном незадолго до войны 1812 года: "Все мыслящие люди знают, что одна лишь Великобритания стоит сегодня между нами и рабством, которое будет нашей участью, если Франция победит".
Сегодня наши поджигатели войны испуганно и с дрожью в голосе спрашивают: "Что, если Германия захватит британский флот?" Подразумевается, что тогда "всё будет потеряно". Что тотчас же танковые дивизии вермахта покатят по Бродвею, а парашютисты приземляться в Монтане. Как всё это смешно и фантастично!
Мы сейчас строим мощный океанский флот, который защитит наше полушарие. За исключением нескольких кораблей, весь он будет готов в течение двух лет. Если Гитлер не сможет вторгнуться в нашу страну в течение следующих месяцев, он не сможет этого сделать никогда, даже если в его руки попадёт весь британский флот, а также итальянский флот и остатки французского. Спросите об этом любого знающего американского военно-морского офицера.
Давайте посмотрим на факты. Если Гитлер захватит британский флот завтра, ему потребуются годы для обучения офицеров и матросов, способных управлять этим флотом. Каждый корабль требует немалого времени для освоения и тренировки. Сейчас у Гитлера флота нет, и не будет ещё долго после того, как мы будем полностью готовы. Больше того, невероятно и чтобы британский флот мог попасть в руки Гитлера. В 1918 году немцы предпочли потопить свой флот, лишь бы он не достался Англии, а без британского флота Гитлеру потребуется не менее 7 лет, чтобы создать флот, равный нашему.
Любой военно-морской эксперт подтвердит, что сегодняшний германский флот не годится для вторжения. Итальянский флот подавлен англичанами. Поэтому попытка Гитлера предпринять морское вторжение на наш континент была бы бессмысленным самоубийством. Военно-транспортным кораблям нужна защита. Незащищённые германские транспортные суда стали бы лёгкой добычей наших ВМС. Подводные лодки Германии невелики; они предназначены для операций невдалеке от своих баз, в нескольких сотнях миль от Англии. Их нельзя использовать для сопровождения транспорта в значительных количествах.
Американские подлодки, наоборот, велики. Они строились для действий на больших расстояниях от баз. Они могут пересекать Атлантику и возвращаться назад без дозаправки топливом. Ни один агрессор не сможет наладить линию снабжения от Дакара до Южной Америки или от Берлина до Нью-Йорка. Американские бомбардировщики, защищённые истребителями, встретят любого агрессора.
Но предположим даже, что Германия захватит британский флот, предположим, что она сможет создать самолёты, способные защитить этот флот от бомбардировщиков. Откуда она возьмёт корабли для перевозки войск? Две или три тысячи кораблей для солдат, ещё тысячу для перевозки танков, автомобилей, необходимого военного оборудования. Сейчас у Германии вряд ли имеется хотя бы сотня небольших транспортных судов. Немыслимо, чтобы даже при полной мобилизации мощностей военного кораблестроения, Гитлер имел транспортные суда для перевозки 100 тысяч человек. Армия в 100 тысяч человек не может вторгнуться в Соединённые Штаты. Мы разнесём их на куски…
Я боюсь не этих воображаемых угроз, выдуманных теми, кто хочет втянуть нас в "весёлую" войну. Я боюсь, что если президент Рузвельт откажется от своих предвыборных обещаний не вовлекать нас в европейскую войну, то американцы потеряют веру не только в своего президента, но и в свой образ правления. Я боюсь, что если наш национальный долг будет расти всё больше и больше, мы будем вынуждены отказаться от него или прибегнуть к инфляции. Я боюсь, что если президент прислушается к советам немногочисленной группы, окружающей его – лиц, которые никогда не встречалось с избирателями – он втянет нас в необъявленную войну. И конституционная демократия на этом закончится.
Я боюсь, что когда американские парни вернуться из Сингапура, Донг-Данга, Бомбея, Дакара и Красного моря – безрукие, безногие, искалеченные, и когда другие вернувшиеся с войны американские парни будут напрасно искать работу – они станут озлоблёнными и разочарованными. И тогда они будут искать тех, послал их на эту войну, заявив, что обещания мира были только "предвыборной риторикой"…
Бэртон Кендалл Уилер (Wheeler) (1882 - 1975 гг.).
В 1910- 12 гг. член палаты представителей штата Монтана. В 1913- 18 гг. окружной прокурор. Выступал против участия США в Первой мировой войне и как прокурор не поддержал ни одного обвинения в "измене", которые тогда регулярно предъявлялись критикам вовлечения Америки в европейскую войну. В 1922 году был избран в сенат США, где работал до 1947 года. В 1924 году был кандидатом в вице-президенты от Прогрессивной партии (кандидат в президенты – Р. Лафолетт-старший). За них проголосовало около 4,8 млн. избирателей. В январе 1935 года выступал против попытки администрации Рузвельта добиться одобрения сенатом участия США в Международном суде.
В 1939- 41 гг. активно выступал против вовлечения США во Вторую мировую войну; участвовал в деятельности комитета "Вначале Америка" (AFC). В августе 1941 года объявил, что собирается провести сенатское расследование деятельности пропагандистов войны в киноиндустрии. Многие тогдашние кинопродюсеры были евреями, и Уилер задавал вопрос: "почему такому количеству иностранцев позволено формировать взгляды американского народа?"
В 1946 году потерпел поражение на перевыборах в сенат, как и ряд других сенаторов и конгрессменов, выступавших в 1939-41 гг. против вовлечения США во Вторую мировую войну.
Гарри Э. Барнс. О затемнении истории[82].
В интеллектуальном отношении Соединённые Штаты во многом сейчас движутся к "1984 году" Оруэлла. Но есть одно удручающее отличие. В "1984 году" историков нанимает правящий режим и они поэтому вынуждены фальсифицировать факты. В нашей стране, и это верно для многих других стран, большинство профессиональных историков сегодня фальсифицирует историю совершенно добровольно и правительство им за это не платит.
Никогда со времён средневековья не было такого давления организованных влиятельных групп, стремящихся не допустить раскрытия правды об ответственности за начало Второй мировой войны, не допустить предъявления этой правды американскому народу.
Фонд Рокфеллера, Совет по международным отношениям желали бы предотвратить повторение того, что они называют "журналистской кампаний развенчиваний, последовавшей за войной". В переводе на обычный язык это означает, что Фонд и Совет желали бы, чтобы журналисты или кто-то другой не слишком внимательно изучали и не слишком свободно критиковали официальную пропаганду и официальные утверждения[83] насчёт "наших основных целей" во Второй мировой войне. Коротко говоря, они желали бы, чтобы деятельность Ф. Рузвельта избежала критической оценки.
Предпринимаются усилия запретить всем исследователям, заподозренным в поиске правды, доступ к государственным документам, не считая тех, которые находятся в публичном пользовании. Видные официальные[84] историки получают свободный допуск к архивам и частным дневникам. Исключения составляют только документы высшей степени секретности. Однако для историков, которых подозревают в желании установить полную и неизвращённую правду относительно американской внешней политики с 1933 года, эти источники полностью закрыты.
Несколько видных историков и публицистов, прочитавших мою работу "Борьба против затемнения истории" (The struggle against the historical blackout) написали мне, что, на основе их личного опыта они считают, что я даже недооцениваю происходящее. Но большинство историков, которые получили мою работу, боялись даже признаться, что имеют её. Только горстка осмелилась выразить одобрение. Не будет преувеличением сказать, что клеветническая ОПГ (Smearband) через своих редакторов, обозревателей газет, книжных обозревателей, радио и телекомментаторов, групп давления, запугала честных исследователей в Америке почти так же, как Гитлер, Геббельс, Гиммлер, гестапо и концлагеря сделали это в нацистской Германии.
Отношения СССР и Германии в 1939 - 1941 гг.
Из выступления В.М. Молотова на внеочередной 4 сессии Верховного Совета СССР 1-го созыва 31 августа 1939 года
Т. Сталин предупреждал против провокаторов войны, желающих в своих интересах втянуть нашу страну в конфликт с другими странами. Разоблачая шум, поднятый англо-французской и североамериканской прессой по поводу германских "планов" захвата советской Украины, т. Сталин говорил тогда: "Похоже на то, что этот подозрительный шум имел своей целью поднять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований". Как видите, т. Сталин бил в самую точку, разоблачая происки западноевропейских политиков, стремящихся столкнуть лбами Германию и Советский Союз.
Надо признать, что и в нашей стране были некоторые близорукие люди, которые, увлекшись упрощенной антифашистской агитацией, забывали об этой провокаторской работе наших врагов. Тов. Сталин, учитывая это обстоятельство, еще тогда поставил вопрос о возможности других, невраждебных добрососедских отношений между Германией и СССР.
…с наивным видом спрашивают: как Советский Союз мог пойти на улучшение политических отношений с государством фашистского типа? Разве это возможно? Но забывают при этом, что дело идет не о нашем отношении к внутренним порядкам другой страны, а о внешних отношениях между двумя государствами.
Только враги Германии и СССР могут стремиться к созданию и раздуванию вражды между народами этих стран. Мы стояли и стоим за дружбу народов СССР и Германии, за развитие и расцвет дружбы между народами Советского Союза и германским народом.
Главное значение советско-германского договора о ненападении заключается в том, что два самых больших государства Европы договорились о том, чтобы положить конец вражде между ними, устранить угрозу войны и жить в мире между собой. Тем самым поле возможных военных столкновений в Европе суживается. Если даже не удастся избежать военных столкновений в Европе, масштаб этих военных действий теперь будет ограничен. Недовольными таким положением дел могут быть только поджигатели всеобщей войны в Европе, те, кто под маской миролюбия хотят зажечь всеевропейский военный пожар.
Эти люди требуют, чтобы СССР обязательно втянулся в войну на стороне Англии против Германии. Уж не с ума ли сошли эти зарвавшиеся поджигатели войны?... Если у этих господ имеется уж такое неудержимое желание воевать, пусть воюют сами, без Советского Союза. В наших глазах, в глазах всего советского народа, это такие же враги мира, как и все другие поджигатели войны в Европе.
Из доклада В.М. Молотова на заседании Верховного Совета Союза ССР 31 октября 1939 года.
…цель теперешней войны в Европе не в том, о чем говорят в официальных выступлениях для широкого круга слушателей во Франции и Англии, то есть не в борьбе за демократию, а в чем-то другом, о чем не говорят эти господа открыто. Действительная причина англо-французской войны против Германии не в том, что Англия и Франция поклялись будто бы восстановить прежнюю Польшу, и, конечно, не в том, что они решили будто бы взять на себя защиту борьбы за демократию. У правящих кругов Англии и Франции есть, разумеется, другие более действительные мотивы для войны против Германии. Эти мотивы относятся не к области какой-либо идеологии, а к сфере их сугубо материальных интересов, как могущественных колониальных держав…
Отношения Германии с другими западно- европейскими буржуазными государствами за последние два десятилетия определялись прежде всего стремлением Германии разбить путы Версальского договора, творцами которого были Англия и Франция при активном участии Соединенных Штатов Америки. Это, в конечном счете, и привело к теперешней войне в Европе.
Из доклада В.М. Молотова на заседании Верховного Совета СССР 29 марта 1940 года.
…поворот к лучшему в отношениях между Советским Союзом и Германией нашел свое выражение в договоре о ненападении, подписанном в августе прошлого года…. Предусмотренное еще тогда, осенью прошлого года, развитие экономических отношений получило свое конкретное выражение ещё в августовском (1939 г.), а затем в февральском (1940 г.) торговых соглашениях. Товарооборот между Германией и СССР начал увеличиваться на основе взаимной хозяйственной выгоды, и имеются основания для дальнейшего его развития… Наши отношения с Францией и Англией сложились несколько по- другому. Поскольку Советский Союз не пожелал стать орудием англо-французских империалистов в их борьбе за мировую гегемонию против Германии, нам на каждом шагу приходилось натыкаться на грубую враждебность их политики в отношении нашей страны...
Телеграмма посла Шуленбурга в МИД Германии, 7 мая 1941 года.
Сталин, сменив Молотова на посту Председателя Совета Народных Комиссаров СССР, таким образом, возглавил правительство Советского Союза… Причину этого следует искать в недавних ошибках во внешней политике, которые привели к охлаждению дружественных германо-советских отношений, за создание и сохранение которых Сталин постоянно боролся… Я убежден, что Сталин использует своё новое положение для того, чтобы принять личное участие в деле сохранения и развития хороших отношений между СССР и Германией.
Приложения
Генри Форд. Как добиться успеха.
Генри Форд. Ограничения это направляющие знаки.
Генри Форд. Законы человека и законы Природы.
Генри Форд. О бизнесе и обществе.
Послесловие. Король и князь.
Генри Форд (Henry Ford) родился 30 июля 1863 года на ферме в Дирборнвилле, расположенной в восьми милях к западу от Детройта. Его предки были родом из Ирландии, из графства Корк. Дед, Джон Форд, в 1847 году переехал вместе с роднёй в США, спасаясь от голода: в 1846- 48 гг. в Ирландии случился массовый неурожай картофеля, главного тогдашнего продукта питания местных жителей. Форды обосновались в Дирборнвилле у родственников. Заняв деньги, Джон купил за 350 долларов 80 акров (3,2 га) земли с лесом и построил дом. Через некоторое время к нему прибыл сын Уильям Форд (1826 - 1905 гг.), сбежавший с английской призывной службы в Канаде. Он нашёл работу на железной дороге, потом в строительстве у местного бизнесмена Патрика О'Герна, также происходившего из Корка. В 1858 году Уильям выкупил у отца половину участка с лесом; а в 1861 году женился на Мэри Литогот (1839 - 1876 гг.), приёмной дочери О'Герна. В 1863 году у них родился сын Генри; а потом ещё Маргарет, Джейн, Уильям и Роберт. Глава семейства выращивал пшеницу, овощи, фрукты; держал лошадей, скот; работал на лесопилке; плотничал. Был председателем церковного прихода и мировым судьёй.
Генри Форду с детства не очень нравилась работа на ферме, особенно уход за козами и коровами. Зато он увлекался всякими механическими устройствами. В 12 лет отец подарил Генри ручные часы, которые тот научился разбирать и чинить, и вскоре стал ремонтировать часы для соседей. Тогда же на него произвёл большое впечатление локомобиль, паровой колёсный аппарат, использовавшийся для сельскохозяйственных работ. Сам Форд писал об этом так: "Важнейшим событием моих детских лет была встреча с локомобилем, милях в восьми от Детройта, когда мы однажды ехали в город. Мне было тогда двенадцать лет… Этот локомобиль был виной тому, что я погрузился в автомобильную технику" (Г. Форд "Моя жизнь, мои достижения").
Форды были прихожанами епископальной церкви (англиканская церковь в Америке) и Генри до двадцатилетнего возраста каждое воскресенье проходил четыре мили, чтобы посетить службу.
В 1879- 82 гг. Генри Форд работал учеником механика в Детройте на нескольких заводах.
В 1884 году отец подарил ему участок леса, недалеко от фермы, где Генри устроил лесопилку и построил собственный дом. В 1888 году он женился на Кларе Бриант (Bryant). У них был один сын, Эдсел (1893 - 1943 гг.). В это время Генри зарабатывал на жизнь на ферме и лесопилке. Но занятий техникой он не оставлял.
С осени 1891 года Генри Форд стал работать инженером осветительной компании Эдисона в Детройте. Одновременно он оборудовал собственную механическую мастерскую, где в свободное от работы время экспериментировал с моторами на газолине. В 1892 году Форд построил свою первую "газолиновую тележку", которая, как он писал в автобиографии, "была первым и долгое время единственным автомобилем в Детройте".
В августе 1896 года на собрании сотрудников Эдисона в Нью-Йорке, Форд был представлен знаменитому изобретателю. Эдисон быстро уловил суть идеи двигателя внутреннего сгорания и, хотя его собственные интересы лежали в области электричества, одобрил творческие поиски молодого инженера.
Руководство компании Эдисона в Детройте предложило Генри Форду повышение. Однако при этом пришлось бы фактически бросить работу над автомобилями. Форд верил в будущее двигателей внутреннего сгорания и в свои инженерные способности, и в августе 1899 года решил вообще оставить хорошо оплачиваемую службу, чтобы полностью заняться конструированием и продажей автомобилей.
В августе 1899 года Форд, при финансовой поддержке лесопромышленника У. Мэрфи, основал Detroit Automobile Company. Его первые автомобили получались дорогие и не слишком удобные. Всего компания выпустила 12 машин и в конце 1900 года закрылась.
Форд продолжал эксперименты. В октябре 1901 года, при помощи Ч. Уиллса, он спроектировал и построил автомобиль мощностью 26 лошадиных сил. Тогда же он с рекламной целью принял участие в автомобильной гонке, на которой победил другого автопроизводителя, своего конкурента, А. Уинтона.
30 ноября 1901 года Форд, с помощью У. Мэрфи и других акционеров, основал Henry Ford Company, в которой стал главным инженером. Однако подчинённое положение не нравилось Форду. В марте 1902 года он покинул кампанию, которая была переименована её учредителями в Cadillac Automobile Company.
Лучшей рекламой для новых видов автомобилей в то время были гонки. Вместе с Ч. Уиллсом и Ч. Соренсеном, сыном столяра- эмигранта из Дании, Форд построил новый автомобиль, мощностью в 80 л.с., который он назвал "999", в честь тогдашнего паровоза- рекордсмена. В октябре 1902 года Барни Олдфилд на этой машине одержал победу на автогонках.
Затем Форд вместе с группой акционеров, среди которых был углепромышленник Александр Малкомсон и машиностроители братья Доджи, создали новую фирму для производства автомобилей. Первоначально она называлась Ford & Malcomson, Ltd. В июне 1903 года фирма была реорганизована в Ford Motor Company и это название осталось за фордовской компанией уже окончательно. Капитал компании составил $28 тыс. Форд занял в ней должность вице-президента.
