Владимир Соловьев
влияние работ Владимира Соловьёва
продолжение: Павел Флоренский и Сергей Булгаков
Владимир Соловьёв и символисты
Софиология, представлявшая собой формулировку в христианских терминах платоновской/ оккультной теории Мировой Души, была разработана во второй половине XIX века в работах Владимира Соловьёва. В первой трети XX века она получила развитие в трудах религиозных философов Павла Флоренского и Сергея Булгакова.
Владимир Соловьев
Владимир Соловьёв (1853 - 1900 гг.) был сыном либерального историка С. Соловьёва, автора многотомной "Истории России". С раннего возраста он интересовался спиритизмом, оккультными науками, античной философией; посещал сеансы "вызова духов" в доме востоковеда И. Лапшина; изучал мистиков Беме, Сведеборга, Сен-Мартена, Парацельса; во время обучения в Московском университете был близок к профессору П. Юркевичу, поклоннику платонизма и германской мистики, посещавшему те же спиритические сеансы. "В философском развитии Владимира Соловьёва решающая роль принадлежала спиритизму"[1]. После окончания университета Соловьёв занялся преподавательской деятельностью; читал платонизм на Высших Женских курсах.
В 1875 году Вл. Соловьёв отправился в Лондон, чтобы подробнее изучить в Британской библиотеке оккультные и мистические работы. Он читал там как классиков оккультизма, так и менее известных авторов. Особый его интерес вызывали тексты о Софии. Соловьёв завёл в Лондоне знакомства со спиритами, в том числе с теософом У. Круксом[2]; встречался с будущим видным деятелем масонства М.М. Ковалевским. Владимир Соловьёв не только изучал мистиков, но и сам имел видения некоей "прекрасной дамы", описанные им в "софийных" стихотворениях.
Обогатив свой интеллектуальный мир этими сведениями, Владимир Соловьёв построил теолого-философскую концепцию Софии, связав платоновские представления о Мировой Душе с библейскими текстами о Софии-Премудрости Божией и христианской теологией Троицы. Немалую роль в его теории играли тантрические мотивы. Свою Софию Соловьёв называл Вечной Женственностью; богиней. М.С. Соловьёв обнаружил в архиве брата "переписку" с Софией, совершавшуюся философом в состоянии, близком к трансу. Видимо, в своих работах Вл. Соловьёв производил не только синтез платонизма, оккультизма и христианства (как и многие до и после него), но и пытался переложить на философский язык свой мистический опыт, являвшиеся ему видения.
Теория Софии была изложена Владимиром Соловьёвым в ряде произведений и стихов. Соловьёв предсказывал приближение "богини", уже готовой явить себя человечеству: "Знайте же, Вечная Женственность в теле нетленном к нам на землю идет". Этот предвещаемый им апофеоз тантрического культа Соловьёв связывал с грядущими социальными и идеологическими реформами и с Апокалипсисом, приближению которого он и сам, впрочем, по мере сил стремился содействовать. "Владимир Соловьёв чувствовал себя религиозно-социальным реформатором, жил сознанием приближающегося конца света и хотел действовать для его ускорения"[3].
Развитие Владимиром Соловьёвым софиологии сдвигало его философское и религиозное мировоззрение в сторону западной культуры. Вначале, с середины 1880-х гг. Владимир Соловьёв стал активным поклонником католичества. В ряде работ, опубликованных за границей, он предложил проект воссоединения христианских церквей и установления всемирной теократии во главе с папой римским. В 1896 году Соловьёв и формально перешёл в католицизм.
Затем Соловьёв начал активно выступать в поддержку иудаизма, "не упускал случая высказаться в поддержку гонимых евреев", писал, что "его перо всегда готово к защите бедствующего Израиля"[4] (в чём никто и не сомневался). В 1890 году он предлагал Л. Толстому составить совместное послание против антисемитизма. Ф. Гец, еврейский общественный деятель, писал что "после Лессинга не было христианского учёного, который пользовался бы такой широкой популярностью, такой искренней любовью всего еврейства как Владимир Соловьёв"[5].