Компания выпускала, по проекту Форда и его коллег, двухместные автомобили, мощностью 8 л.с., ценой 850 долларов.
9 января 1904 года Форд в рекламных целях предпринял на своём автомобиле поездку по льду озера Сент-Клер, где проехал 1 милю (1.6 км) за 36 сек., что соответствовало рекордной скорости 147 км/час.
Форд с самого начала решил создать и наладить массовый выпуск недорогого, доступного самым широким кругам покупателей, и одновременно высококачественного, надёжного, простого в эксплуатации и ремонте, автомобиля. В своей рекламе он писал: "Мы хотим выпустить на рынок автомобиль, приспособленный для повседневного употребления и повседневных нужд, пригодный для деловых поездок, для поездок с целью отдыха и для семейного пользования… Мы желаем создать автомобиль, который по своей прочности, простоте, надежности, практичности, удобству и, наконец, по своей крайне низкой цене заслужил бы признание лиц обоего пола и всех возрастов".
Нельзя сказать, чтобы первые модели Форда полностью удовлетворяли этим требованиям, но всё же к концу сентября 1904 года Ford Motor Company реализовала около 1700 машин.
В это время автомобильный бизнес Форда подвергся серьёзному испытанию. Ещё в 1879 году Дж. Селден, адвокат из Рочестера, подал патентную заявку на "самодвижущийся дорожный механизм". Хотя конкретной машины он не представил, но в 1895 году получил патент, и, по мере развития автопромышленности, начал требовать деньги с производителей автомобилей. Olds, Packard, Cadillac объединились с Селденом и образовали Ассоциацию лицензированных автопроизводителей (ALAM). Ассоциация требовала уплаты ей 1,25% от стоимости каждого проданного автомобиля. Форд платить отказался, поскольку считал, что патент, выданный на общую идею "движения механизма по дороге", является бессмыслицей. Осенью 1903 года ALAM подала иск против компании Форда. Судебный процесс, с одной стороны, мог привести к его разорению, поскольку сумма иска составляла 1 млн. долларов, с другой стороны позволял ему привлечь на свою сторону общественное мнение. В 1909 году суд вынес решение не в пользу Форда, но в 1911 году его апелляция была удовлетворена. Удачный исход дела оказался дополнительной рекламой для Форда.
В 1904- 06 гг. Форд продолжал строить и испытывать разные модели автомобилей. Следующий случай хорошо характеризует техническую и деловую методику Форда. В 1905 года на гонках в Палм Бич разбилась французская машина. Форд подобрал небольшую деталь, заинтересовавшую его своей прочностью и одновременно лёгким весом. Анализ показал, что она состоит из стали с примесью ванадия. Форд начал поиск производителей такой стали в США. "Мы запросили все сталелитейные заводы Америки – ни один не мог доставить нам ванадиевой стали. Я выписал из Англии одного человека, который умел добывать ванадий заводским способом. Но надо ещё было найти завод, который мог бы этим заняться. Здесь возникло новое затруднение. Для получения ванадия нужна температура в 3000° по Фаренгейту. Для обыкновенных плавильных печей предел 2700°. Наконец, я нашёл небольшой сталелитейный завод в Кантоне, в штате Огайо, который согласился на это… Первый опыт не удался. В стали осталось только минимальное количество ванадия. Я просил повторить опыт, и на этот раз он увенчался успехом. До сей поры мы должны были довольствоваться сталью с сопротивлением на разрыв от 60 до 70 тыс. фунтов, а с ванадием это сопротивление повысилось до 170 тыс. фунтов". Ванадиевая сталь дала возможность значительной экономии в весе машины. Найдя производителей для неё, Форд вернулся к анализу устройства автомобиля. "Я занялся разборкой всех наших моделей, чтобы испытать самым точным образом отдельные их части и выяснить, какая сталь наиболее пригодна для каждой из них – твердая, хрупкая или эластичная. Насколько мне известно, мы были первым крупным предприятием, которое, для своих собственных целей, определяло с научной точностью требуемые сорта стали. В результате мы выбрали для различных частей двадцать два различных сорта стали. В состав десяти из них входил ванадий. Ванадий употреблялся везде, где требовались крепость и легкость".
Основной целью инженерного и делового поиска Форда было создание качественного автомобиля для массового потребителя. Он характеризовал поставленную задачу так: "Я намерен построить автомобиль для широкого употребления. Он будет достаточно велик, чтобы в нём поместилась целая семья, но и достаточно мал, чтобы один человек мог управлять им. Он будет сделан из наилучшего материала, построен первоклассными рабочими силами и сконструирован по самым простым методам, какие только возможны в современной технике. Несмотря на это, цена будет такая низкая, что всякий человек, получающий нормальную зарплату, сможет приобрести себе автомобиль, чтобы наслаждаться со своей семьёй отдыхом на вольном, чистом воздухе".
К осени 1908 года Форд построил такой автомобиль. При мощности 20 лошадиных сил он имел высокую прочность и малый вес, был удобен в управлении, прост в ремонте и замене деталей, а также неприхотлив в отношении качества дорог. Форд назвал свой новый автомобиль "Модель Т"; впрочем, в народе его машина получила прозвище "жестяная Лиззи".
Создав желаемое, Форд объявил, что компания далее будет выпускать только один этот автомобиль. "В одно прекрасное утро 1909 года, я объявил, без всякого предварительного извещения, что в будущем мы будем выпускать лишь одну модель, именно "Модель T", и что все машины будут иметь одинаковое шасси. Я заявил: "Каждый покупатель может окрашивать свой автомобиль по желанию, если только цвет будет чёрный""[85].
Цены; маркетинг; продажи. В соответствии со своими деловыми принципами, Форд регулярно снижал, насколько это было возможно, цены на Модель Т. В 1908 году стоимость машины была 825 долларов. В 1910 году она составила 780 долларов; в 1911 году – 690; в 1912 году – 600; в 1913 году – 550; в 1914 году – 490; в 1915 году – 440; в 1916 году 360 долларов.
С самого начала работы своей компании Форд уделял большое внимание рекламе – в прессе, на спортивных автогонках, в городских автоклубах и так далее. Другим его маркетинговым приёмом стало создание сети локальных дилеров. Эта сеть постепенно сделала компанию Форда "вездесущей" почти в каждом городе Северной Америки, а потом и во многих странах Европы.
Новый автомобиль Форда был предназначен для удобства передвижения и облегчения труда людей, и они это оценили. Сразу после её выпуска Модель Т стала очень популярной в США, особенно у фермеров.
"Форд Т" на дороге в прериях
На прогулку всей семьёй
Продажи Модели Т росли стремительно. "Мы продали в общей сложности 18 664 автомобиля и в 1910- 11 гг… достигли оборота в 34 528 машин. В 1912 - 1913 годах мы почти удвоили тогда наш сбыт. 1913 - 1914 год был решительно тихим: мы увеличили сбыт на одну треть. В 1920 - 1921 гг… наш сбыт равнялся 1¼ миллионов автомобилей, т.е. почти впятеро более 1912 - 1913 года"[86].
В 1908 году Форд занимал около 9% автомобильного рынка США; в 1911 году – 20%; в 1913 году – 40%; в 1914 г. уже 48%.
Ещё одним фактором делового успеха Форда была эффективная организация производства.
Конвейер. В 1913 году Форд ввёл на своём предприятии важное новшество – движущиеся конвейерные линии, существенно повысившие производительность труда. "Приблизительно 1 апреля 1913 года мы произвели наш первый опыт со сборочным путем. Это было при сборке магнето. Мне кажется, что это был первый подвижной сборочный путь, какой когда-либо был устроен. В принципе, он был похож на передвижные пути, которыми пользуются чикагские укладчики мяса при дроблении туш. Прежде, когда весь сборочный процесс находился ещё в руках одного рабочего, последний был в состоянии собрать от 35 до 45 магнето в течение 9-часового рабочего дня, то есть ему требовалось около 20 минут на штуку. Позднее его работа была разложена на 29 различных единичных действий, и, благодаря этому, время сборки уменьшилось до 13 минут и 10 секунд"[87].
Введение конвейерной сборки сократило время выпуска автомобилей. В 1914 году Модель Т собиралась за 1,5 часа. Каждые 24 секунды завод покидала новая машина.
"Участие в прибылях". Другим усовершенствованием организации производства, уже социальным, стало на заводах Форда стимулирование заинтересованности рабочих в результатах своего труда. 5 января 1914 года Форд повысил зарплату для квалифицированных рабочих, проработавших в компании больше 6 месяцев, в два раза, с минимума в $2.34 до $5. Повышение было названо "участием в прибылях" и выплачивалось как дополнение к обычной зарплате. Одновременно был сокращён рабочий день и введена трёхсменная форма работы. "В январе 1914 года мы оповестили о плане участия в прибылях и провели его в жизнь. Минимальная плата за всякий род работы, при известных условиях, была финансирована в 5 долларов ежедневно. Одновременно мы сократили рабочий день с десяти до восьми часов, а рабочую неделю до 48 рабочих часов. Все наши ставки были введены нами добровольно. По нашему мнению, это соответствовало справедливости, а, в конечном счёте, этого требовала и наша собственная выгода… Мы ввели реформу не потому, что хотели платить высшие ставки и были убеждены, что можем платить их, – мы хотели платить высокие ставки, чтобы поставить наше предприятие на прочный фундамент. Всё это вовсе не было раздачей – мы строили с мыслью о будущем. Предприятие, которое скверно платит, всегда неустойчиво"[88]. "Высокая оплата труда рабочих – это не благотворительность, а хороший бизнес"[89]. В результате столь значительного повышения зарплаты на заводах Форда существенно уменьшилась текучесть кадров. "Повышением платы были достигнуты и другие результаты. В 1914 году, когда вступил в действие первый план, у нас было 14 тыс. служащих, и было необходимо пропускать ежегодно 53 тыс. человек, чтобы контингент рабочих находился на уровне 14 тыс. В 1915 году мы должны были нанять только 6508 человек, и большинство из них было приглашено потому, что наше предприятие расширилось". К Форду переходили лучшие механики Детройта. Ставшие получать больше рабочие могли позволить себе купить автомашину – естественно, это была Модель Т.
Поначалу Форд организовал свою систему "участия в прибылях" так, чтобы прибавка к зарплате выплачивалась только тем, чей образ жизни соответствовал определённым моральным требованиям – не пить, не скандалить в семье, быть бережливыми. За этим следили специальные инспектора социального департамента Форда, возглавлявшегося бывшим деканом кафедрального собора епископальной церкви Детройта С. Маркусом. Впрочем, к концу 1916 года 90% рабочих получали "участие в прибылях". Позже Форд отказался от идеи увязывания зарплаты с личной жизнью рабочих.
В конце 1916 года при Ford Motor Company появилась промышленная школа для подростков. Преподавание в ней, в том числе общеобразовательных предметов, было ориентировано на практику. За 36 лет школа дала компании около 8 тысяч рабочих и служащих.
Одной из главных целей своей инженерной деятельности Форд считал облегчение труда фермеров, чьи проблемы были ему хорошо знакомы по личному опыту. Его универсальная Модель Т особенно нравилась жителям села: она годилась и для подвоза продуктов на рынки, и для транспортировки сена, и для поездок в город или путешествий по стране.
Вскоре после создания Модели Т Форд решил попробовать сконструировать трактор для широкого использования, чтобы ещё больше облегчить фермерский труд. (В 1907 году в США имелось всего лишь около 600 тракторов). В книге "Моя жизнь, мои достижения" Форд писал: "Трактор казался мне всего важнее. Переложить трудную, суровую работу фермера с человеческих плеч на сталь и железо – всегда было главным предметом моего честолюбия". Однако пока разворачивалось производство и сбыт автомобилей, он не мог уделить тракторам достаточно внимания.
В 1913 году Форд начал эксперименты с созданием трактора на основе Модели Т. Сконструированная им машина получила название Фордсон (Fordson). У неё был мотор мощностью 20 лошадиных сил, три скорости, от 2,5 до 6,25 миль/час, а работать она могла на керосине или газолине.
Форд, как обычно, вёл активную рекламу своих товаров. Его сотрудники организовывали выставки Фордсонов в разных штатах; курсы для обучения фермеров; бесплатно передавали тракторы сельскохозяйственным колледжам. Фордсоны были продемонстрированы на Мичиганской сельскохозяйственной выставке 1915 года. В том же году газеты объявили, что Форд построит трактор мощностью 6 л.с. и ценой 200 долларов.
Первый Фордсон, сошедший с конвейера, Форд подарил своему другу селекционеру Лютеру Бербанку. "Совсем как Форд: один только мотор и никакого обрамления", сказал Бербанк о машине. Второй трактор Форд подарил изобретателю Томасу Эдисону, также своему близкому другу.
Большой заказ на Фордсоны поступил из Англии во время войны.
Фордсоны пользовались спросом. До конца 1919 года их было продано около 90 тыс.; к 1925 году свыше 480 тыс.; к маю 1927 года 650 тыс. По оценке ФМК в то время больше половины всех тракторов США были произведены на заводах Форда.
В 1921 году заводы Форда выпускали 350 тракторов в день; в 1924 году – 750 в день. Состоявший из 4000 деталей трактор получался из исходного сырья за 30 часов 40 минут.
На рынке Фордсон вначале продавался за 750 долларов (при себестоимости 567 долларов). Потом цена стала, как обычно снижаться. В 1921 году трактор стоил 625 долларов. В феврале 1922 года, после пуска Ривер-Ружского тракторного завода, цена упала до 395 долларов.
Хотя Фордсон пользовался спросом, но всё же он имел определённые недостатки: 1) был выпущен слишком поздно для рынка сельхозмашин; 2) был слишком лёгким и слабосильным, пригодным только для малых ферм; 3) имел небольшие колёса, в результате чего его мотор нередко оказывался в грязи.
Автомобили. В 1910- 20-х гг. сбыт Модели Т рос с каждым годом. В 1914 году было продано 250 тыс. экземпляров. В 1916 году, когда цена на неё упала до $360, число продаж возросло до 472 тыс. В 1918 году половина американских автомобилей была Форд Модели Т. 31 мая 1921 года FMC выпустила автомобиль за номером 5,000,000. Максимальный объём продаж Модели Т был достигнут в 1923 году: 2 миллиона автомобилей легковых и грузовых марок.
К середине 1920-х годов спрос на Модель Т начал падать; из-за конкуренции и желания покупателей иметь больший выбор в дизайне и предназначении автомашин. Тем не менее, 26 мая 1927 года с конвейера сошёл 15-миллионный Форд.
К 1926 году Форд, наконец, решил создать новую модель автомобиля. Осенью 1927 года такой автомобиль, названный им Модель А, был построен. Он тоже пользовался большим спросом. К январю 1928 года было продано более 727 тысяч автомобилей Модели А. В 1929 году был достигнут пик продаж; доход Генри Форда в это время составил 14 млн. долларов, Эдсела Форда – 8 млн. Модель А производилась до 1931 года; всего было продано более 4 млн. экземпляров. Затем Форд стал каждый год вносить в свои машины изменения.
Самолёты. Во время Первой мировой войны Форд поставлял для авиации моторы Liberty. С 1926 года на его заводе выпускался металлический трёхмоторный моноплан, Ford 4AT Trimotor. Это был пассажирский самолёт, вмещавший 12 человек. Его корпус состоял из сплава дюраля и алюминия. В 1929 году было продано 89 "Тримоторов". Биржевой крах обрушил рынок авиации. Всего было продано 130 машин. К созданию самолётов Форд вернулся во время Второй мировой войны.
Ривер-Ружский завод. В 1915 году Форд начал строительство завода-автогиганта в Ривер-Руже. Окончательно оно было завершено только в 1925 году. Завод занимал площадь 400 га; имел полный цикл металлургического производства: домну, литейный цех, мартеновский цех. Электроэнергию обеспечивала своя станция. Материалы на завод поставлялись из собственных рудников, угольных шахт, лесов. Их доставляли на судах, тоже своих, и по собственной железной дороге, грузооборот которой составлял полмиллиона вагонов в год.
Вначале Ривер-Ружский завод производил, в основном, тракторы. С 1927 года на нём стал также выпускаться автомобиль Модель А.
Контроль над фирмой. Ford Motor Company исходно была организована как акционерная компания. В 1916 году в руках Форда, постепенно выкупавшего доли других лиц, находился уже 51% акций. Следуя своим деловым принципам, Форд направлял основную часть прибыли на расширение производства и социальные программы. Это не устраивало других основателей компании и в 1916 году миноритарные акционеры, среди которых были братья Доджи, собиравшиеся создать свой собственный автомобиль, подали иск против ФМК, требуя большей выплаты по акциям. Судья согласился с их претензиями. Тогда Форд решил выкупить и остальные акции. Чтобы побудить других продать приносившие хорошие доходы акции, он созвал пресс-конференцию и объявил, что планирует организовать новую компанию "Генри Форд и сын", которая будет продавать автомобили по 250 долларов. Одновременно через третьих лиц Форды начали скупать акции. Акции, номинальной стоимостью в 100 долларов, покупались за 12500 долларов – так велика была доходность компании Форда. Затратив немалую сумму, около 75 миллионов долларов, Генри Форд с сыном в конце концов стали полными хозяевами компании. С 1919 года Ford Motor Company целиком перешла во владение Фордов.
Ford Motor Company за рубежом. Форд активно действовал на автомобильных рынках других стран. Первый фордовский автомобиль появился в Англии уже в 1903 году. В 1907 году первый Форд появился во Франции. В 1911 году в Англию было переправлено для продажи 14 060 автомобилей. В том же году Форд построил сборочные цеха в Англии и Канаде. Вскоре он стал крупнейшим автопромышленником в этих странах. В 1912 году Форд вместе с Агнелли запустили первый итальянский автозавод. В 1916 году он открыл завод в Бордо, выпустивший 11 тысяч автомобилей, в основном использовавшихся во время войны. Он также построил завод в Париже, выпускавший 150 автомобилей и тракторов в день. В марте 1917 году ФМК получила разрешение построить тракторный завод в Ирландии в Корке (откуда родом были Форды). Из-за войны пуск завода задержался до июля 1919 года. Созданием завода в своих родных местах Форд был особенно доволен. Завод помог преодолеть там бедность, обычную для тогдашней Ирландии; предоставил работу многим его землякам.
В апреле 1917 года из Англии поступил большой заказ на тракторы Форда. Потребность в механизированной обработке полей была во многом обусловлена нехваткой рабочих рук, вызванной военным временем. В ноябре 1917 года Ллойд Джордж заявил, что правительство Англии желает закупить 8 тысяч американских тракторов. Впрочем, военное время задержало выполнение этого заказа. К марту 1918 года в Англию попали только 3600 Фордсонов.
В 1920-х гг. Форд построил, при поддержке Г. Гувера и министерства торговли, свои первые заводы в Германии. Тогда же он организовал автомобильное производство в Австралии, Индии, Франции.
В 1920-х гг. Форд купил большой участок в джунглях Бразилии, где создал каучуковую плантацию. Проект оказался неудачным: помимо прочего, местным рабочим было трудно привыкнуть к требованиям Форда не пить и не курить; а менеджерам – к условиям работы в джунглях. После войны Форд продал это предприятие бразильскому правительству, потеряв на нём 20 млн. долларов.
С 1921 года Фордсоны начали поставляться в СССР. Всего в 1921- 27 гг. Советский Союз закупил около 24 тысяч тракторов Форда. С 1924 года на Путиловском заводе был налажен выпуск их аналогов под названием Фордзон-Путиловец; всего их было выпущено от 36 до 45 тыс. Во второй половине 20-х годов Фордзон-Путиловец был самым распространенным трактором в советском сельском хозяйстве.
31 мая 1929 года был заключен договор между СССР и Ford Motor Company об участии компании Форда в постройке автозавода в Нижнем Новгороде, который должен был производить более 100 тысяч легковых и грузовых автомашин. Форд предоставлял специалистов, техническую документацию, патенты; кроме того, на его заводах обучались советские стажёры.
К 1932 году Форд производил треть всех автомобилей в мире.
"Протоколы американских мудрецов"
Деловые принципы ("философия производства")
Феноменальный производственный и коммерческий успех обеспечили Форду не только его выдающиеся инженерные и организаторские способности, но и продуманные деловые принципы, которые он сформулировал в ряде своих работ.
Бизнес как служение обществу. Форд стремился, чтобы его деятельность была, прежде всего, полезна для других людей. Он утверждал, что реальный и долгосрочный успех в бизнесе может быть достигнут только тогда, когда предприниматель создаёт нечто нужное обществу, старается облегчить и сделать более удобной жизнь людей. Устремлённость бизнесмена на общественно полезные дела – а не на сиюминутные выгоды или спекуляции – по мнению Форда, обязательно обеспечит ему не только доброе имя, но и деловой успех. Этот принцип Форд называл "практическим идеализмом". В книге "Моя жизнь, мои достижения" Форд писал: "Если бы не было другой возможности заняться таким бизнесом, который, по моему мнению, может служить обществу, я бы лучше не занимался никаким. Из опыта своего и окружающих я получил достаточно доказательств, что бизнес, единственной целью которого является производство денег, не стоит того, чтобы тратить на него усилия и идеи человеку, желающему что-то сделать в жизни. Единственная реальная основа бизнеса – это служение. Если производить то, что требуется большинству людей, и продавать по дешёвой цене, то будешь делать дела до тех пор, пока дела вообще возможно делать. Люди покупают то, что им полезно – это так же верно, как то, что они пьют воду… Задача предприятия – производить для потребления, а не для наживы или спекуляции. А условие такого производства – чтобы его продукты были хороши и дешевы, чтобы эти продукты служили на пользу народу, а не только одному производителю… Работу на общую пользу следует ставить выше выгоды. Без прибыли не может держаться ни одно дело. По существу в прибыли нет ничего дурного. Но доходность должна получиться в итоге полезной работы, а не лежать в её основании… Алчность к деньгам – вернейшее средство не добиться денег. Однако если служить ради самого служения, ради удовлетворения, которое даётся сознанием правоты дела, то деньги сами собой появляются в избытке".
Из полученной предприятием прибыли, по Форду, основная часть должна направляться на расширение производства. "Если достигнута большая прибыль – а работа, соответствующая принципу служения, неминуемо приведёт к этому – она должна быть, по крайней мере, отчасти вновь влита в дело, чтобы оно усилило свою службу и частично возвратило прибыль покупателям". Слишком большая прибыль показывает недостатки в ценовой политике и требует – с точки зрения справедливости – снижения цен. "Я считаю неправильным извлекать из наших автомобилей чрезмерные прибыли. Умеренная прибыль справедлива, слишком высокая – нет. Поэтому с давних пор моим принципом было понижать цены так быстро, как только позволяет производство... В один год наша прибыль настолько превысила наши ожидания, что мы добровольно вернули каждому купившему автомобиль по 50 долларов. Мы чувствовали, что невольно взяли с нашего покупателя дороже на эту сумму". Здесь, как и в других случаях, Форд отмечал, что справедливое ведение бизнеса в конечном счёте приносит предпринимателю не только хорошую репутацию, но и коммерческую выгоду – именно в этом смысле такой идеализм был "практическим": "…с давних пор моим принципом было понижать цены так быстро, как только позволяло производство, и предоставлять выгоду от этого потребителям и рабочим – правда, с поразительно огромными выгодами для нас самих".
Предприятие как общее дело. Следующим важным деловым принципом Форда было подход к бизнесу, производству как к общему делу участвующих в нём людей. Делу, сосредоточенному вокруг некоторой основной идеи, может быть придуманной одним человеком, но реализуемой целым коллективом, который, соответственно имел приоритетное и совместное право на результаты этого производства. "Мы преследовали исключительно одну идею. Одна идея стала жизненным ядром предприятия. Вот она: изобретатель или искусный рабочий вырабатывает новую и более совершенную идею для удовлетворения какого-нибудь обоснованного человеческого требования. Идея получает своё подтверждение, и люди хотят воспользоваться ею. Таким образом, оказывается, что один человек становится душой, жизненным ядром всего предприятия. Но для созидания тела, остова этого предприятия каждый, кто входит с ним в соприкосновение, вносит свою долю. Никакой производитель не имеет права утверждать: "Я создал это дело", если при его возведении работали тысячи людей. Производство тогда общее. Каждый служащий помогал ему. Благодаря своей продуктивной работе он открывает возможность целому кругу покупателей обратиться в предприятие и, таким образом, с помощью всех соработников, основывается деловая отрасль…".
Принцип "предприятия как общего дела" Форд распространял и на рабочих. В этом случае он превращался в форму социального партнёрства предпринимателей и рабочих. Рабочим, по мнению Форда, следует платить справедливую плату и заинтересовывать в результатах работы, что, в конечном счёте, выгодно всему предприятию.
Участники производства. Форд считал, что акционерами предприятия должны быть только лица, принимающие участие в его работе. "На мой взгляд, акционерами имеют право быть только люди, занятые сами в деле, считающие предприятие орудием служения, а не машиной, делающей деньги". К организации или расширению предприятия на деньги банкиров, вообще к участию финансистов и других посторонних лиц в производственных делах Форд относился категорически отрицательно. По его мнению, если, для того чтобы создать какое-то дело, требуется обратиться к банкирам, либо лицам, просто имеющим деньги и не имеющим никакого иного отношения к данному делу, то такое предприятие лучше вообще не создавать – в том числе, чтобы не поощрять паразитизм. Форд писал: "Я ни в коем случае не принял бы участия в деятельности компании, в которой финансы ставятся перед работой, или в которой принимают участие банкиры или финансисты. Перевес финансовых интересов губил принцип служения, так как весь интерес направлен к прибыли сегодняшнего дня. В сущности, мы входили в соприкосновение с банками только отрицательным образом. Настоящим источником финансирования промышленного предприятия является фабрика, а не банк. Производство не должно быть смешиваемо со спекуляцией".
Здоровый образ жизни. Ещё одним деловым принципом Форда было "насаждение", если можно так выразиться, среди своих рабочих здорового образа жизни. На заводах Форда было запрещено курение и распитие спиртного. Помимо прочего, Форд считал заботу о здоровье рабочих ценным вложением в человеческий капитал. "Человек, зарабатывающий 5 долларов (в день), должен быть моральным, экономным, трезвенником. Это тоже хороший бизнес. Всё, что мешает нам мыслить ясно, чувствовать себя здоровыми, хорошо трудиться – должно устраняться из жизни, либо по экономическим соображениям, либо для улучшения здоровья. Табак – это наркотик, который берёт тяжелую дань с нынешнего поколения. На заводах Форда курение запрещено. Табак мешает и производству и людям. Запрет на алкоголь позволяет рабочему откладывать больше денег или тратить их на хозяйство. Он даёт больше отдыха для семьи. У непьющих рабочих более здоровая семейная жизнь, больше возможностей ездить на пикники, играть с детьми. Они могут больше сделать, увидеть, купить. Это, в свою очередь, стимулирует бизнес и способствует процветанию".
Честность в деловых отношениях. Форд неоднократно отмечал практическую выгодность справедливости, честности и морали в бизнесе. Он даже определял "моральность" как "оптимальное достижение целей" – оптимальное с учётом всех сторон и последствий дела, а не "самое быстрое". В "Моей жизни…" он писал: "Моральность – это делать нужные вещи наилучшим образом. Я считаю, что применение этого закона является необходимым для делового успеха. Так же как чистые инструменты, аккуратные приборы и точные методы производства помогают делать гладко работающие, эффективные машины, так и ясное мышление, чистая жизнь, честные сделки делают производственную и домашнюю жизнь успешной. Для меня всегда было удивительно, как мало людей понимают этот замечательный факт. Производственный мир страдает от многих плохих практик, от которых мы должны отказаться и не быть к ним терпимыми. Их надо заменить правильными методами, правильными мотивами, настоящей идеей служения. Я не сентименталист в этом отношении, это только хороший бизнес. Некогда было сказано: "Ищите царства Божия, все остальное приложится"". Это, опять-таки, было принципом его практического идеализма.
Патенты. Форд считал систему патентов тормозящей технический прогресс и отказывался использовать чужие запатентованные изобретения, давая задание своим конструкторам придумать, если нужно, соответствующее устройство или деталь самостоятельно. На свои изобретения Форд патенты брал – чтобы не стать объектом судебного преследования со стороны других – но всем разрешал пользоваться ими бесплатно. "Любой, кто пожелает, может использовать любое сделанное нами улучшение". Форд или ФМК не подавали исков о нарушении авторских прав. Всего у Форда был 161 патент в США.
Собственные изобретения; эффективная организация производства; продуманные деловые принципы обеспечили технический и коммерческий, притом длительный, успех компании Форда.
Общественно-политические проекты Форда, в отличие от технических и коммерческих, были далеко не столь успешными. В них он не раз попадал в смешное, а то и опасное положение.
"Пароход мира". В 1915 году, во время Первой мировой войны, Форд принял участие в одном трагикомическом предприятии, получившем название "пароход мира". Группа пацифистов уговорила его профинансировать антивоенную конференцию. Правда, как выяснилось, "миротворцев" интересовала в основном самореклама и возможность попутешествовать за счёт излишне доверчивого Форда.
Основным "толкачом" этого плана выступила венгерско- еврейская суфражистка Росика Швиммер[90]. Через епископа С. Маркуса, руководившего социальным департаментом компании Форда, она сумела добиться встречи с автомобильным королём. 17 ноября 1915 года Форд, в присутствии сотрудников, принял Швиммер в своей резиденции. Первыми словами Форда, сильно обескуражившими еврейскую суфражистку-пацифистку, были: "Эту войну организовали германо-еврейские банкиры". Но Швиммер не пала духом. Выйдя от Форда, она драматически сообщила репортёрам, что продала свои драгоценности, чтобы приехать в Америку и добиться прекращения войны. Можно ли было отказать такой бескорыстной энтузиастке? Однако известие о "продаже драгоценностей" Форда не впечатлило.
Всё же Форд запросил мнение ряда общественных деятелей о возможном проведении конференции представителей нейтральных стран для выработки предложений об условиях мира между воюющими сторонами. Он встретился с президентом движения "Женщины за мир" Джейн Адамс; членом Чикагского общества за мир Дженкином Л. Джонсом; полковником Хаусом, доверенным лицом президента Вильсона. Несколько раз он встречался, опять же, с Р. Швиммер. Полковник Хаус, после встречи с Фордом, записал в своём дневнике: "Гений механики – лёгкая мишень для чудаков, которые хотят его денег". Встретился Форд и с президентом Вильсоном, который сказал, что не против его инициативы, но в каком-либо содействии отказал.
После всех обсуждений Форд принял решение профинансировать проведение конференции пацифистов в Стокгольме и поездку на неё американских делегатов. В прессе появились сообщения: "Форд остановит войну!" Сам Форд пообещал, что он "к Рождеству вернёт парней из окопов домой".
Тем временем Швиммер приглашала в поездку друзей; рассылала, за счёт Форда, телеграммы своим знакомым и даже европейским официальным лицам, предлагая встретить прибывающих в Швецию "её и Форда". К Джейн Адамс, президенту общества "Женщины за мир", начали поступать сообщения, что Швиммер занимается саморекламой. В результате Адамс отказалась от поездки. Позже Клара Форд написала Швиммер: "Методы использования имени и денег м-ра Форда были постыдными, и вы в этом верховодили".
Ни одна национальная или международная организация не поддержала мероприятие Форда. Не принял приглашения участвовать в предполагаемой конференции и никто из влиятельных бизнесменов или политиков, кроме губернатора Северной Дакоты Ханны, которому требовалась дополнительная реклама в связи с предстоящими выборами. Близкие отговаривали от сомнительной затеи и Форда. Тем не менее, он не стал менять своё решение.
В декабре 1915 года корабль "Оскар II" с пацифистами на борту направился в Европу. Форда провожали его друзья Эдисон и Бэрроуз, а также бывший госсекретарь США У.Дж. Брайан. (Брайан ранее являлся вице-президентом Американского общества за мир; как госсекретарь при Вильсоне он был противником вступления США в войну).
Среди делегатов преобладал случайный народ; было там и несколько студентов. Во время поездки между участниками возникали склоки и скандалы, проникавшие в прессу. Когда корабль прибыл в Христианию его, вопреки уверениям пацифистов о массовом интересе общественности к их мероприятию, почти никто не встретил. Форд решил оставить экспедицию. Остальные направились в Стокгольм и после нескольких заседаний и совещаний тихо разъехались по домам.
Экспедиция в целом обошлась Форду в полмиллиона долларов, не считая потерянного времени. Газеты изощрялись в остроумии на его счёт, изображая Форда как Дон Кихота, окружённого кучей Санчо Панс. Г.К. Честертон в статье в Illustrated London News назвал Форда "знаменитым американским комиком". Г. Уэллс назвал путешествие Форда "трагикомедией посреди вселенского ужаса" (a gleam of tragic comedy amidst the universal horror). Сам Форд позже сказал своему секретарю Либольду, что его команда была похожа на "обезьяний цирк". Впрочем, он отметил, что поездка дала ему возможность узнать немало нового о людях.
Выборы. Ещё одним неудачным политическим проектом Форда, хотя и не столь несуразным как "пароход мира", стало его участие в выборах в сенат США в 1918 году. Форд в то время поддерживал Демократическую партию и президент Вильсон попросил его баллотироваться от Мичигана, который обычно представляли республиканцы. Несмотря на популярность Форда в штате, он всё же проиграл республиканцу Трумену Ньюберри, хотя и немного. Позже Ньюберри вынужден был оставить место, так как его предвыборная деятельность были признана незаконной. Губернатор Мичигана назначил в сенат вместо него другого представителя республиканской партии.
Иск к "Чикаго трибюн". Американскую общественность немало повеселил процесс, затеянный Фордом против газеты "Чикаго трибюн", которая назвала автомобильного короля, в связи с его пацифистскими высказываниями, "невежественным идеалистом". Эта характеристика Форду не понравилась, и он подал на газету иск, требуя компенсации в 1 миллион долларов. Во время суда, проходившего в 1919 году, адвокаты газеты устроили Форду экзамен по американской истории, задавая вопросы типа "Когда была революция в Америке?", "Кто такой Бенедикт Арнольд?" Форд давал неверные ответы, вызывая весёлое оживление в зале. Обозлённый Форд в конце концов заявил, что "история это более или менее собрание слухов, ахинея" (history is more or less bunk) и что он "не уделяет много внимания таким вещам". Процесс закончился так: судья признал газету "Чикаго трибюн" виновной, но пострадавшей стороне, то есть Форду, присудил в качестве компенсации не требуемый им миллион долларов, а 6 центов.
"Протоколы американских мудрецов"
В 1918 году Генри Форд купил в своём родном городке местную еженедельную газету "Дирборн индепендент" (Dearborn Independent). В ней, кроме новостей, обзорной и аналитической информации, регулярно велась "страничка Форда", на которой автопромышленник высказывал свои мысли о проблемах бизнеса и общества[91]. Редактировал газету Уильям Камерон[92] при участии личного секретаря Форда Эрнста Либольда.