Греко-российская церковь, наоборот, вызывала у Вл. Соловьёва всё большее раздражение. Он утверждал, что "Россия восприняла из Византии лжеправославие", что "русская церковь, отравленная византизмом, не имеет никаких прав называться вселенской". В своих статьях (разных периодов) Соловьёв неоднократно резко нападал на РПЦ, заявлял об "отсутствии у неё общепризнанного авторитета", обвинял её в том, что она "застыла в верности преданию" (точнее, конечно, было бы "застыла в верности властям" - поскольку "предание", при необходимости, РПЦ умела толковать очень гибко), "не принимает участия в социальных реформах" и т.д.
Деятельность Владимира Соловьёва получала шумную рекламу в жёлтой либеральной прессе. Например, после выступления на лекции с призывом к помилованию убийц Александра II, Соловьёв был "весь усыпан цветами" – по крайней мере, так писали, рекламируя его речь, либеральные газеты. К.П. Победоносцев замечал, что "несмотря на явную нелепость всего, что проповедует Соловьёв, его слушают, читают, ему рукоплещут". С 1891 года Вл. Соловьёв стал заведовать отделом философии в словаре Брокгауза и Эфрона. (Эту "трибуну" Соловьёв использовал для пропаганды своих философских и политических взглядов – для чего она ему, конечно, и была дана).
Видные представители Российской империи и церкви относились к деятельности Владимира Соловьёва отрицательно. Обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев называл философа- мистика "полным безумцем". В 1886 году Победоносцев официально заявил, что всякая деятельность Владимира Соловьёва вредна и не может быть допущена. Все работы, представленные Соловьёвым в цензуру, были запрещены. С оценкой, данной Соловьёву Победоносцевым, был вполне согласен император Александр III, обозначивший своё отношение к философу-медиуму[6] характеристикой "чистейший психопат". Осудили работы Вл. Соловьёва славянофилы[7]. В католических кругах, к которым Соловьёв пытался примкнуть, его мистицизм также не нашел понимания[8].
Отрицательную оценку воздействия взглядов Владимира Соловьёва на общественное сознание России того периода дал видный иерарх РПЦ архиепископ Антоний (Храповицкий)[9]: "Вся плеяда наших профессиональных лжецов: братьев Трубецких, Розановых и прочих, вся эта наперебой лгущая компания – плоды соловьёвской декаденщины и по большей части его ученики и приятели ... все вместе они изображают психопатов или хлыстов самого низкого разбора. … Именно Владимир Соловьёв, со своим извращённым словом и мыслью, приблизил такое господство нашей позорной литературной эпохи, когда заинтересовать читателя, кроме эротомании, можно только тем, что доказывать честность грабежей, патриотизм изменников, законность лжи и тому подобное"[10].
Неоднократно отмечалось, что основные идеи софиологии были почерпнуты из платонизма и оккультизма. В частности, сама София являлась представлением платоновского "мира идей" или Мировой Души. Это признавали и софиологи (см. далее цитаты из работ С. Булгакова).
Другим источником софиологии был гностицизм, с его тезисами о творении Богом мира через посредников. "Исходная мысль софийного учения – учение гностиков о посредстве между Богом и миром … развилось из мысли гностиков о посреднике, как особом существе между Богом и миром, без которого якобы невозможно было и создание временного и тварного мира, и дальнейшее Божественное домостроительство. … Это учение свойственно почти всем гностическим сектам, начиная с первых веков христианства … через каббалистическую и оккультную традицию и далее … Якова Беме и масонов эти гностические тенденции распространились и в России. В дальнейшем это направление возобновилось в сочинениях Вл. Соловьёва и прот. П. Флоренского"[11].
Ещё одним источником софиологии была тантра, культ женского начала. Тантрические мотивы софиологии были заметны уже в работах Владимира Соловьёва. Соловьёв называл Софию "Вечной Женственностью", богиней и т.д.; посвятил ей ряд лирических стихотворений. В рукописи "София" он представил картину новой религии – поклонения Софии – и новой церкви, возглавляемой первосвященником Софии, находящимся с ней в самых близких отношениях. Это напоминает тантру, с её почитанием Великой Богини. Флоренский и Булгаков поддерживали соловьёвскую характеристику Софии как "Вечной Женственности"; энергии Бога. Флоренский: "София – вечная невеста Слова Божьего, вне его и независимо от него она не имеет силы, в нём же получает творческую силу". Это близко к тантрическому представлению женского начала мира (Шакти) как энергии бога.