С мая 1920 года "Дирборн индепендент" начала регулярно печатать статьи, посвященные "еврейскому вопросу". Статьи описывали историю евреев в разных странах и их роль в экономике и прессе. Подборка исторических фактов и общий тон изложения не оставлял никаких сомнений, что редакторы – Камерон и Либольд – рассматривали евреев в разных государствах как единую организованную силу, добивающуюся господства в экономике, культуре, политике, вплоть до полного захвата власти, притом с помощью бесчестных и даже преступных методов. То есть, выражаясь современным языком, как этническую ОПГ. Особое внимание в статьях обращалось на участие евреев в банковском деле в Германии и в революционном движении в России: "Профессиональные финансисты разрушили Германию. Профессиональные революционеры разрушили Россию". С десятой статьи газета начала публиковать "Протоколы сионских мудрецов". ("Протоколы" перевёл на английский язык и передал для Форда Брасол/ Бразоль Борис Леонидович/ Львович (1885 - 1963 гг.), российский юрист и театральный критик, эмигрировавший в 1917 г. в США, где также работал в министерстве юстиции и писал театральные рецензии. 1935 году он основал в США Пушкинский фонд и был его директором в течение 27 лет).
Несмотря на локальный характер издания, публикации в газете Форда имели феноменальный общенациональный успех, почти такой же, как и его автомобили: у "Дирборн индепендент" вскоре стало насчитываться 700 тысяч одних только подписчиков. (Для сравнения: самая тиражная тогда газета США "Нью Йорк дейли мейл" имела 750 тыс. подписчиков). Читали же её, вероятно, несколько миллионов. Столь широкую популярность газета получила благодаря распространению через дилерскую сеть Форда.
Вскоре подборка статей по "еврейскому вопросу" вышла отдельной книгой под заголовком "Международное еврейство". Она также пользовалась громадной популярностью: только в США разошлось 10 миллионов экземпляров. "Международное еврейство" было переведено на ряд языков. В начале 1920-х гг. в Германии книга вышла четырёхтомным изданием под названием "Вечный жид".
Публикации газеты Форда вызвали оживлённые дискуссии в стране, а со стороны еврейских организаций возмущённую критику. Луис Маршалл, президент Американского еврейского комитета, отвечая на обвинения газеты, заявил, что "организация большевиков не еврейская. Хотя среди большевиков были евреи, например, известный Троцкий, они составляли там незначительную часть"[93]. Неоднократно утверждалось, что "Протоколы сионских мудрецов" являются фальшивкой. Форд, впрочем, не настаивал на их подлинности. В феврале 1921 года в интервью New York World он заявил: "Единственное, что я могу сказать насчёт Протоколов – что события в мире идут так, как они в них описаны".
Вместе с тем, статьи в "Дирборн индепендент" использовали, как правило, общие формулировки и были, несмотря на неточность многих фактов и выражений, трудноуязвимы юридически. (Так, когда в 1927 году детройтский суд рассматривал иск Аарона Шапиро против Форда, защита настояла на изъятии обвинений в "оскорблении еврейского народа", поскольку иск подал не народ, а конкретная личность). Критикам оставалось только возмущаться, протестовать и пытаться оказывать психологическое и экономическое давление на оппонентов.
Американский союз гражданских свобод направил мэрам крупных городов письмо, требуя запрещения продажи газет Форда. (Требование понятное, но для союза свобод немного странное). В Цинциннати городской совет воспретил распространение "подстрекательских публикаций". В Бостоне летом 1921 года полиция, по распоряжению местных властей, некоторое время препятствовала реализации "Дирборн Индепендент". Во многих городах экземпляры газеты выкрадывались из публичных библиотек и уничтожались.
Более ста видных политических и общественных деятелей- неевреев, включая президента Вильсона и бывшего президента Тафта, выразили озабоченность статьями в "Дирборн Индепендент". Резолюция протеста против этих публикаций была внесена в Конгресс.
Еврейские организации призвали к бойкоту машин Форда. Однако, поскольку Модель Т и Фордсоны основным спросом пользовались в сельской местности, этот бойкот никакого эффекта не имел. Наоборот, конфликт с влиятельными противниками только повысил популярность Форда у "средних американцев".
Друзья Форда проявляли интерес к публикациям его газеты. Когда в "Дирборн индепендент" стали появляться статьи о евреях, Эдисон написал Либольду: "они не любят публичности". В письме от 28 ноября 1924 года Эдисон прислал Либольду вырезки из газет, озаглавленные "Евреи правят Советской Россией", где говорилось, что среди 48 членов правительства Советской России только 5 русских. Его приписка была: "это интересно". Форд, в свою очередь, отправил Эдисону "Международное еврейство" в специальном кожаном переплёте. Эдисон поблагодарил за подарок.
По "еврейскому вопросу" в "Дирборн индепендент" за 1920- 22 гг. вышла 91 статья. В 1922 году газета прекратила эти публикации.
"Колхозы" в Америке. В 1924 году газета Форда выступила с критикой организатора посреднических сельскохозяйственных кооперативов, калифорнийского адвоката Аарона Шапиро.
Социальные процессы в Америке в первой трети XX века имели определённое структурное сходство с одновременными им процессами в России. Например, разорение среднего класса в США во время Великой Депрессии[94] было аналогично резкому снижению уровня жизни, голоду на селе в те же годы в СССР. "Раскулачивание" и "раскрестьянивание" русской деревни в конце 1920-х - начале 1930-х годов имело заметное сходство с массовым банкротством американских фермеров тогда же[95]. Собственно, было немного разницы между административным выселением крестьян-"кулаков" из их домов по приказу партийных органов в России, и продажей с молотка имущества фермеров за их задолженности перед банками в Америке. Основное различие этих процессов заключалось в том, что в СССР они осуществлялись военно-административными, а в США финансово-юридическими методами.
Советские колхозы также имели свой аналог в Соединённых Штатах.
В первой четверти XX века в США начали организовываться сельскохозяйственные кооперативы, через которые фермеры продавали свой товар. В 1915 году было около 5 тысяч таких кооперативов, к 1922 году их число достигло 10 тысяч. Оборот фермерских кооперативов в 1921 году составлял 1 миллиард долларов. В 1922 году через кооперативы реализовывалось 20% хлопка, 65% табака, 75% цитрусовых. Кооперативы были как собственно фермерские, так и посреднические. Видным организатором посреднических сельскохозяйственных кооперативов был калифорнийский адвокат Аарон Шапиро. К 1925 году возглавляемые им кооперативы действовали на территории 32 штатов США и в Канаде; в них входили 890 тыс. фермеров.
Между советскими колхозами и американскими посредническими сельхозкооперативами имелась отдалённая, но всё же заметная аналогия. В Советской России создание колхозов и массовое насильственное включение в них крестьян преследовало три цели: 1) организация крупнотоварного производства; 2) эффективное и практически бесплатное изъятие у крестьян "излишков" производимой ими продукции; 3) ликвидация независимости крестьян. Всё это осуществлялось принудительно-репрессивными методами. В Соединённых Штатах посреднические сельскохозяйственные кооперативы, предлагая свои услуги фермерам, обещали стабилизацию закупочных цен, и вступление в них было, разумеется, делом добровольным. Однако фактически их деятельность в США имела почти те же результаты, что и деятельность колхозов в СССР – "изъятие излишков продукции" и создание зависимости фермеров от руководства кооперативов. По контракту, предлагавшемуся кооперативами Шапиро, фермер должен был продавать свою продукцию только соответствующему кооперативу и по цене, назначенной кооперативом. Продавать даже небольшую часть своей продукции на сторону фермеру запрещалось под угрозой штрафов. Такая практика приносила немалую прибыль руководству кооперативов. Доходы самого Шапиро возросли в 1916- 22 гг. с $10 тыс. до $60 тыс. Большие оклады он назначал и своим менеджерам, офисным служащим кооперативов. Однако у самих производителей дела обстояли далеко не столь блестяще. Цены, по которым кооперативы Шапиро скупали сельскохозяйственные продукты у фермеров, были значительно ниже цен, по которым эти кооперативы поставляли продукты на рынки – откуда, собственно, и образовывались высокие доходы менеджеров. При этом, если какой-то фермер продавал часть своей продукции вне кооператива, юристы Шапиро тотчас же подавали на него в суд. Такая практика приводила к массовому обеднению и разорению фермеров- членов кооперативов. Пик этих процессов пришёлся на 1922- 24 гг. (Несколько позже, в 1925 году департамент земледелия (USDA) предостерёг фермеров против участия в кооперативах, поскольку значительная часть из них обанкротилась. Президент Кулидж назначил комиссию по расследованию деятельности кооперативов. К 1926 году большинство кооперативов-посредников распалось).
Форд всегда с большим вниманием следил за делами фермеров, старался им помогать и защищать. Бедственное положение фермеров, оказавшихся в руках посреднических структур, не оставило его равнодушным.
В апреле 1924 года в "Дирборн индепендент" появилась статья Р. Моргана "Еврейская эксплуатация фермерских организаций". Автор писал: "Банда евреев – банкиров, адвокатов, ростовщиков, рекламных агентов, офисных управляющих – сидит на шее американского фермера… Безжалостные как крокодилы, они наполняют офисы своими псевдоэкспертами, выплачивая им громадное жалование 10 - 30 тысяч долларов…". Газета утверждала, что управляющие Шапиро грабят и эксплуатируют фермеров, доводят их до банкротства; что А. Шапиро, Б. Барух, Д. Леви, О. Кан, М. Флейшакер составили заговор с целью удушения фермеров; что над американским сельским хозяйством нависла угроза его захвата евреями. Статьи с критикой деятельности Шапиро и других евреев в американском сельском хозяйстве печатались в "Дирборн индепендент" с апреля по декабрь 1924 года.
В 1925 году Шапиро подал на Форда иск, требуя компенсации в 1 млн. долларов за клевету и подрыв деловой репутации. В марте 1927 года по иску Шапиро состоялся суд в Детройте.
У. Камерон, редактор, дал показания, что за статьи о Шапиро несёт ответственность только он, и что он не обсуждал их с Фордом.
Затем адвокаты Форда представили 125 свидетельских показаний, которые, по их мнению, подтверждали слова газеты о мошеннической деятельности Шапиро. Фермеры писали Форду, что кооперативы Шапиро их ограбили; что в его газете "нет и половины того", что происходило на самом деле; что не газету, а Шапиро следует оштрафовать на миллион долларов. "Кооператив платил мне 7 центов за фунт табака, а продавал его по 25 центов… Я потерял свою ферму из-за Шапиро… Кто-то может и зарабатывает на табаке миллионы, только не фермеры… Всё это похоже на трагикомедию… Этого мошенника следовало бы посадить за решётку до конца жизни за высасывание крови из фермеров". Многие фермеры предлагали дать показания в суде в пользу Форда.
Адвокаты Форда, кроме того, представили свидетельские показания 14 человек, что их оппоненты пытаются подкупить присяжных заседателей.
Шапиро уже приходилось подавать в суд за "клевету". В Канаде его обвинили в том, что он берёт деньги не только с производителей, но и с покупателей сельхозпродукции. В феврале 1924 года сообщения об этом были напечатаны в канадских газетах. Шапиро подал в суд, требуя компенсации за клевету в размере 100 тыс. долларов. Судья отклонил его иск и возложил на него оплату судебных издержек.
Поэтому прецеденты и свидетельские показания были в пользу Форда. Однако за день до того, как Форд должен был выступать в суде, он попал в автокатастрофу и был госпитализирован.
Судья Ф. Рэймонд прервал процесс. 1 июля было объявлено, что суд с новым составом присяжных продолжится в сентябре.
7 июля 1927 года ведущие американские газеты опубликовали письмо за подписью Форда, в котором приносилось извинение Шапиро, а также евреям, которых могли задеть статьи в "Дирборн индепендент". Текст письма был составлен конгрессменом Натаном Перлманом и Л. Маршаллом из Американского еврейского комитета. Сам Форд вряд ли вообще читал "своё" письмо. Беннет, начальник службы безопасности Ford Motor Company, сообщил Форду о полученном от еврейской стороны проекте письма с извинениями, но тот отказался знакомиться с содержанием или вносить какие-то изменения, одновременно разрешив подписаться за него и отправить в газеты. Шапиро получил 140 тыс. долларов отступного. Кроме того, Форд сделал заказ на 150 тыс. долларов для рекламы своих машин в еврейских газетах. "Дирборн индепендент" Форд закрыл. В 1928 году он объявил издателям, что его имя не может использоваться в связи с книгой "Международное еврейство". (Статьи о евреях в "Дирборн индепендент" были подписаны не Фордом, а редакцией. Тем не менее, издания "Международного еврейства", как правило, выходили и выходят до сих пор под именем Форда). Однако иски на нарушителей он не подавал.
Публикации "Сионских протоколов", доставленных Форду "известным антисемитом" театральным критиком Борисом Львовичем Бразолом, обернулись для Форда денежными потерями, еврейским же газетам, куда ему пришлось дать (совершенно бесполезную) рекламу, они принесли неплохую прибыль. В дальнейшем Форд, учитывая этот опыт, весьма настороженно относился к просьбам о содействии, поступавшим к нему от разных антисемитских (в кавычках или без таковых) организаций.
Хотя статьи в "Дирборн индепендент" выходили за подписью редакции, но Форд и сам неоднократно высказывался по "еврейскому вопросу". Так, в интервью с Джадсоном Велливером, Форд заявил, что "евреи – это барышники, которые не желают что-либо производить, а только пользуются вещами, сделанным другими"[96]. По рассказам друзей Форда, всё, что ему не нравилось, он называл "еврейским". Например, все ростовщики для него были "евреями", независимо от их национальности. Во время забастовки на его заводе Форд говорил, что эта стачка поддерживается "международными банкирами". Форд не раз обвинял "международное еврейство" в провоцировании войн. В интервью в декабре 1921 года Форд рассказал, что евреи сами убедили его, что имеется прямая связь "международного еврейства" и Первой мировой войны. "Во время поездки на "пароходе мира"", продолжал Форд, "среди нас было двое евреев, которые говорили мне, что еврейство начало эту войну и будет продолжать её, пока считает нужным". "Мы были посреди океана", сказал Форд, "но я почувствовал такое омерзение, что хотел повернуть корабль назад". Форд добавил, что когда он вернулся в Америку, то начал изучать этот вопрос и нашёл большую часть сказанного верным. Однако, похоже, ни одна американская газета не отваживалась напечатать правду. Тогда он решил, что если не найдётся достаточно смелый издатель для такой публикации, то он сам будет таким издателем. В другом интервью, монреальской газете, Форд заявил, что единственный путь достичь мира во всём мире – это помешать пятидесяти самым крупным еврейским финансистам заниматься своими махинациями. Когда началась Вторая мировая война, Форд, по сообщениям его биографов, сказал своему другу Джону Дайкему: "это дело рук еврейских банкиров". В 1940-х гг. журналист поинтересовался у Форда: может ли его компания когда-нибудь стать акционерной? "Я скорее собственными руками разберу свои заводы на кирпичи, чем позволю еврейским спекулянтам иметь акции моей компании", ответил Форд.
Расположением Форда всегда пользовались люди производительного труда – фермеры, инженеры, изобретатели, бизнесмены,… – те, кто занимался работой, полезной для общества, и делал её хорошо. В книге "Моя жизнь, мои достижения" Форд писал: "Труд является в нашей жизни основным условием здоровья, самоуважения и счастья. Он не проклятие, а величайшее благословение. Социальная справедливость проистекает только из честного труда. Кто много создает, тот много принесет в свой дом… Я не могу даже утверждать, чтобы работа была тяжела. Ничто, действительно нас интересующее, не тяжело для нас".
С другой стороны, различные паразиты, особенно спекулянты, вызывали у Форда неприязнь. "Спекуляция с готовыми продуктами не имеет ничего общего с бизнесом – она означает не больше и не меньше, как относительно пристойный вид воровства, не поддающийся ликвидации законодательным путём". При этом "респектабельных" биржевиков от простых мелких мошенников Форд не очень-то различал. "Паразиты Уолл-стрита не производят ничего, кроме бумаг".
Форд был против алкоголя и табака. "Запрет торговли спиртным имел целью спасти страну и будущие поколения[97]. Сейчас в Соединённых Штатах растут миллионы детей, никогда не видевших питейных заведений, никогда не знавших алкогольного вреда, как и их родственники, и это замечательное положение сохранится в нашей стране, когда вся проплаченная пропаганда алкоголя будет забыта. Запрет на коммерческую торговлю спиртным у нас так же окончателен, как и отмена рабства. Это две самые выдающиеся реформы в нашей стране с начала её истории".
Форд негативно относился к политике президента Рузвельта – и к его "новому курсу", и к его "интернационалистскому" направлению во внешних делах. Он отказывался реализовывать требования NIRA на своих предприятиях и был категорически против участия США во Второй мировой войне. В 1940- 41 гг. Форд поддерживал деятельность комитета "Вначале Америка", сторонника нейтралитета США.
Художественной литературой, кроме книг Р. Эмерсона, Форд почти не интересовался.
Символ трудовой Америки. Технические достижения Форда и его методы организации производства были внедрены на заводах не только США, но и многих других стран. Автобиографическая книга Форда "Моя жизнь, мои достижения" была переведена на десятки языков. В СССР она была издана в 1924 году и несколько раз переиздавалась.
Инженерный талант, деловые принципы и общественно-политические взгляды Форда восхищали многих людей. С помощью только своих способностей и трудолюбия, не спекулируя, не "приватизируя" созданное другими, он организовал громадное предприятие и сделался одним из самых богатых людей на свете. В определённом смысле Форд стал для всего мира символом трудовой Америки и образцом для подражания множеству предприимчивых людей.
Форд стал народным героем в Германии. Помимо прочего, он построил там заводы, давшие работу многим немцам во время спада экономики, а его концепция "автомобиля для всех" стала прообразом идеи "народного автомобиля" – фольксвагена. Восхищался Фордом и Гитлер. Гений механики и бизнеса был единственным американцем, упомянутым в "Майн Кампф". В 1931 году Гитлер сказал репортёру "Детройт ньюс": "Форд меня вдохновляет". В кабинете фюрера находился большой портрет Форда. В июле 1938 года Генри Форд, в связи с 75-летием, был награждён орденом Германского орла – высшей наградой рейха для иностранных граждан. Награду автопромышленнику вручил германский консул в Кливленде.