Поклонники софиологии, в особенности поэты-символисты начала XX века, также проявляли тантрические/ хлыстовские пристрастия. Так, поэт Андрей Белый, ученик Вл. Соловьёва, писал о другом его ученике, поэте Блоке: "Блок создал странный, причудливый мир, и этот мир оказался до крайности напоминающим мир хлыстов ... его Прекрасная Дама, в сущности, хлыстовская богородица"[12]. По оценке К. Мочульского, биографа А. Белого, А. Блока, Вл. Соловьёва, в этой статье "Белый точно определяет культурно-исторический смысл символического движения ... сближение лирического мира Блока с миром сектантов и Прекрасной Дамы с хлыстовской Богородицей принадлежит к самым глубоким интуициям критики Белого".
Итак, тантра, платонизм, оккультизм, наряду с элементами христианства, представляли собой основные источники софиологического учения Соловьёва и его развития Флоренским - Булгаковым.
Влияние работ Владимира Соловьёва
Активная реклама в жёлтой прессе трудов Соловьёва, гипно-медиумическое воздействие его поэзии и прозы, сделали его имя весьма популярным в философских и литературных кругах либеральной ориентации. Возникли "соловьёвские кружки"; работы Соловьёва изучались, пропагандировались на философских семинарах. Среди поклонников Соловьёва были: первый выборный ректор Московского университета (1905 г.) Трубецкой[13]; обер-прокурор Синода Лукьянов; религиозные философы Флоренский, Булгаков, Бердяев.
Оккультно-гностическая теория Софии- Мировой Души- "Вечной Женственности" сделала Соловьёва кумиром ещё более многочисленных психопатов – помимо вышеперечисленных – а именно: всевозможных спиритов, духовидцев, "просветлённых" и "прочих сумасшедших", во множестве расплодившихся в России в конце XIX - начале XX вв., на "заре новой эры"[14]. Появились воплощения Софии: некая А. Шмидт, подпав под влияние соловьёвских сочинений, преисполнилась уверенности, что Вл. Соловьёв – новое воплощение Иисуса Христа, а сама она – воплощение Софии. Творчество Вл. Соловьёва вдохновляло бредовые фантазии поэтов-декадентов-символистов.
Тогдашняя духовная атмосфера в России весьма способствовала восприятию оккультно-гностических софиологических идей. Во второй половине XIX века в стране вновь начали пропагандироваться произведений мистиков типа Беме. На философа Бердяева лишённая всякого смысла теософия Беме произвела такое впечатление, что он отозвался о ней восторженно, притом в выражениях, достойных своего учителя: "Никогда еще гнозис человечества не поднимался до более сверхчеловеческих высот … в мистическом гнозисе Беме скрыты неисчерпаемые богатства". В обществе распространилось увлечение спиритизмом, вызовами духов, что оказывало особенно пагубное воздействие на психически неустойчивую "творческую интеллигенцию". "Через страстное увлечение оккультизмом прошли Брюсов, Белый, В. Иванов, А. Тургенева, Эллис, Батюшков и другие поэты символической эпохи"[15]. Впрочем, это явление имело место не только в России. "Возникновение европейского модернизма, особенно во Франции, не просто совпадало по времени с т.н. оккультным возрождением, а было в значительной степени им обусловлено ... авторитетные оккультисты во Франции были и незаурядными писателями"[16].
"Заря новой эры" была отмечена широким распространением не только интеллектуального- "элитарного", но и примитивного- простонародного тантризма – хлыстовства в России. Архиепископ Антоний (Храповицкий) писал: "Наше время есть время исключительного увлечения хлыстовством и русского народа и русского общества. … Хлысты заполнили обе столицы, и Малороссию, Заволжье, Сибирь, проникли в обители …".
Одновременно несколько парадоксальным, на первый взгляд, образом софиология оказалась привлекательной и для поклонников рационализма, эпохи Просвещения, с её культом Разума и Природы[17].
Стала софиология и альтернативой христианству. Так, А. Блок, по выражению его биографа К. Мочульского, "верил в Софию, не веря в Христа"[18].
Сегодня творчество Соловьёва и его последователей – Флоренского, Булгакова, Лосева – также популярно в основном среди платоников, гностиков, оккультистов, мистиков и т.д. Славословия этим "великим русским христианским философам" постоянно раздаются и из либеральных кругов[19].
Продолжение: Павел Флоренский и Сергей Булгаков
Наиболее значительным в теологическом и философском отношении продолжением "дела Владимира Соловьёва" стало развитие софиологии в 1910- 30-х гг. в работах священников- философов Павла Флоренского и, особенно, Сергея Булгакова, бывшей "надежды русского марксизма"[20]. Соловьёвская идея "богочеловечества", как аналог "коллективного разума" или "сверхсознания", может быть соотнесена с построениями Тейара де Шардена и Ауробиндо Гхоша.
Сергей Булгаков (1871 - 1944 гг.) явным образом соотнёс Софию с платоновским миром идей; определил её как "горний мир умопостигаемых вечных идей … организм идей … по глубочайшему смыслу учения Платона мир идей есть ни что иное как София … София – это предвечное основание мира в Боге, тварным образом, проекцией которого является сотворённый мир… София не Бог и не тварь а нечто среднее, в духе (метаксе) Платона". В своём развитии софиологии Булгаков ссылался не только на платонизм, но и на каббалу. Например, цитируя книгу Бытия: "В начале Бог сотворил …" он связывал творение мира с Софией: "в начале – то есть в Софии, через Софию, софийно" и в подтверждение этой интерпретации обращался к каббале: "Каббала, комментируя текст "в начале (берешит) сотворил Бог", замечает: берешит означает хохма[21], это значит, что мир существует через высшую тайну хохмы".
С. Булгакову пришлось рассмотреть вопрос о соотношении новой богини с христианской Троицей. Здесь у него возникли немалые затруднения и окончательно избавиться от противоречий он не сумел. Так, иногда он называл Софию четвёртой ипостасью, оговаривая, что она отлична от трёх ипостасей, иногда утверждал, что София является "природой Троицы".
Павел Флоренский (1882 - 1937 гг.) происходил по матери из армяно-еврейского рода (Сафарьян). Он обучался на физико-математическом факультете Московского университета, где был близок к математику-философу Н. Бугаеву; слушал философские лекции друзей Вл. Соловьёва С.Н. Трубецкого, Л.М. Лопатина; восхвалял стихи поэта- символиста Андрея Белого (сына Н. Бугаева)[22]. Основной работой Флоренского был богословский труд "Столп и утверждение истины", во многом продолжавший софиологию Вл. Соловьёва. Книга получила восторженную оценку в кругах прогрессивной и демократической интеллигенции России того периода и негативную характеристику со стороны ряда православных богословов (см. далее "Софиология и христианство").
Флоренский интересовался математикой, точнее, пифагорейскими идеями. "С юности утвердился в убеждении, что все возможные закономерности бытия содержатся в чистой математике"[23]. Он написал ряд статей, в которых пытался применять математику для иллюстрации теологических понятий или утверждений; поддерживал пифагорейские представления о числах как прообразах мира; считал, что "наука возвращается к пифагорейским представлениям о выразимости всего целыми числами"[24].
Флоренский также интересовался оккультизмом и воспринял ряд его идей в своей системе. Его симпатии к оккультизму носили устойчивый характер. "Когда П. Флоренский (уже после революции) читал в Москве свой курс "Философии культуры" левый край передней скамьи был заполнен московскими оккультистами … оккультисты всегда к нему тянулись"[25]. Теософы тоже считали Флоренского "своим". Блаватская обращалась к нему с письмом. В 1920-х гг. Флоренский сблизился с профессором математики Н. Бухгольцем, "весьма склонным к оккультизму"[26]; они планировали вместе составить словарь "Священных символов".