Даже в Советском Союзе, во всяком случае в сталинское время, отношение к Форду, хотя и "капиталисту", было положительным. Он считался образцом человека-творца, организатора технического прогресса. На его примере и его книге воспитывались поколения советских инженеров.
Друзья Форда. Друзьями Форда были великий изобретатель Томас Альва Эдисон; выдающийся селекционер Лютер Бербанк; натуралист Джон Бэрроуз; лётчик Чарльз Линдберг. Они были близки друг другу и по происхождению, и по отношению к созидательному труду, и по многим взглядам на жизнь.
Эдисон, Бэрроуз, Форд, Файрстоун
И Форд, и Эдисон, и Линдберг были родом из фермерского Мичигана; все трое любили технику; все осуждали алкоголь и табак. Все были талантливыми изобретателями, целеустремлёнными людьми, добились успеха в жизни. (О том, что такое "успех" см. ниже статью Форда).
Эдисон говорил о Форде: "Форд – сочетание прирождённого механика и прирождённого бизнесмена… Он принадлежит к числу моих ближайших друзей, и мы с ним часто обменивались идеями".
В свою очередь, Форд говорил об Эдисоне: "Никто не превосходит Томаса Эдисона в дальновидности и сообразительности. Его знания почти универсальны. Нет предмета, которым бы он не интересовался, и он не признает в этом отношении никаких ограничений… "Невозможное" является для него названием вещей, для выполнения которых у нас пока не достает знаний… Он подлинный исследователь, видящий в знании, к которому он без устали стремится, средство для достижения мирового прогресса. Эдисон, несомненно, величайший исследователь в мире…".
Создавший сотни новых сортов растений "американский Мичурин", обитавший хотя и в Калифорнии, но неподалёку от городка Севастополь и речушки Русская, Лютер Бербанк говорил о Форде: "У Форда необыкновенно ясная голова. Я ещё не встречал ни одного делового человека, который мог бы так далеко заглядывать в будущее".
Об американском натуралисте Бэрроузе Форд писал: "Джон Берроуз принадлежит к числу лиц, почтивших меня своей дружбой. Я тоже люблю птиц и жизнь на сельском приволье. Я люблю бродить по дорогам и лазить через заборы. На нашей ферме имеется около 500 домиков для птиц. Мы называем их нашими птичьими гостиницами, и в одной из них, в "Отеле Пончартрейн" – домике для ласточек – устроено целых 76 квартир..."
Форд и его друзья немало путешествовали по Америке как автотуристы. "Джон Берроуз, Эдисон и я вместе с Гарвеем Файрстоуном совершили ряд путешествий по стране. Мы ездили караваном автомобилей и спали в палатках. Однажды мы проехались по Адирондакским горам, другой раз с севера на юг по Аллеганским. Наши поездки были чудесны…".
Главным вкладом Форда в облегчение нелёгкого фермерского труда стало создание Модели Т и трактора Фордсон.
Форд Т везёт сено
Форд Т везёт молоко на рынок
Форд стремился быть полезным фермерам и в других вопросах. Он организовывал в сельской местности небольшие самостоятельные предприятия: приобретал участки земли у малых рек, которые давали и воду и энергию, и строил там небольшие заводы. "В Нортвилле близ Детройта у нас есть фабрика вентиляторов. Фабрика маленькая, правда, но она изготовляет большое количество вентиляторов... Местные жители работают одну часть года на фабрике, другую на фермах, потому что эксплуатируемое механическим способом хозяйство требует немного заботы. Движущая сила даётся водой …". Эти проекты Форда поддерживал и консультировал Эдисон.
Хотя производство автомашин естественным образом было расположено в городе, Форд выносил некоторые цеха в деревню – и для того, чтобы дать заработок местным жителям, и для того, чтобы разнообразить труд рабочих, предоставляя им возможность сочетать заводскую работу с сельскохозяйственной. "Сейчас у нас во Флэт-Роке, приблизительно в 15 милях от Детройта, строится фабрика. Мы намереваемся изготовлять здесь стекло. Рабочие, одновременно с фабричной деятельностью, будут обрабатывать свои сады или поля, расположенные на 15 - 20 милях в окрестности… Так мы создали слияние сельского хозяйства и промышленности".
В своём родном Дирборне Форд устроил музей американской истории. Не той истории, которая представляла собой "собрание слухов" (и идеологизированных пропагандистских агиток), а истории реальной и нефальсифицируемой. В музее была представлена старая домашняя утварь, фермерское оборудование, народные костюмы, шитьё, удочки, техника, металлургия. Форд купил и перевёз в Дирборн лабораторию Эдисона, дом Бербанка и мастерскую братьев Райт. В музее сохранялась память о культуре и достижениях американской нации, притом в такой форме, которая уже не могла быть извращена, сфальсифицирована или объявлена "выдумками белых шовинистов".
Музей Форда регулярно пополнялся новыми образцами творчества американских инженеров. Например, когда И. Сикорский построил первый серийный вертолёт в США, его исходный опытный образец VS-300 был доставлен в фордовский музей и занял своё место среди экспонатов.
Вертолёт Сикорского МVS-300 доставлен в музей Форда
Форд и Сикорский
С началом Второй мировой войны преобразовались и предприятия Форда. В Уиллоу Ран, недалеко от Ривер Ружа, был построен авиазавод для производства бомбардировщиков Б-24. (До этого Б-24 выпускала компания Consolidated Aircraft). В августе 1943 года начался их массовый выпуск. Всего завод Форда выпустил более 8500 Б-24.
Президент Рузвельт выражал удовлетворение ходом выполнение военных заказов заводами Форда. В декабре 1940 года он назвал Детройт "арсеналом демократии", а в сентябре 1942 года побывал на авиазаводе в Уиллоу Ран. Рузвельт, разумеется, понимал, что его похвалы будут Форду – как противнику войн вообще и участия Америки во Второй мировой войне в частности – неприятны. Впрочем, Форд старался избегать общения с представителями рузвельтовской администрации. Над выполнением военных заказов работали, в основном, Эдсел Форд и Ч. Соренсен.
В мае 1943 года, после того как Эдсела Форда не стало, восьмидесятилетний Генри Форд на некоторое время снова взял на себя руководство компанией. В сентябре 1945 года он передал управление делами своему внуку Генри Форду II.
Приложения
Генри Форд. Как добиться успеха[98].
Кто-то сказал однажды: "подражание – это искренняя лесть". Подражание – это признание что вещь, которой подражают, лучше, чем та, которую человек мог бы сделать сам; это признание человеком своей готовности быть "подражателем". О подражании говорит и другая пословица: "подражание – это самоубийство". Действительно, подражание – это конец инициативы и независимости, это отказ от собственной индивидуальности и таланта.
Вопрос о подражании прямо связан с темой, которая интересует каждого – темой успеха.
Слишком часто об успехе говорится так, как будто бы ему можно было подражать. Людей, добившихся успеха, ставят в пример молодёжи: делай, как он. Успешная деятельность предлагается для подражания: следуй в этом направлении и ты придешь к успеху. Однако успеха нельзя достичь подражанием. Имитация может быть успешной, но она никогда не станет Успехом.
Успех – это первородное создание. Возьмите тысячу людей, достигших успеха, и все их истории различны. Они оригинальны. Методы, планы, способы преодоления препятствий – всё в них различно.
Не стоит слишком пристально всматриваться в человека, достигшего успеха. Не стоит копировать его. Поскольку то, что прежде всего будет бросаться в глаза в его качествах, возможно, будет совсем не тем, что обеспечило его успех. Пусть, например, перед нами человек, достигший успеха и притом чёрствый, эгоистичный, использующий слабости других людей, готовый сокрушить каждого на своём пути. Глядя на него, легко придти к выводу: "чтобы преуспеть, надо быть жестоким и эгоистичным". Или, например, пусть мы видим, что человек, достигший успеха, очень смел. Он, кажется, действует не задумываясь, под влиянием момента, не доверяя ничему, кроме своего везения. Но у него всё складывается удачно, и потому легко сделать вывод: "нужно решительно идти вперёд и верить, что всё будет как надо".
Эти рассуждения только уводят в сторону. Бесчестный человек может достичь большого финансового успеха. Американская история полна таких примеров. Бесчестные миллионеры- капитаны промышленности – нам не надо далеко ходить, чтобы увидеть их. Но вопрос заключается вот в чём: является ли их успех следствием именно их бесчестности или других качеств, не столь в них заметных? Можно быть уверенным, что бесчестности недостаточно для успеха. Эти люди наверняка имеют ещё какие-то качества, обеспечившие их успех. Если вы присмотритесь к ним внимательнее, то увидите, что так оно и есть. У них есть сила, способность к предвидению, знания, умения, опыт, терпение, настойчивость, целеустремлённость, способность к управлению. Но эти качества не лежат на поверхности. Их можно увидеть, только тщательно изучив человека и его бизнес.
Возьмите группу успешных людей, выберите из них тех, которые заработали свои состояния, нарушая законы страны и законы человечности, эксплуатируя чужой труд и общественные нужды – и вы легко можете сделать вывод, что Успех – признак плохого характера.
Но закон Успеха беспристрастен. Если вы имеете необходимые качества, вы достигнете его, даже если другие ваши качества, казалось бы, предрекают вам неудачу. И обратно, вы можете иметь самый прекрасный характер, но, не имея качеств, необходимых для успеха, вы не достигнете его. Успех, таким образом, это наличие определённых качеств и их применение.
Качеству нельзя подражать. Его можно создать или развить в себе. Если вы решите что неуступчивость или бесчестность являются искомыми качествами и разовьёте их в себе, вы найдёте, что они ничуть не помогут вам добиться успеха. Неуступчивость сделает вас задирой, бесчестность – мошенником. Вам надо развить в себе другие черты характера, чтобы добиться желаемого.
Мы не имеем в виду здесь гениальность. Гениальность это дар. Мы говорим об обычных людях, с обычными физическими и интеллектуальными способностями. Гений достигает успеха сам по себе. Большинство из нас должно для этого трудиться.
Но всё же, что такое Успех?
Некоторые говорят, что успех заключается не в деньгах. Да, безусловно, деньги – это ещё не весь Успех, хотя в наши дни вокруг любого успеха крутятся деньги. Деньги это ещё не всё, но это некоторый знак.
Успех человека заключается в том, что он находит для себя занятие, которое он делает наилучшим образом, в котором он находит наивысшее удовлетворение, и за служение которому он получает достойное вознаграждение. Если он считает, что может сделать ещё больше и для этого требуются деньги – успех даёт ему достаточно денег для достижения его цели. Большие деньги не приносят никому вреда, если их направляют на дело служения. Вред приносят только те деньги, которые лежат без движения или которые используются для препятствий развитию.
Деньги ради денег это глупость. Поэтому деньги – это ещё не весь успех. Кроме того, есть некоторые виды служения, для успеха в которых вовсе не требуются деньги, и, следовательно, деньги не являются там признаком успеха. Возьмём, например, врача. Его искусство это его капитал. Он может получать деньги за него и он заслуживает этого. Но часто он лечит бесплатно, и его труд является ценным служением другим людям. Чтобы овладеть своим искусством ему не требуются миллионы. Оно заключено в его руках и голове. Таким образом, хотя его успех достойным образом вознаграждается финансово, ему для успеха не требуются большие капиталы. В промышленности, однако, успех неотделим от значительного капитала, поскольку таковой требуется для дальнейшего развития производства, для создания новых рабочих мест, для повышения зарплаты – то есть, для вклада в развитие общественного благосостояния. Таким образом, деньги не являются обязательным признаком успеха, кроме некоторых областей.
Но в любом случае для успеха требуются определённые качества, которые нельзя имитировать. Они должны быть подлинными. Они должны корениться в самом человеке, вырастать из его природы. Конечно, лишь некоторые из них растут "сами по себе". Большинство следует тренировать, воспитывать, культивировать.
Ни один человек не может достичь успеха, не заплатив за него.
Закон успеха даёт шанс всем. Он не выбирает людей, которым покровительствует. Самые успешные люди это в действительности обычные люди, посвятившие себя единой цели и заплатившие за её достижение.
Сформулировать закон Успеха нелегко. Мы попробуем заняться этим в другой раз. Но некоторые его элементы ясны уже сейчас.
Не может быть Успеха без Прилежания. Это подразумевает сосредоточение сил, физического и умственного труда, на достижении желаемой цели.
Должна быть Уверенность в своём плане – не потому, что это ваш собственный план, а потому что, рассмотрев все относящиеся к нему вопросы, изучив потребности людей, проанализировав пригодность выбранного вами способа служения, вы пришли к выводу, что находитесь на правильном пути.
Должна быть Смелость. Если вы хотите что-то сделать не только для себя, ваша смелость подвергнется многим испытаниям и вам придётся преодолеть немало препятствий. На нехоженых тропах не найти много друзей. Поэтому, если вы не будете иметь смелости продолжать идти вперёд, чтобы ни происходило, вы не достигнете цели.
Вам потребуется Знание того, что вы делаете. Вы должны знать всё, относящееся к вашей области и стремиться узнать всё новое в ней. Самое небольшое знание, которое будет у вас и которого не будет у других, может стать основой вашего успеха. Полагаться на удачу глупо, действовать вслепую бессмысленно. Вы должны ЗНАТЬ. Это означает, что вы должны продолжать свои исследования, даже если весь мир уже назовёт вас успешным. Мир меняется быстро и успех сегодня не гарантирует завтрашнего успеха.
Что до моральных качеств, то чем больше их, тем лучше. Бесчестные люди, следуя законам успеха, могут его достичь. Но если они сумеют обмануть других людей в сделках, им не удастся обмануть законы природы. Стены надо строить из хороших кирпичей, иначе дом развалится. Законам физики приходится подчиняться, иначе мост, который строят, рухнет. Бесчестные люди могут обмануть своего покупателя – один раз, но природу они не смогут обмануть и единожды. Лучше не обманывать вовсе, потому что бесчестность, как и гниль, постепенно проникает повсюду и разлагает всё.
Генри Форд. Ограничения это направляющие знаки.
Лучше быть "узким" и знать кое-что наверняка, чем быть таким "широким", который ни в чём не уверен. Возьмём, например, ограничения. Ограничения есть у каждого человека и везде. Кое-что мы никогда не сможем совершить; определённые границы установлены во всех наших делах. Ограничение это не личный факт, а универсальный принцип. Но, установив этот факт, мы вовсе не бросаем свою цель. Есть другие пути достижения её. Факты это факты, но для одних людей они означают разочарование и поражение, а для других – указания, воодушевление, и начало успеха.
Одни рассматривают личные ограничения как большой знак "Запрещено", поставленный на их пути, другие рассматривают их же как полезный знак "дорога к цели ведёт другим путём". Всё дело заключается в том, рассматривает ли человек свои ограничения как дружественные намёки Природы, или как её враждебные препятствия.
Мы так много слышали о силе человеческого желания, что представляется весьма смелым делом ставить ему ограничения. Если человек поставит себе цель и будет добиваться её со всей энергией и силой духа, то, даже если он будет самым неподходящим для этого, он сможет добиться успеха. Но, скорее всего, ещё большего успеха добился бы в этом деле человек, наиболее для него подходящий.
Человек, прилагающий свою энергию в неподходящей области, то есть не в той, для которой он предназначен, может получить удовлетворение, преодолев трудности, но достаточно очевидно, что если бы он приложил ту же энергию в более подходящей для него области, той, которая соответствует его наклонностям и способностям, он добился бы куда большего успеха. Преодолевая свои ограничения, он расходует столько энергии на негативные усилия, что меньшая часть её позволила бы достичь положительного эффекта. Если бы он действовал внутри своих ограничений, заставлял их служить себе, вместо того, чтобы преодолевать, он бы согласовывался с естественной тенденцией, а не шёл против неё.
Мы ошибаемся, если рассматриваем ограничения как нечто чисто отрицательное. Мы часто представляем их как знаки "ты не можешь этого делать" жизни. Ты не можешь быть поэтом. Ты не можешь быть хирургом. Ты не можешь быть купцом. Вот как мы думаем об ограничениях.
Но их можно рассматривать и как позитивные знаки, не только показывающие, что ты делать не можешь, но указывающие, что ты можешь делать. Если ты не можешь добиться успеха в одном, это означает, что ты можешь добиться успеха в другом. В этом смысле ограничения – это ограждающие знаки направляющие нас по правильному пути, предупреждающие нас против обходных тропинок, уводящих с дороги. Сила, которая препятствует вам стать поэтом, возможно, помогает вам стать инженером или кем-то ещё, к чему вы имеете склонность. Следуйте в том направлении, куда вас ведут ваши ограничения. Они находятся внутри вас, и определяются вашей природой, вашими вкусами и способностями. Каждая вещь, которую вы не умеете делать указывает на вещь, которую вы умеете делать. Каждая ваша неудача есть указание пути к успеху. Ограничения существуют, этого отрицать нельзя, но они существуют как дружественные указатели, а не как препятствия на дороге. Они определяют правильный путь, подобно тому, как определяют правильное направление движения на шоссе ограждения по его краям. Человек, который подчинится тем советам, которые дают ему его ограничения, найдёт в жизни то дело, для которого он предназначен. В деле, для него неподходящем, он не сможет добиться успеха, так что ограничения, в конечном счёте, служат его же пользе.
Общество имеет такие же ограничения, как и отдельный человек. Мы не можем действовать так-то, потому что это противоречит интересам общества. Все законы, регулирующие отношение к собственности, промышленности, движению на дорогах, браку – это ограничивающие знаки, которые установлены нами, чтобы не сбиться с дороги мира, прогресса и безопасности. Но эти общественные ограничения вовсе не обескураживают нас, они только предотвращают поведение, которое приводит к разрушению и краху. Разумные люди рассматривают эти ограничения как указания на правильное поведение. Эгоисты считают их препятствиями. Таким образом, для тех, кто движется по правильной дороге, закон оказывается другом, для тех, кто движется по неправильной дороге, закон оказывается врагом.