Интересовался творчеством П. Флоренского и поддерживал его Л.Д. Троцкий. "Какое-то время Флоренский был очень близок к Троцкому, который уважал его и ценил"[27].
Круг поклонников творчества Павла Флоренского, в общем, совпадает с кругом поклонников Владимира Соловьёва и софиологии.
Владимир Соловьёв и символисты
Вл. Соловьёв оказал большое влияние на русскоязычных поэтов- символистов начала XX века, особенно на Андрея Белого и Александра Блока. "Софиология Владимира Соловьёва, в которой тот соединил христианские и оккультно-гностические мотивы, оказалась в центре внимания не только религиозной философии, но и декадентской поэзии"[28]. По оценке К. Мочульского, в творчестве Владимира Соловьёва уже была "предначертана программа поэтов-символистов"[29]. Образ "Прекрасной незнакомки" Блока, видимо, возник под влиянием соловьёвской Софии- "Вечной Женственности" и поэзии философа. "<Софийная> поэзия Вл. Соловьёва завладела всем существом Блока"[30]. "Подруга Вечная, являвшаяся Владимиру Соловьёв <в видениях> в Египте, явилась его ученику в образе Прекрасной Дамы"[31]. А. Белый: "В стихах Блока было острейшее, напряженнейшее выражение теософии Вл. Соловьёва". В Москве образовался круг поклонников певца Прекрасной Дамы, сменившего почитателя Софии Владимира Соловьёва.
На поэта-декадента Андрея Белого творчество, по его выражению, "гиганта Соловьёва", также произвело колоссальное впечатление. "Певец Вечной Женственности играл огромную роль в его жизни"[32]. Белый участвовал в работе "соловьёвского кружка", руководимого братом философа М.С. Соловьёвым; изучал работы близких к философу по духу Е. Блаватской, А. Безант; слушал лекции по античной культуре С.Н. Трубецкого, друга Вл. Соловьёва; "жил в кругу идей Владимира Соловьёва". Кончил же этот поэт тем, до чего не успел дойти, за краткостью своего жизненного пути его учитель: изучением оккультизма под водительством антропософа- люциферианина Р. Штайнера, хлыстовскими плясками в парижском кабаке, манией преследования, сопровождавшейся галлюцинациями, в которых ему чудились гонявшиеся за ним "агенты Генерально-Астрального штаба оккультистов". Некоторые из своих бредовых видений Белый оформил как литературные произведения. Другие его работы, например, "Серебряные голуби", "Петербург", статьи о символизме, хотя и не имели таких выраженных признаков безумия, тем не менее явно были написаны тяжело психически больным человеком. Впрочем, таковыми были почти все "продвинутые" поэты и прозаики того времени, начала XX века, воспринявшие принципы софиологии, теософии (М. Волошин), оккультизма (В. Брюсов и др.), "дионисийства" (В. Иванов) и т.д. и т.пр. и т.п.; "изображавшие все вместе психопатов или хлыстов самого низкого разбора" (архиепископ Антоний (Храповицкий)). Они и сами признавали это. Так, А. Белый, характеризуя поэзию Блока как хлыстовство, замечал: "нас (читающих и пишущих) водит нечистая сила".
… В последнее время некоторые издательства посылают в Россию произведения протоиерея С. Булгакова, в которых содержится его особое еретическое учение о Софии[33]. В своём труде архиепископ Серафим убедительно разоблачает это учение, показывает, что софиология Сергия Булгакова не согласуется с православием. Это его учение, конечно, в более грубом виде … свойственно почти всем гностическим сектам, начиная с первых веков христианства ... через каббалистическо- оккультные традиции эти тенденции распространились и в России[34]. В дальнейшем это направление возобновилось в сочинениях Владимира Соловьёва и протоиерея Павла Флоренского. Поэтому теперь, когда стараются о распространении среди неискушенного русского читателя этого ложного неогностицизма, через засылку книг С. Булгакова или печатание трудов П. Флоренского… труд архиепископа Серафима является очень необходимым[35].
Софиология неоднократно осуждалась как иерархами русской православной церкви, так и соборами. Книга П. Флоренского "Столп и утверждение истины" была подвергнута критике со стороны видных православных богословов. Протоиерей Г. Флоровский считал, что в ней "имеется явный налёт богословской прелести". Архиепископ Серафим (Соболев) называл идеи Флоренского "языческими и гностическими бреднями". Архиепископ Антоний (Храповицкий) охарактеризовал трактат Флоренского как "хлыстовский бред". Осуждались и работы С. Булгакова. В.Н. Лосский: "Система С. Булгакова создана философской мыслью и творческим воображением ... Церковь знает Богочеловека, но "богочеловечество" ей неизвестно ... более того, она всегда боролась против таких идей". Архиепископ Серафим (Соболев) в работах "Новое учение о Софии, Премудрости Божией" и "Защита софианской ереси протоиереем С. Булгаковым перед лицом Архиерейского Собора" показал несовместимость основных положений софиологии с христианством. Прежде всего, он обратил внимание на то, что исходная идея софиологического учения – мысль о посредниках между Богом и миром, развивавшаяся в гностических системах, уже неоднократно осуждавшаяся церковью. Далее он отметил, что библейские тексты о Софии практически единогласно относились св. отцами не к какому-то отдельному существу, а к Слову, Второй Ипостаси Троицы. "В Ветхом и Новом Завете много свидетельств, указывающих, что Бог сотворил мир посредством своего Слова, Второй Ипостаси, Сына Божия. … Бог, говорил св. Афанасий, будучи отцом Слова, через Него всё творит. … (Ириней Лионский): Бог создал мир не при помощи каких-либо сторонних сил, хотя бы и ангельских, а Сам Собой, только при посредстве Своего Слова". "Церковь никогда не выделяла мысль или ум Божий в отдельную личность, по преимуществу под ней имелась в виду первая ипостась, иногда вторая ипостась, Слово Божие". Он указал, что в христианской теологии не признаются какие-либо промежуточные существа между Богом и созданным им миром. Архиепископ Серафим отклонил применение С. Булгаковым, с целью защиты софиологии, каббалы, "этого безобразного искажения богооткровенной истины", заметив, в частности, что "святоотеческий комментарий <cлов Бытия> "В начале …" совсем иной". Он указал и на отрицательную оценку отцами церкви учения Платона, использовавшегося С. Булгаковым для поддержки своей теории[36]. Впрочем, сходство между учением П. Флоренского - С. Булгакова и платонизмом/ каббалой он неоднократно отмечал. "Удивительно, насколько учение каббалы своим превратным отношением к Св. Писанию, своим представлением о посредниках между миром и Богом … наконец своей непонятностью похоже на учение С. Булгакова"[37].
Архиепископ Серафим заключил: "Учения Сергия Булгакова и Павла Флоренского о Софии нет ни в Священном Писании, ни у св. Отцов Церкви. Попытки Сергия Булгакова и Павла Флоренского обосновать своё учение ссылками на св. отцов беспочвенны и, кроме того, у Сергия Булгакова звучат весьма странно, вследствие его резко отрицательного отношения к святоотеческим авторам. ... Главное основание учения о Софии Сергия Булгакова и Павла Флоренского находится в гностической мысли о посредстве <между Богом и миром>. Она является ложной и таковым делает всё софийное учение Сергия Булгакова и Павла Флоренского. ... Софийное учение смешивается С. Булгаковым и П. Флоренским с православием, в результате чего получается догматический хаос. Впрочем, в этом хаосе настойчиво проводится, как самая главная, болезненная мысль, что София – это "Всё" и "Всё" – это София, которая на самом деле есть ничто – нелепая кощунственная фантазия древних гностиков, принявшая новую форму в учении Сергия Булгакова и Павла Флоренского...
Богословское учение Сергия Булгакова представляет собой ненормальное развитие богословской мысли и является тяжким грехом, пагубным для верующего. … Необходимо отвергнуть софиологическое учение Сергия Булгакова, Павла Флоренского и Владимира Соловьёва как еретическое и не имеющее ничего общего с православием. ... Это нужно сделать во исполнение слов Христа: "Мните, мир дал на землю. Нет, разделение", а также слов апостола Павла: "что общего у правды с ложью, у света с тьмою"".