Генри Форд. Законы человека и законы Природы.
Говорят, что за последний год в нашей стране было принято 60 тысяч новых законов. Это, по-видимому, превышает предел человеческого восприятия. Впрочем, большинство их, скорее всего, являются только улучшениями прежних, вызванными новыми условиями. Многие из так называемых законов представляют собой просто правила, которые мы установили для урегулирования действий в обществе, подобные правилам дорожного движения, которые основаны на знании действий, позволяющих избегать затруднительных положений на шоссе. Введя такие правила, мы обеспечиваем безопасность и облегчаем прогресс, даём людям вполне определённые представления об их правах, стандарты поведения, которые каждый может ожидать от других.
Есть три вида законов, и каждый из них имеет своей целью предохранить нас от нарушения законов более высокого уровня.
На самом нижнем уровне находится человеческий закон. Он является продуктом человеческого разума и, как таковой, подвержен всем недостаткам и изъянам человеческих усилий. Весьма возможно, что идеальных или совершенных человеческих законов никогда не удастся создать.
Однако это вовсе не означает, что человеческий закон бесполезен. Человеческий закон представляет собой попытку обобщения нашего опыта, для того, чтобы не платить за него заново цену, которая уже была уплачена. Люди на собственном опыте убедились, что некоторые пути достижения целей являются тяжёлыми, несправедливыми и опасными. Они нашли, что определённые линии поведения ограничиваются определёнными условиями. Они нашли, что если общество, достигая своих целей, следует некоторому курсу, возникают тяжелые последствия. Поэтому, вместо того, чтобы допустить риск дезорганизации человеком общественной жизни в процессе его обучения на собственных ошибках, общество просто установило правила, в которых нашёл отражение опыт прошлого и которые предохраняют его от непрерывного переживания тех же разочарований и ошибок.
Если же люди пренебрегают этими законами, если они преодолевают барьеры, которые общество поставило на ложных путях, они натыкаются на другие барьеры – они входят в конфликт с экономическими законами.
Экономические законы являются законами, записанными в природе вещей. Не в природе человеческой души или разума, а только в вещах. Мы пока ещё не очень много знаем о них. Если бы мы знали больше, мы бы выразили это знание в человеческих законах и таким способом предотвратили бы опрометчивые поступки общества, ведущие к их нарушению. Немалое число учёных людей написало книги по политической экономике и столь же большое количество не менее учёных людей написало другие книги на ту же тему, доказывающие, что всё, написанное их оппонентами, является ошибочным.
Эти законы вообще не записаны в книгах; если бы это было так, мы бы знали о них всё. Они записаны в вещах, но мир до сих пор был слишком занят самими вещами, чтобы обращать внимание на их законы. Фундаментальными являются законы земли, времён года. Не посеешь – не пожнёшь. Не подготовишь почву – мало соберёшь. Как потопаешь, так и полопаешь. Мы интуитивно сконцентрировали часть знания этих законов в пословицы и поговорки, типа "из ничего не будет ничего". Есть одно надёжное правило экономического закона. Можно обмануть или обойти закон людей, но экономический закон обмануть нельзя, он действует неотвратимо. Однако он не привязан в своём действии к отдельной личности. Иногда несколько лиц нарушают этот закон, занимаясь непродуктивными спекуляциями, а страдают многие, которые честно трудятся. Таким образом, узнав экономический закон, мы должны ввести в действие человеческий закон: следует предотвращать такую деятельность людей, от последствий которой страдают люди, к ней непричастные.
Приведём такой пример: молодой человек может пренебрегать или высмеивать советы своего отца прилежно трудиться. То есть, он как бы избежит действия закона или опыта своего отца. Однако если он не будет прилежно трудиться, его покарает, и гораздо сильнее, экономический закон.
Есть и ещё более высокий закон, который охватывает всё без исключений – моральный. Можно безнаказанно нарушить человеческий закон, можно нарушить экономический закон и жить неплохо. Но моральный закон обойти нельзя. Его нельзя нарушить!
Это может показаться, на первый взгляд, весьма странным и неправдоподобным. Как же так? Например, моральный закон говорит: "не лги". Очень хорошо, а я взял и солгал. Как же можно говорить, что моральный закон нельзя нарушить?
Нет, закон остался ненарушенным. Вы не нарушили его, вы только что-то повредили в себе. В конфликте с моральным законом мы может нарушить только нечто в самих себе, но не закон. Если мы воруем, мы теряем часть самоуважения. Если мы лжём, мы теряем часть своей цельности. Если мы обманываем партнёров, мы разрушаем нечто неуловимое, что давало нам доверие.
Каждое наше достоинство можно уподобить заряженной батарее, поскольку в честности есть сила. Эта батарея наделяет энергией зрение, слух, голос, а также неуловимую субстанцию личного воздействия. И всё недостойное, нечестное, фальшивое, грязное отбирает силу нашего зрения, уверенность нашей речи, надёжность наших целей. Скрытая субстанция, истекающая из недостойных поступков, проявляет свои свойства.
Многие уходили от ответственности за нарушение человеческих законов, уходили и от действия экономических законов, но ни один человек не сумел избежать последствий нарушения моральных законов. Они царствуют надо всеми, поощряя или наказывая. Высокопоставленные лица или простые люди, никто не избежал их действия. Они подобны божественной справедливости. Их нельзя приостановить, оспорить в суде более высокой инстанции, или ослабить взяткой. Они представляют собой последнее слово, и их слово является последним.
Учитывая всё это, не может ли наш анализ дать более точный смысл человеческих законов? Человеческий закон это попытка предохранить людей от наказаний со стороны более высокого закона. Возможный правонарушитель в любой области имеет дело с некоторым законом. Отдельные проступки столь велики, что они нарушают законы всех трёх областей сразу. Но можно с уверенностью сказать, что в обществе, подчиняющемся законам, будет гораздо меньше кандидатов на более высокие и тяжёлые виды наказаний. Человеческий закон есть выражение стремлений мудрецов, чтобы люди не платили снова и снова слишком высокую цену за уже полученный другими опыт.
Города.
1. Современный город, подавляющий природу, принуждающий к искусственному образу жизни, к неестественному сочетанию труда и отдыха, дисгармонично совмещающий кричащее богатство и жалкую бедность, является, возможно, самым неприятным зрелищем на земле.
Мы не хотим оспаривать необходимость осёдлой жизни. Равным образом мы не хотим утверждать превосходство той фазы развития общества, когда человек следовал за своими стадами, перебиравшимися на новые пастбища.
Но признание достоинств осёдлого общества не является оправданием современного города, поскольку сомнительно, что современный город является обществом в каком бы то ни было смысле. Да, мы называем его обществом, мы говорим об общем духе и тому подобном, но любой человек, знакомый с жизнью современного города знает, что это не общество вовсе, а набор сообществ, лишь немногие из которых нужны друг другу. Город разбит на многие группы, он представляет собой место встречи всех наших социальных противоречий, порождённых как различиями во вкусах и культуре, так и обусловленных экономическими причинами. Эти группы антагонистичны, конкурентны, иногда взаимно несовместимы.
Современный Город представляет собой классический образец того, что происходит, когда мы разделяем искусства. Три великих искусства – это Обработка Земли, Производство и Транспорт. Город автоматически исключает для своих обитателей возможность обработки земли, поскольку его население слишком велико для площади, которую он занимает. Производство – это центр, вокруг которого растёт Город. Оно может быть вначале очень простым, как мукомолка, или подковка лошадей, или прядение шерсти. Но с началом такого производства начинается и Город.
Есть две причины объединения людей в общества: одна – природная необходимость, другая – необходимость прогресса. Люди не созданы для одиночества. Как человек находит своё дополнение в семье, так и семьи находят своё дополнение в общении с другими семьями. Прогресса также нельзя достичь в одиночестве. Один человек может сделать очень немногое. Как только мы пытаемся достичь полезных результатов в физическом мире, мы обнаруживаем, что нуждаемся в помощи. Кроме того, людям нравится работать вместе, в творческом сотрудничестве.
Таким образом, осуждать Город и осуждать общественную жизнь – разные вещи. Общество естественно. Город – нет.
Современный город односторонен потому, что он развивает только индустрию и пренебрегает двумя другими искусствами – сельским хозяйством и транспортом.
Однако транспорт начал развиваться. Он пока ещё весьма далёк от того, каким ему надлежит быть, но уже гораздо лучше, чем был раньше. В результате на Город начала оказывать влияние сила, которая станет одной из причин его гибели.
Вначале казалось, что развитие транспорта будет иметь следствием дальнейшее расширение Города, но теперь видно, что оно является также причиной сокращения численности его жителей. Автомобили и другие транспортные средства позволяют значительному числу людей жить в пригородах. Если раньше только состоятельные лица могли покинуть город, то теперь и рабочие могут жить в деревне и пользоваться её преимуществами, продолжая работать в Городе. С увеличением возможностей транспорта движение "за город" станет ещё шире.
"Проблема города" – это узел сложных проблем. Она включает не только проблемы здоровья, морали, управления, экономики, но и проблемы, коренящиеся в глубине природы человека. Разрешение этой проблемы десятилетиями бесплодно занимало самые выдающиеся умы. Вопреки всем денежным и интеллектуальным вливаниям, всем жертвам труда и духа, "проблема города" обострялась, а не разрешалась.
Но какое же может быть у неё решение?
Многим представляется, что окончательным решением будет признание города ошибкой. Мы разрешим "проблему города", покинув города.
Если люди вернутся в деревню, в общества, где все знают друг друга, где все имеют общие интересы, где жизнь естественна, то проблема города будет решена. Городская жизнь искусственна и не может быть в этом изменена. Искусственная форма жизни является причиной его основных проблем, и решить их нельзя. Нужно изменить курс, который привёл к их появлению.
В этом нет ничего невозможного. Мы видели, как в наши дни города возникают за месяц. Так же быстро они могут и исчезнуть.
То, что не поддерживает себя само, не может долго существовать. Город не поддерживает себя. Любой город не выживет, если в него хотя бы на неделю прекратится подвоз продуктов с ферм.
А фермы поддерживают себя сами. Город может только обслуживать фермы, предлагая им услуги, но они проживут и без него[99]. По сути, ферма самодостаточна.
Зловещее очарование Города привлекает в него тех самых сельских жителей, от которого зависит его существование. В результате перенаселения городов в них сейчас трудно жить. Когда в Городе будет ощущаться нехватка еды, люди будут принуждены вернуться на фермы.
Нормальная жизнь может протекать только в равновесии трёх главных искусств – Обработки Земли, Производства и Транспорта. И лучший способ достичь этого равновесия, как мы начинаем понимать – заниматься сразу несколькими из них.
Нет никаких причин, почему одни группы людей должны быть целый год заключены в заводских стенах лишь потому, что они живут в городе, а другие группы должны быть привязаны к обработке земли лишь потому, что они живут в деревне. Сельское хозяйство будет лучше развиваться, если люди, занятые на фабрике, получат возможность уделять часть своего времени земле, а фабричное производство будет лучше развиваться, если в нём примут участие фермеры, в сезон, когда земля отдыхает. Кроме того, в сельской местности можно создавать небольшие производственные центры, а города окружать поясом фермерских хозяйств.
Совместное применение трёх искусств поможет восстановить экономическое равновесие и здоровый образ жизни.
2. Нам лучше живётся в небольших сообществах. В больших группах нивелируются человеческие качества. Города представляются нам бездушными, потому что вся их тенденция ведёт к бездуховности. В небольших сообществах легче проявляются наши лучшие качества, они имеют больше возможностей стать образцами для подражания. В больших сообществах стандартами становятся безличные и бездуховные отношения и образцы поведения.
Истоки социальных неустройств, от которых мы сегодня страдаем, коренятся в крупных городах. Небольшие сообщества живут в согласии с ритмом природы, не имеют ни кричащего богатства, ни крайней бедности, не подвержены радикальным насильственным переворотам, случающимся в крупных городах. В 30 милях от беспокойного и неуютного миллионного города лежат мирные и довольные селения, для которых проблемы города представляются необъяснимым феноменом. Большой город неустойчив. Остановите транспорт и весь город встанет. Всё, чем пользуется город, поступает в него извне. Он живёт за счёт продуктов, которые покупает в магазинах, но сами магазины не производят ничего. Город не может кормить, одевать, обогревать себя, его индустрия зависит от сырья, доставляемого издалека.
Условия городской жизни столь неестественны, что человеческая природа сопротивляется им. Его жизнь нарушают банды гангстеров, которым нравится терроризировать людей. Другие банды занимаются рэкетом. В последние годы города попадают под власть организованных групп, от которых жители должны откупаться. Забастовка в любой области промышленности бьёт по всему городу. Все забастовки, в конечном счёте, идут против интересов людей.
Непрерывная работа в замкнутом пространстве напрягает человеческую природу. А в деревнях нам не приходится постоянно обитать внутри четырёх стен. Там часть времени человек работает на свежем воздухе.
Если мы будем жить в небольших обществах, где человеческие отношения не теряются в массе, если мы организуем небольшое производство рядом с источниками воды и энергии, то когда наступит весна и нас позовёт земля, мы отправимся на фермерские работы. Тогда мы сможем соединить экономический прогресс с требованиями человеческой природы и сочетать производство с ритмом времён года, делая нужные вещи в наиболее подходящий для этого сезон.
Город не только создаёт условия, отчуждающие работника от результатов его труда, но и не позволяет человеку дать выход своим естественным чувствам, каковы бы они ни были. Такой выход чувств иногда дают стачки, но они всегда несут чистые экономические убытки. Если же человек переутомился, работая на железнодорожной станции или на фабрике, то, сменив работу на фермерскую, он не принесёт никаких экономических убытков, а только переместит производство полезных продуктов из промышленности в сельское хозяйство.
Индустриальные проблемы заключаются не столько в оплате труда или часах работы, сколько в человеческой природе. Рабочий на заводе начинает быть недоволен условиями. Он переходит на другую работу, на третью и, наконец, решает: "наверное, мне лучше некоторое время вообще не работать". Он может заработать хорошие деньги и поэтому перестать работать, хотя общество нуждается в его труде. Может быть, он просто устал. Может быть, он хочет перемен. Если бы мы жили небольшими сообществами, где фабричное производство сочетается с сельским трудом, такой человек мог бы летом работать на воздухе, а в другое время на предприятии, имея, так сказать, сбалансированный трудовой рацион.
Нельзя всем заняться только фермерским делом, потому что фермеры нуждаются в промышленных изделиях. Нельзя и всем заняться только фабричным производством, потому что опустеют поля.
Там, где существует взаимный обмен услугами между сельским хозяйством и фабрикой, где фабрики дают фермерам то, в чём они нуждаются, а фермеры и производители сырья дают фабрикам то, в чём они нуждаются, где транспорт играет роль связующего между ними звена, там мы имеем стабильную и надёжную систему, использующую все три основных искусства. Если бы мы жили в небольших сообществах, где ритм жизни не столь высок и если бы между производителями сельскохозяйственной продукции и её потребителями не было столько посредников, в обществе было бы меньше напряжённости.
Многие наши проблемы происходят от "нервов". Но эти "нервы" имеют вполне реальные причины. Заметим, что деньги не могут вылечить "нервы". Их лечит более здоровый образ жизни. Экономика, возможно, всегда будет вынуждать большие группы людей работать вместе. Но это не должно помешать им работать на природе, в самой главной промышленности – производстве еды.
Если мы начнём создавать в сельской местности производства, использующие энергию воды, то мы увидим людей работающих на природе, имеющих возможность часть времени заниматься фермерским трудом и мы увидим излечение людей от "нервов".
3. Когда обсуждаются достоинства и недостатки жизни в больших городах, один из самых частых вопросов: "а где мне сходить в театр или ещё как-то развлечься в маленьком городке?"
Этот вопрос предполагает два допущения. Первое – что большинство горожан посещает театры и другие развлекательные учреждения и они необходимы им как составная часть жизни, и второе – что театры и другие развлекательные учреждения нормально удовлетворяют человеческие желания игры и отдыха.
Прежде всего, надо заметить, что "театралов", людей, которые постоянно просматривают список шоу "куда бы нам направиться сегодня вечером?" не так уж много. Потеря возможности посещать театры не беда, что могут подтвердить все, кто переехал жить в небольшой город. Далее, ценность для человека современного коммерциализированного шоу-бизнеса также более чем сомнительна. В нём нет цельности, свежести, жизнерадостности игровой детской части человеческой природы. Мыльные оперы и фарсы пользуются успехом только из-за порчи вкуса публики. Те, кто пристрастился к этой пошлости, конечно, потеряют её, оказавшись в небольшом городе, как наркоман, оказавшись в больнице, теряет свой любимый наркотик.
Однако остаётся вопрос: что же может предложить небольшой городок для отдыха, восстановления сил, реализации духа игры? Дух игры это часть жизни. Его неправильное направление вредно. В молодости он играет роль стража, в зрелом возрасте восстанавливает силы. Люди различны по темпераменту, но играть любят все.
Чистая игра, однако, характеризуется отсутствием выгоды[100]. В коммерциализированном искусстве вместо игры перед нами спектакль. Люди не играют, а смотрят на игроков. Таковы же и футбольные, баскетбольные "игры". Мы является в них зрителями, а не участниками, а сами "игроки" не играют, а работают. Это не общение для развлечения, не игра.
В маленьком городке будущего будет небольшой театр, но дух игры человека будет проявляться там не в наблюдении за оплачиваемыми "актёрами" или "игроками". Может быть, там будет много актёров, но они не будут заниматься коммерцией. Искусство игры будет подобно искусству музыки, оно будет нужно для саморазвития. Коммерческая монополия этой естественной стороны нашей жизни будет отменена. Почему бы и нет? Если писатель создаёт роман, мы все можем иметь копию его в своих домах. Почему же мы не можем взять копию сценария и играть его сами, в своём маленьком сообществе? Нынешний поток из городов назад в деревни создаёт для этого новые возможности.
Разумеется, этот принцип можно расширить. Проблему развлечений мы рассмотрели только потому, что этот вопрос часто задают.
Городская жизнь делает нас очень зависимыми. А идеальное сообщество удовлетворяет все свои потребности само. Около потока воды оно получает энергию для обогрева и освещения. Обрабатывая землю, оно получает продукты для пропитания, излишки же употребляет для продажи. Каждое сообщество должно использовать сырьё, находящееся под рукой. И каждое сообщество должно извлекать из своей собственной жизни вдохновение и развлечения для восстановления сил. Всё это содержится в принципе "саморазвития". Наградой за него является самообеспечение общества и отдельного человека.
Фермы
1. Когда заканчивается работа на фабриках все, кто имеют такую возможность должны отправиться трудиться на полях. Наша нынешняя система непрерывной работы заводов ошибочна. Она ошибочна и в физическом и в экономическом отношениях. В развитии индустриальной системы в Америке мы в какой-то момент допустили ошибку. Фабрики и фермы должны были бы дополнять друг друга, а не враждовать между собой. Человеческой натуре противоречит нахождение в четырёх стенах в то время, когда Природа пробуждает Землю для весенней работы и одевает видимый мир красотой и изобилием.
Если мы начнём работать на воздухе, когда наступает время для этого, и вернёмся к работе в помещениях, когда закончится сезон сбора урожая, мы станем счастливее, здоровее и многие наши экономические проблемы решатся сами собой.
Когда приходит весна, природа человека побуждает его работать на земле. Приятен сам запах свежевскопанной земли. Этот инстинкт работы на земле сидит глубоко в каждом из нас. Наша природа желает прямого контакта со всей Природой.
На наших фабриках мы делаем нечто подобное. Мы поощряем рабочих, имеющих такие возможности, отправляться на свои фермы выращивать зерно, а после сбора урожая возвращаться на фабрику.
Человек, работающий в соответствующий сезон на земле и возвращающийся на фабрику после сбора урожая, поступает мудро. Его жизненный ритм согласуется с ритмом Природы. Он укрепляет своё здоровье. Он ясно мыслит. И он приносит пользу обществу.
Мы можем сколько угодно говорить об индустриализме, но в основе всего лежит сельское хозяйство. Колёса не будут крутиться, изобретения не будут делаться, торговля остановится, бизнес прекратится, если поля останутся невспаханными. Во главе всего находится фермер. Если он прекратит работу, остановится весь мир.
Все это знают. Точнее говоря, все соглашаются, когда это говорят. Но очень немногие делают это. Ещё меньшее число людей считает это своим долгом.
На фабрике около 10 процентов рабочих пришли работать с ферм, и половина из них были владельцами ферм. Обратите внимание, не детьми фермеров, которые покинули родительские очаги, привлечённые огнями большого города, а фермерами, зрелыми людьми, на которых лежит ответственность за обработку земли. Они пришли на производство, соблазнённые высокими заработками. Они хорошие работники. Они, по большей части, непьющие, прилежные, трудолюбивые, сообразительные. Легко понять, что предпринимателю выгодно удерживать их у себя. Но если предприниматель прочитает послужной список своих работников он, пожалуй, задастся вопросом: не вносит ли он беспорядок в общество, оставляя у себя людей, которым было бы гораздо лучше выращивать хлеб. Этим фермерам надо было бы помочь осознать, что денежные выгоды, которые они получают, оставив фермы, временные. Бросив хлебопашество, они обесценивают свои высокие заработки, поскольку снижение объёма производства продовольствия влечёт повышение цен на продукты.
Если земля заводского рабочего пустует, ему следовало бы отправиться трудиться на ней, с уверенностью, что когда жатва закончится, он сможет, если пожелает, вернуться назад. Знание фермерского дела столь ценно, что каждый, владеющий им, должен считать своей обязанностью применять его. Умелые землепашцы должны были бы так же неохотно отдавать свою землю в неумелые руки, как профессиональные инженеры – отдавать ценную технику в руки любителей.
Рабочий фабрики не всегда может отправиться на ферму, поскольку в этом случае с осени ему, вероятно, придётся искать себе новую работу. Но если мы будем планировать работу своих предприятий с пониманием того, что весна и лето предназначены для работ на открытом воздухе, это можно легко уладить.
Например, строительство домов – это, по большей части, сезонная работа. То есть, её делают в основном "на открытом воздухе". Было бы большой потерей энергии и сил допускать, чтобы строители "впадали в спячку" на зимнее время, ожидая начала сезона. Равным образом, было бы непроизводительной тратой допускать простои ценных строительных механизмов во время зимнего сезона.
Если бы фермеры могли покидать фабрику для обработки полей во время сезона выращивания и сбора урожая, а строители могли покидать предприятие на сезон, чтобы заняться своим делом, было бы гораздо полезнее и им и всему обществу.
Предположим, что каждую весну и лето весь наш народ отправится работать на открытом воздухе на три или четыре месяца. Разве это не лучше, чем проводить время летнего отпуска в каких-то неизвестных краях? А затем все мы на осень и зиму отправились бы работать на фабрики в города. Насколько лучше, здоровее и оживлённее мы все бы стали!
И это вовсе не невозможно. То, что желаемо и законно, всегда возможно. Надо только уменьшить собственную жадность и больше внимания проявлять к жизни.
Большинство затруднений в нашей нынешней жизни вызвано её неестественными условиями. Людей, выполняющих однотипную работу, на одном и том же месте, лишённых солнца и свежего воздуха, трудно винить в том, что они начинают всё видеть в мрачном свете. Физическое напряжение, являющееся следствием неестественного образа жизни, вносит немалый вклад в социальное раздражение и общую неудовлетворённость.
Почему изменение обстановки обязательно должно быть только во время отпуска или по предписанию докторов? Почему бы ему не стать частью нашего образа жизни?
Могут возразить, что если из промышленности будут на целый сезон уходить работники, она уменьшит производство. Но следует взглянуть на это дело с более общей точки зрения. Надо принять во внимание восстановление сил рабочих, проводящих три или четыре месяца на свежем воздухе. Надо также принять во внимание снижение стоимости жизни в результате повышения производства сельскохозяйственной продукции. Кроме того, надо учесть значительное и постоянное повышение потребностей, которое вызовет такая программа, и которое предотвратит "кризисы" и "застойные времена".
Фабрика тоже имеет свои "застойные времена", и тогда рабочим стоило бы отправиться на поля и помогать выращивать сельскохозяйственную продукцию, которая всегда востребована в обществе.
Таким образом, устранив "застой" из всех областей нашей жизни с помощью использования сезонных работ в индустрии, мы восстановим равновесие между естественным и искусственным.
Наконец, ещё значительней будет наша выгода от более сбалансированного взгляда на жизнь. Смешение трёх искусств не только выгодно в материальном отношении, но и даёт широту мышления и ясность суждений. Немалая часть социального неустройства сегодня обусловлена узостью взгляда и предрассудками. Если наша работа будет более разнообразной, если мы будет видеть больше сторон жизни, если мы будем понимать, насколько взаимосвязаны разные области деятельности, мы станем более уравновешенными.
2. Есть сезон, когда горожане думают о Природе, как о большом выставочном зале, наполненном ароматами, цветами и песнями. Приближается солнечное время, освобождая нас от заключения в стенах и необходимости зажигать камины. Для множества людей весна означает только перемену погоды к лучшему.
Но есть люди, для которых весна означает и иное. Они знают, что первые трели вернувшихся птиц представляют собой свистки поворота колес на великой фабрике Природе по производству еды. Возрастающее тепло земли включает энергию, которая движет процессы на этой самой древней индустрии. Первые почки, распускающиеся цветы, солнечный свет – всё это для них гораздо больше, чем поэтические темы, они дают сигналы, что пора начинать ежедневную работу, работу, которая будет длиться от посева до сбора урожая.
Сегодня мы живём и работает за счёт урожая, который был посеян весной 1918 года и собран осенью того же года. В 1920 году мы будем жить и работать за счёт урожая, посеянного и собранного в 1919 году.
Без Первой Промышленности не было бы всех остальных. Полное исчезновение на земле пара или электричества не имело бы таких последствий, как прекращение фермерского дела.
Всё это настолько очевидно, что даже не стоит упоминания. Но если есть область человеческого труда, о которой жители больших городов думают меньше всего, так это сельское хозяйство. Большинство людей считает, что еда производится на фабриках и продаётся в магазинах. Мало кто вспоминает, что хлеб в булочных когда-то был пшеничными колосьями, а мясо на рынках – стадами скота.
Поскольку фермер работает вдали от больших городов и ему не требуются такие "признаки цивилизации" как накрахмаленные воротнички или полированные туфли, горожане воображают, что человек, возделывающий поля, стоит ниже их. Список шутливых кличек, которые они дают фермерам, подтверждает это. Конечно, фермер понимает юмор. Он знает преимущества своего положения, о которых горожане не имеют понятия. Здоровье, независимость, честный труд, которым он занят, несравненно более привлекательны, чем занятия большинства горожан. Тем не менее, долгое время изобретательский гений мира был почти исключительно направлен на дела горожан и их индустрию. Машины для промышленности, удобства для городских домов, возможности для горожан – все это привлекало внимание лидеров прогресса. Потребности же фермеров почти полностью игнорировались. О них вспоминали только во время выборов, и только, когда требовалось что-то получить от них, а не дать им. Фермеров обворовывали тресты на продажах и покупках, их обманывали в городах, пользуясь их наивностью, их представителей игнорировали в легислатурах. Следствия этого проявились вскоре. Всё меньше детей фермеров желали следовать древней профессии своих отцов. Это в свою очередь отразилось на городской жизни, на её стоимости.
Однако и фермер дал импульс многим улучшениям, которые со временем пришли в его бизнес. Ему нужны были школы, в которых его дети могли бы изучать научные методы земледелия – и по всей стране появились многочисленные сельскохозяйственные колледжи, превращая фермерство в профессиональное занятие и возводя его в ранг искусства. Почвоведение, законы роста растений, улучшение породы скота, организация сыроварен, планирование фермерской работы, маркетинг продовольствия и так далее давали фермеру и его детям не только ощущение причастности к большому миру бизнеса, но и признание необходимости его услуг в виде достойной оплаты.
Изобретательский гений тоже пришёл на помощь фермеру, и тогда выяснилось, что инженерные таланты совсем не обязательно являются принадлежностью одних городов. Те, что пришли на фабрики с ферм, или работали и там и там, лучше представляли себе надобности фермера, чем инженеры, имевшие дело только с машинами. Труд человека и лошади быстро уступал дорогу работе машин и воды.
В результате уменьшилось количество времени, требовавшегося на производство зерна, уменьшилась напряжённость труда фермера, уменьшились его денежные траты, зато увеличилось время, которое требовалось ему для планирования работы, увеличилась интеллектуальная энергия, вкладываемая им в труд и, таким образом, расширился его опыт и мировоззрение.
Деревня – это страна (the country is THE Country). Настоящие Соединённые Штаты находятся вне городов. Пища, что питает нас, сырьё, которое снабжает наши фабрики, водные пути, по которым плавают наши суда – все они имеют свои источники вне городов.
Земля ценнее всех золотых приисков, а богатство, которое она приносит, даёт только добро и никакого вреда.
Кто-то пошутил, что мечтой фермера является служба в офисе в небоскрёбе, а мечтой офисного служащего – выращивание цыплят на ферме. Оба желания естественны. Фермер хотел бы иметь свою долю участия в мире промышленности, рабочий, бизнесмен, или инженер хотели бы принять участие в жизни природы, приложить свои руки к земле и увидеть, как растут растения при заботе о них.
Когда-нибудь мы поймём, что лучшим для обеих этих групп был бы сезонный характер работы. Горожане слишком узки. Работа на земле даст им более цельное мировоззрение. И нынешнее улучшение условий работы на ферме даёт больше возможностей для этого нового образа жизни, чем все экономические аргументы против.
Генри Форд. О бизнесе и обществе.
Из деловых принципов
* Единственная реальная основа бизнеса – это служение[101].
* Бизнес это больше, чем интересы одного человека; это процесс получения и отдачи; это принцип живи сам и давай жить другим; это кооперация между разными силами и интересами.
* Есть главное правило для промышленника, оно заключается вот в чём. Делайте самые лучшие товары по самым низким ценам и платите рабочим максимально возможную зарплату.
* Предприятие должно иметь возможность развиваться. Всегда следует платить высшие ставки. Каждому участнику должно быть дано достойное содержание, какую бы роль он ни играл.
* Многие предприниматели удивились бы, если бы узнали, что волнения среди их рабочих далеко не всегда обусловлены денежными вопросами. Главное, что волнует многих – не "больше денег любой ценой" а "справедливость". Безусловно, справедливость довольно часто означает "повышение зарплаты". Но если поступать по справедливости, хотя бы это и не имело денежного выражения, рабочие будут удовлетворены. Почему? Потому что все люди желают, чтобы с ними обращались честно.
* Перевес финансовых интересов губил принцип служения, так как весь интерес направлен к прибыли сегодняшнего дня.
* Каждого следовало бы поставить так, чтобы масштаб его жизни соответствовал услугам, которые он оказывает обществу.
* Не надо стремится быть государственным деятелем, или философом, или поэтом; надо придумать нечто, сделать нечто, что поможет миру жить легче.
Капитал
Капитал, употребляемый на то, чтоб помогать рабочему идти вперед и поднимать свое благосостояние, капитал, умножающий возможности прогресса и общественного служения, будучи даже в руках одного лица, не является опасностью для общества. Он представляет собой фонд, доверенный обществом данному лицу и идущий на пользу общества. Тот, кому он подчинён, не может рассматривать его как нечто личное. Никто не имеет права считать подобный излишек личной собственностью, ибо не он один его создал. Это общий продукт всей организации. Правда, идея одного объединила энергию многих и направила её к одной цели, но каждый рабочий явился участником в работе. Никогда не следует рассматривать предприятие, считаясь только с настоящим временем и причастными к нему лицами.
Капитал, который не создаёт постоянно новой и лучшей работы, бесполезнее, чем песок. Главная цель капитала – не добыть как можно больше денег, а добиться улучшения жизни.
Кто является производителем?
Это действительно важный вопрос в наши дни пересмотра прежних воззрений, поскольку появилась новая, классово-сознательная аристократия, которая только себя называет производителями. Конечно, то, что сегодня акцент делается на производстве, что высокая оценка даётся производителям, это хороший знак, и, возможно, вид классовой гордости, который ограничивает право носить это почётное имя, естественен. Но тогда тем более надо хорошо разобраться – кто же на самом деле является производителем.
Обычное понимание приводит нас к заключению, что производитель это человек, их рук которого выходит готовая продукция. Но здесь легко ошибиться. Возьмем, например, кузнеца, делающего подковы для лошадей. Он производит нечто полезное. Он ценный член общества. Мы видим его работу, её результаты, можем оценить её необходимость для других. Следовательно, мы должны присвоить ему почётный титул Производителя.
Однако за этим человеком стоят другие, которых мы не видим. Например, горняк, добывающий руду. Возчик, который доставляет её на завод. Рабочие, которые её плавят. Затем множество людей, которые превращают её в сталь, перевозят по железным дорогам к местам продаж. И, наконец, она попадает к кузнецу, который своими руками превращает её в хомут или подкову.
Если проследить путь, каким создаются полезные вещи и увидеть многих участвующих в этом людей, а затем попытаться разделить стоимость вещи на них, то станет ясен не только факт кооперации, которая требуется для производства, но и то, что массовое производство – единственная возможность достижения низкой цены для покупателя и достаточного вознаграждения для продавца.
Просматривая этот путь, вы можете заметить ещё один факт, часто упускаемый из виду: вы увидите множество рабочих, не занятых непосредственно в производстве данной вещи, но помогающих своей работой производителю, когда он создаёт продукцию. Возьмём, например, уборщиков в магазине. Они не имеют отношения к производству продукции. Для невнимательных наблюдателей они вообще не производят ничего. Они, так сказать, "лишние", и многие с возмущением отказали бы им в звании "производителя". Но они, тем не менее, обслуживают процесс производства. Уборка магазина – это производство, которое позволяет работать магазину. Скажем, накопившийся хлам препятствует производству двумя способами: он мешает рабочим и заставляет их терять рабочее время на то, чтобы убрать хлам. Когда уборщик очищает рабочее пространство, он помогает рабочему делать свою часть работы без помех. Далее, уборщик помогает рабочему и другим образом, ещё более косвенно, хотя и не менее важно: чистота на заводах улучшает санитарные условия и, значит, сберегает здоровье рабочего, то есть, помогает ему производить продукцию, не тратя время на лечение. Ещё одна услуга, которую уборщик оказывает производству, совсем не заметна, но психологически важна. Чистое, аккуратное предприятие оказывает положительное влияние на настроение работников. Если предприятие захламлено, завалено ненужными вещами, лежащими в беспорядке, то и мироощущение работников также будет захламленное, неупорядоченное, станет частью общего беспорядка. Итак, уборщик, работая неделями и месяцами, никак не соприкасается с тем, что называется производством продукции но, тем не менее, он обслуживает рабочего и помогает производству. Поэтому ему тоже можно присвоить почётный титул производителя. Можно ли отрицать, что этот титул заслуживают все, чья работа помогает прямым производителям?
Конечно, есть и другие участники производства, благодаря усилиям которых создаётся конечный продукт. Человек, который планируют работу, который даёт возможность рабочему сразу же приступить к производству, не теряя время на ожидание, тоже, конечно, участник производства. Организатор, благодаря знаниям и умениям которого были получены необходимые инструменты, чтобы вообще начать работу, человек, чьи идеи или кредит помогли собрать капитал и машины для самой организации этого производства.
Обычно же видят лишь человека, который завершает изготовление продукта, и потому часто только его называют производителем.