В 1935 году софиология Булгакова была осуждена Архиерейским Собором Русской Православной Церкви за рубежом и указом Московской патриархии. В последнем постановлении условием принятия С. Булгакова в общение ставился отказ его от софиологии.
С. Булгаков не согласился со своими критиками. Он направил докладную записку митрополиту Евлогию, в чьём каноническом подчинении тогда находился, в которой приводил новые аргументы в защиту софиологии. Осуждение П. Флоренского он назвал "разительным", напомнив, что тот был священником, редактором "Богословского вестника", профессором Московской Духовной Академии и притом "пользовался особенным доверием ректора Феодора".
В своем ответе архиепископ Серафим отверг аргументацию С. Булгакова и указал, что "обвинять в том, что у нас во время революции и перед ней печатались еретические книги, посвящались в священники еретики надо ... всю жуткую эпоху русской жизни в последние десятилетия перед гибелью нашей Родины"[38].
Приложения
Указ Московской Патриархии митрополиту Литовскому и Виленскому Елевферию (24 августа 1935 года)
… Учение Булгакова 1) и по замыслу своему не церковно и не намерено считаться с учением и преданием Церкви, в некоторых же пунктах явно становится на сторону лжеучений, соборно осужденных Церковью 2) по содержанию своему вносит в понимание основных догматов веры столько своеобразного и произвольного, что напоминает скорее гностицизм, чем христианство, хотя и оперирует (как и гностицизм) привычными для христиан понятиями и терминами … 3) по возможным практическим выводам из него тем опаснее, чем оно привлекательнее кажущейся глубиной своих домыслов и общим своим вдумчиво-благоговейным тоном …
Определением своим от 24 августа 1935 года постановили:
I. Учение профессора протоиерея С. Булгакова своеобразным и произвольным (софианским) истолкованием часто искажающее догматы православной веры, в некоторых своих пунктах и прямо повторяющее лжеучения, уже соборно осужденные Церковью … признать учением, чуждым Святой Православной Христовой Церкви.
II. Православных Преосвященных Архиереев, клириков и мирян, имеющих неосторожность увлечься учением Булгакова и следовавших ему в своих поучениях, в письменных или печатных трудах, призвать к исправлению допущенных ошибок.
III … В случае возникновения дела о принятии протоиерея Булгакова в общение, поставить условием такого принятия, а равно и разрешения священнодействий, письменный отказ от своего софианского истолкования догматов веры.
Заместитель патриаршего местоблюстителя
Сергий, митрополит Московский
Определение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви за рубежом (3/ 16 окт. – 24 окт./ 7 ноября 1935 г.)
… Собором было принято следующее определение:
1. Признать учение протоиерея Сергия Булгакова о Софии, Премудрости Божией еретическим.
2. Сообщить о настоящем определении Собора митрополиту Евлогию с просьбой сделать увещевание протоиерею Сергию Булгакову на предмет побуждения его к публичному отречению от своего еретического учения о Софии, Премудрости Божией.
3. В случае нераскаяния протоиерея Сергия Булгакова состоявшееся определение Собора об осуждении софийной ереси довести до глав всех автокефальных Церквей.
4. Дальнейшее опровержение лжеучения протоиерея Сергия Булгакова поручить преосвященному Берлинскому Тихону, преосвященному Шанхайскому Иоанну (Максимовичу), преосвященному Хайларскому Дмитрию и члену Всероссийского собора графу П.М. Граббе.
В 1911- 12 гг. в среде русских монахов на Афоне распространилось утверждение "в имени Иисуса сам Господь содержится", получившее название имябожничества.