Однако производителем является организация, а не отдельный работник. И под "организацией" имеется в виде не только отдельное производство, которое изготовляет данный продукт, но весь индустриальный процесс, начиная от добычи сырья из недр земли и заканчивая теми, кто осуществляет завершающие этапы обработки продукта, предоставляя его на рынок.
Война
Беспристрастное исследование последней войны, предшествовавших ей событий и её последствий неопровержимо свидетельствует о существовании в мире могущественной группы властителей, предпочитающих оставаться в тени, не стремящихся к видным должностям и внешним знакам власти, не принадлежащих притом к определённой нации, а являющихся интернациональными – властителей, которые пользуются правительствами, промышленными организациями, газетными агентствами и всеми средствами народной психологии – для того, чтобы вызывать панику в мире. Это старая уловка шулеров – кричать "полиция!", когда много денег на столе, хватать во время паники деньги и улетучиваться. В мире также есть сила, которая кричит "война!", и убегает с добычей во время замешательства народов.
Несмотря на одержанную нами военную победу, миру до сих пор не удалось разбить подстрекателей, натравивших народы друг на друга. Не следует забывать, что война это искусственное зло, которое может создаваться с применением определённых технических приемов. Кампания военной травли ведётся почти по тем же правилам, что и всякая иная. При помощи разнообразных хитрых выдумок внушают народу неприязнь к нации, с которой хотят вести войну. Сначала вызывают подозрение у одного, затем у другого народа. Для этого требуется всего лишь несколько агентов, со смекалкой и без совести, и пресса, интересы которой связаны с теми, кому война принесет желанную прибыль. Очень скоро окажется налицо повод к выступлению. Не представляет ни малейшего труда найти повод, когда взаимная ненависть двух наций достигнет достаточной силы.
Во всех странах находились люди, которые радовались, когда разразилась мировая война, и сожалели, когда она пришла к концу. Сотни американских состояний возникли во время гражданской войны, тысячи новых состояний выросли на почве мировой войны. Нельзя отрицать, что войны являются прибыльным делом для тех, кто не брезгует подобными деньгами. Войны являются оргиями денег не менее, чем оргиями крови.
Зарубежная торговля и самообеспечение страны
Главной причиной торговли с другими странами является желание получить те ресурсы или продукты, которые не могут быть добыты или произведены в самой стране. Если нация разовьёт своё производство так, что всё необходимое она сможет изготовлять сама, зарубежная торговля должна быть сведена к минимуму.
Нам следовало бы стремиться к тому, чтобы каждая страна в максимально возможной степени производила всё, ей необходимое. Вместо того, чтобы продолжать держать какие-либо страны в зависимости от наших товаров, нам следовало бы пожелать, чтобы они сами научились одевать себя, обувать, кормить, строить дома и создали бы надёжную основу цивилизации.
Значительная часть нашей зарубежной торговли основана на отсталости наших иностранных потребителей. Эгоизм заинтересован в поддержании этой отсталости. Гуманизм стремится помочь отсталым народам стать на ноги.
Возьмём, к примеру, Мексику. Мы много слышали о "развитии" Мексики. Однако гораздо более подходящим словом была бы "эксплуатация". Если богатые природные ресурсы страны используются для того, чтобы создать громадные личные состояния иностранным капиталистам, это не развитие, это грабёж.
Мексику нельзя "развить", не "развив" мексиканцев. Однако что даёт сегодня "развитие" Мексики иностранными эксплуататорами мексиканскому народу? Мексиканские пеоны рассматриваются зарубежными денежными воротилами просто как человеческое топливо. Такая иностранная торговля ведёт к деградации народа.
А теперь представим себе, какой могла бы стать Мексика, если бы её народ научился пользоваться природными ресурсами своей страны и снабжать мир теми продуктами, которые там уместнее всего производить. Такая Мексика была бы, конечно, другим потребителем, но зато гораздо лучшим.
Помогите мексиканцам создать свою собственную индустрию. Передайте им свой опыт и умения. И вы внесёте свой вклад в дело мира и процветания во всём мире.
Недалёкие люди скажут: "а что же будет с нашей зарубежной торговлей?"
Мы должны мыслить терминами будущего, когда цивилизация станет всеобщей и все народы научатся сами снабжать себя необходимым.
Возьмём, например, Германию. Не так давно мы зависели от поставок её красителей. Сейчас мы производим собственные. Могла ли Германия рассчитывать, что мы всегда будем зависеть от неё? Рухнула ли Германия из-за сокращения её зарубежной торговли? Ничего подобного. Германия способна производить всё для себя необходимое и она вполне может развиваться безо всякой зарубежной торговли.
Когда в стране поднимается ажиотаж по поводу зарубежной торговли, такая страна начинает зависеть от поставок иностранных материалов, её население превращается в придатки к заводам, в ней создаётся класс богачей, её собственные проблемы игнорируются.
У нас, в Соединённых Штатах, так много работы по развитию собственной страны, что мы можем надолго перестать беспокоиться о зарубежной торговле. Трудно придумать большую нелепость, чем предположить, что мы останется без работы, если только Япония, Франция или какая-нибудь другая страна не сделает нам заказ. Работы по развитию нашей собственной страны нам хватит на сотню лет.
Своя страна это, так сказать, ферма для народа.
Народ может жить на её ресурсах. Всегда будет достаточно работы по благоустройству фермы. Всегда будет, что улучшить на ферме, и всегда будет еда для фермера, пока он будет на ней работать.
Когда выходят с лозунгами: "Наша страна - для нас!"
В мире нет такой отсталой страны, которая бы не приветствовала иностранных предпринимателей, содействующих её развитию. Потому что развитие страны предполагает развитие её населения. Если же народ начинает кричать: "Наша страна – для нас!", как происходит в Мексике, где говорят: "Мексика для мексиканцев!" – это явный признак того, что они эксплуатируются пришельцами. Никто не станет возражать против настоящего развития, потому что все видят его выгоды и получают в них свою долю. Но человеческая природа, даже природа дикарей в Африке, эксплуатируемых на алмазных копях, противится обращению с ней, как с топливом для зарубежных кузниц.
Великая страна
Нацию делает великой не объём её торговли. Если вы внимательно изучите положение в странах, недавно ставших на индустриальный путь развития, то увидите, что люди там покидают землю, уходят из сельского хозяйства и включаются в фабричное производство, единственной целью который является создание громадных личных состояний.
Создание громадных личных состояний, как и создание деспотий, не делает великой никакую страну, равно как и превращение фермеров в рабочих.
Страну делает богатой и великой разумное использование природных ресурсов, развитие способностей и мастерства людей, и распределение полученных вследствие этого выгод среди всех групп населения.
Глобализм
Машины дают миру то, что человек не сумел добиться проповедями, пропагандой или книгами. Самолёты и радио не знают границ. Они связывают мир так, как ни одна система раньше. Кино – универсальный язык. Быстрота самолётов, международные радиопрограммы – всё это скоро приведёт мир к полному пониманию. Таково моё видение Соединённых Штатов мира. Рано или поздно это осуществится.
Новые формы перевозок делают общедоступными путешествия в другие места. Социальные контакты, расширение географических горизонтов людей в конце концов приведут к тому, что каждый человек будет выбирать часть мира, где он хочет жить. Автомобили сделают это возможным внутри страны, самолёты и радио – во всём мире. Распространение правильных идей разрушит предрассудки и поможет достижению всеобщего взаимопонимания.
Разное
* Грамм честного поведения ценнее тонны слов о честности.
* В 999 случаях из 1000 человек, который "устал от жизни" устал не от жизни как таковой, а устал от жизни для самого себя.
* Вы не сможете внушить людям патриотизм, выстраивая их по стойке смирно и очищая в это время их карманы.
* Каждый человек, который ест, пьёт и одевается, использует труд других. Значит, он обязан, в свою очередь, принести равную пользу другим.
* Изучите историю любого уголовного преступления, и вы почти наверняка обнаружите там курильщика табака.
* Если деньги представляют собой вашу надежду на гарантию независимости, вы никогда не достигнете её.
* Деньги не изменяют человека, но снимают с него маску. Если человек эгоистичен, невежественен, или жаден, деньги показывают его сущность всем, вот и всё.
* Богатства, как и счастья, нельзя достичь, если искать их прямо. Они приходят как результат служения другим.
Взгляды и деятельность Генри Форда были до некоторой степени противоречивыми. С одной стороны, он поддерживал фермерство, grass roots America, национальную американскую культуру, создал музей народных промыслов. С другой стороны, работа его компании содействовала глобализации мировой экономики, которую он, вдобавок, полностью одобрял. Далее, с одной стороны, Форд выступал за производительный труд, служение бизнеса обществу, против паразитов и спекулянтов. С другой стороны, создав громадную корпорацию, он автоматически сделал её мишенью для различных ОПГ, всегда стремящихся присосаться в первую очередь к большим потокам денежных, материальных и интеллектуальных ресурсов. При жизни самого Генри Форда его компании удавалось, благодаря твёрдой позиции руководителя, избегать таких "прилипал", но после него более размытое руководство и ориентация на сиюминутный прагматизм привели к существенному изменению статуса ФМК. Далее, с одной стороны, Форд выступал за честность, справедливость и моральные принципы бизнеса, которые он считал экономически эффективными. С другой стороны, крупный бизнес, в развитие которого он сам внёс так много, имел явную тенденцию заменять любые моральные принципы юридическими, а общественную пользу – рекламой. Экономическая эффективность этого вполне доказана сегодня, когда массы людей охотно потребляют фальсифицированную, но хорошо разрекламированную продукцию. Далее, с одной стороны, Форд выступал против войн вообще и вовлечения Америки в войну с Германией в частности. С другой стороны, его производство легко переориентировалось на военные заказы, от которых он, вдобавок, получил немалую прибыль. То есть, работа компании Форда объективно помогла политике Рузвельта, против которой Форд лично решительно выступал.
Внутренне противоречивый характер позиции Форда сказался и на результатах развития его бизнеса. Например, Форд с одобрением писал о возможности более лёгкой миграции населения, создаваемой новыми видами транспорта: "Новые формы перевозок делают общедоступными путешествия в другие места. Социальные контакты, расширение географических горизонтов людей в конце концов приведут к тому, что каждый человек будет выбирать часть страны, где он хочет жить…". Однако в результате такого "расширения географических горизонтов" в фордовском Дирборне в 2000 году 30% населения составили арабо-американцы, многие из которых были ещё и мусульманами. Генри Форд вряд ли узнал бы ныне свой родной городок. Далее, преемник Форда, Генри Форд II, акционировал компанию, что сам Форд категорически отказывался делать. В середине 1950-х гг. С. Вейнберг, партнёр "Голдман, Сакс и Ко", по приглашению Форда II, помог проведению акционирования ФМК, за что получил гонорар 1 млн. долларов и стал членом совета директоров компании. Видимо и здесь экономические выгоды и "логика" крупного бизнеса привели к решению "поступиться принципами". Вряд ли такой прагматизм одобрил бы старый Форд. Более либеральными стали и взгляды наследников Форда. Например, тот же Генри Форд II дал чек на 100 тыс. долларов М. Фишеру, одному из основателей фонда помощи Израилю, а его дочь Анна вышла замуж за итальянского еврея Узиелли, занимающегося международными инвестициями, дальнего родственника Ротшильдов. Она говорила: "Как смешно думать о ненависти моего великого прадеда к евреям, международным банкирам и Уолл-стриту. А я вышла замуж за одного из них". Старый Форд, скорее всего, немало подивился бы таким событиям.
Определённую роль в двойственности и противоречивости взглядов (и, как следствие, результатов деятельности) Форда играла неоднозначность понятия "прогресс", занимавшего важное место в его рассуждениях. То, что одни полагают прогрессом, другие могут счесть деградацией. Двойственность оценки "прогресса" существенно связана с различием в теологических воззрениях. С точки зрения протестантизма прогресс приведёт к раю на земле, а люди должны упорно трудиться, чтобы человечество через некоторое время достигло этого светлого будущего. Именно такой тезис лежит явно или неявно в подоплёке многих рассуждений Форда. Имеется, однако, и иная точка зрения, а именно: то, что называется "прогрессом" или "эволюцией" (смысл слова – "развёртывание") представляет собой доведение до конца результатов падения человека, каковое развернётся, в социальном плане, вовсе не в "сияющий город на холме" и не в "рай на земле", а в пирамиду "нового мирового порядка".
Во всяком случае, ход развития крупного бизнеса показал, в том числе на примере судьбы Ford Motor Company, что смысл слова "прогресс" вовсе не так однозначно определён, как это представлялось Форду и людям сходного с ним мировоззрения в те времена.
В то время, как основная часть американской правящей элиты в 1930- 40-х гг. всё глубже погружалась в болото коррупции, элитаризма, глобализма и прочих "либеральных ценностей", местами, особенно в глубинке, ещё встречались политики, действовавшие в интересах народа. Одним из таких был Хью Лонг в Луизиане. Другим – Юджин Талмадж в Джорджии.
Юджин Талмадж (1884 – 1946 гг.) происходил из фермерской семьи. После окончания юридического колледжа он занялся адвокатской практикой и политической деятельностью, делая упор на представлении интересов фермеров.
В 1926 году Талмадж был избран уполномоченным штата по сельскому хозяйству, а потом ещё дважды переизбирался на эту должность. Как и Хью Лонг в Луизиане, он активно защищал интересы фермеров, требовал строительства дорог, снижения цен на услуги монополий. Как и Лонг, он прибегал в своих выступлениях к эмоциональной и цветистой риторике.
Действовавшая тогда в штате выборная система фактически давала преимущества сельским жителям. 159 округов Джорджии делились на три категории: 8 самых больших, "Urban", имели по 6 голосов, 30 следующих, "Town" – по 4 голоса, 121 сельских – по 2 голоса. Таким образом, три сельских округа с менее чем тысячью жителей имели столько же голосов выборщиков, сколько густонаселённая Атланта.
Добившись популярности в сельской местности, Талмадж в 1932 году выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора и победил. На новом посту он продолжил политику наибольшего благоприятствования фермерам, подавляя возникавшее при этом сопротивление самыми решительными мерами. Когда Комиссия общественных служб отказалась снизить цены на услуги – он назначил в ней новое правление. Когда дорожное управление стало сопротивляться его усилиям поставить свои действия под контроль, Талмадж объявил военное положение и уволил всех несговорчивых. Когда казначей штата и генеральный контролёр отказались подчиниться его распоряжениям, губернатор приказал полиции просто вышвырнуть их из офисов в Капитолии.
Как и Лонга, противники называли Талмаджа диктатором, демагогом, популистом, а сторонники – другом простых людей и одним из самых выдающихся губернаторов. Сам Юджин Талмадж говорил: "Бедный фермер имеет всего лишь трёх друзей в этом мире – Бога Всемогущего, каталог Сирса-Робака (компании розничной торговли) и Джина Талмаджа. Но голосовать вы можете только за одного из них".
В 1934 году он был переизбран, победив во всех округах, кроме трёх.
Талмадж находился в оппозиции к программе Рузвельта и накладывал вето на все предложения реализовать в штате те или иные проекты "Нового курса". Он негативно относился к президенту и лично, как к ставленнику финансовой олигархии. "Следующим президентом должен быть человек, который знает, что такое работать четырнадцать часов в день на солнце",- говорил Талмадж.
Общеамериканская депрессия негативно сказалась на экономике Джорджии. В результате следующим губернатором в 1937 году был избран Риверс, оппонент Талмаджа, обещавший поддержать некоторые меры "Нового курса".
Однако в 1940 году Юджин Талмадж вновь победил на губернаторских выборах, чему в немалой степени посодействовала коррупция в администрации Риверса.
К тому времени в южных штатах всё более напряжёнными становились расовые отношения. Талмадж относился к неграм лично доброжелательно; нередко он обедал за одним столом со своими цветными рабочими. Но в общественной жизни он был решительным сторонником сегрегации. Когда декан Уолтер Кокинг, выпускник Колумбийского университета Нью-Йорка, тогдашнего интеллектуального центра либералов, начал принимать в свой колледж, где раньше учились только белые, и черных студентов, Талмадж потребовал, чтобы попечительский совет университета не продлевал договор с ним. Совет вначале согласился с губернатором и провалил кандидатуру Кокинга восемью голосами против четырёх. Однако президент университета Хармон Колдуэлл заявил, что если Кокинг будет уволен то он тоже покинет свой пост. При переголосовании кандидатура Кокинга прошла большинством в один голос. Тогда Талмадж уволил троих членов совета и заменил своими ставленниками, которые вновь провалили декана.
На политической репутации губернатора этот инцидент сказался неблагоприятно. Хотя большинство белого населения штата поддержало его действия, но ассоциация школ и колледжей Юга, где уже начинали доминировать либералы, отменила аккредитацию университета Джорджии. В результате выборы 1942 года выиграл прокурор штата Эллис Арналл, обещавший восстановить аккредитацию.
Однако тот же расовый вопрос помог Юджину Талмаджу вновь добиться победы на следующих выборах губернатора, в 1946 году. Он использовал, как главную тему, решение Верховного суда по делу Smith v. Allwright, признавшее неконституционным отдельные "белые" праймериз. В то время как Арналл поддерживал это решение, Талмадж высказывался резко против, и, обещая "поставить негров на место", получил большинство голосов белого населения, особенно на селе.
Принести присягу и снова вступить в должность губернатора он не успел из-за болезни – в декабре 1946 года его не стало.
Только Джо Браун и Юджин Талмадж четыре раза избирались губернаторами Джорджии.
Памятник Юджину Талмаджу
Книги о Юджине Талмадже
Calvin McLeod Logue, Eugene Talmadge: Rhetoric and Response, New York, 1989.
William Anderson, The Wild Man from Sugar Creek: The Political Career of Eugene Talmadge, Baton Rouge: Louisiana State University Press, 1975.