Это утверждение, созвучное теории имён Аэция и Евномия[39], было высказано в книге "На горах Кавказа", написанной монахом Иларионом в 1907 году, переизданной в 1910 году. Заметить его в книге из 409 страниц формата А4, наполненных бессодержательными речами, "многоглаголанием и фразёрством"[40], было непросто. Но почему-то оно стало популярным в русской монашеской общины Афона (Андреевский скит). Активно пропагандировал книгу Илариона и имябожничество иеромонах Антоний (Булатович), бывший ротмистр лейб-гвардии гусарского полка. Попытки игумена образумить монахов привели в январе 1912 г. к бунту, во время которого игумен был изгнан. Администрация Афона объявила отлучение иноков Андреевского монастыря до рассмотрения дела в Константинополе. В сентябре 1912 г. на Афон пришла грамота от патриарха Иоакима III, в которой имябожничество называлось "бессмысленным и богохульным учением", а чтение книги Илариона запрещалось. В феврале 1913 г. грамота с осуждением имябожничества пришла на Афон от нового патриарха, Германа V. Очередная грамота в апреле 1913 г. от константинопольского патриарха осуждала учение имябожников со ссылкой на заключение богословской школы в Халхе.
Тем временем, в России архиепископ Антоний (Храповицкий), ознакомившись в октябре 1912 г. с книгой Илариона, направил в редакцию "Русского инока" письмо, в котором назвал взгляды автора "прелестью, весьма сходной с хлыстовщиной".
В 1913 г. активист имябожничества Булатович написал книгу "Апология во имя Божие и во имя Иисуса". Приехав в Петербург, он решил поискать союзников среди прогрессивной интеллигенции и не ошибся. Либеральные издания охотно поддержали имябожничество. П. Флоренский написал предисловие (впрочем, анонимное) к книге Булатовича. На защиту имябожников встал кружок издательства "Путь", где Флоренский был одним из лидеров.
Архиепископы Антоний (Храповицкий), Никон (Рождественский) и другие иерархи церкви продолжали критиковать имябожничество: "Имена Божии следует почитать наравне с крестом и иконами, а не как самого Бога. … Суеверное учение о магическом значении имени Божьего сближает Булатовича с жидами-каббалистами … он охотно подкрепляет свое суесловие нелепым учением каббалы на странице 99 и 100 своей книги … назвать это лжеучение ересью, значит оказать ему слишком большую честь, так как это просто хлыстовский сумасшедший бред"[41]. Архиепископ Антоний отметил, что главной причиной поддержки книги Иллариона жёлтой прессой и "прогрессивной общественностью" являлось её сектантство: "Конечно, если бы схимонах Иларион не выдумывал догматов, то его книга не распространялась бы так широко и имя его не повторялось бы столькими устами, но утешительно ли разделять известность Ария и Евномия? Впрочем, те учили хоть и ложным догматам, но всё-таки осмысленным, а Иларион и Булатович выставили мысль, которая подобна бреду сумасшедших, как справедливо определил их учение вселенский патриарх и его синод". Богословы приводили аргументы, уже использовавшиеся во время полемики против Аэция- Евномия. "Бытие – не одно и то же с наименованием" (Григорий Нисский). "Бог не имя" (Иустин, Иоанн Дамаскин).
Послание Синода от 18 мая 1913 года осудило имябожничество: "Появившееся в последнее время и смутившее многих православных монахов и мирян учение схимника Иллариона … было предметом рассмотрения в Св. Синоде … единогласно присоединились к осуждению, тем более, что выводы совпадают с решением вселенского патриарха и его Синода". Послание заканчивалось резолюцией: "Книгу "На горах Кавказа" и "Апологию" о. Булатовича из обращения среди братии монастыря изъять и чтение их воспретить".
Поскольку конфликт в монастыре мирно разрешить не удалось, в июне 1913 года на Афон был отправлен военный корабль и моряки силой погрузили на него отбивавшихся монахов. Они были доставлены в Россию. Этот инцидент также вызвал негодование либеральной прессы и "прогрессивной общественности" сокрушавшейся на сей раз о "нетерпимом отсутствии свободомыслия в православной церкви". Н. Бердяев в августе 1913 года в газете "Русская молва" написал статью "Гасители духа" с критикой действий Синода в деле "имябожников".
Защитники имябожничества, после его осуждения Синодом, перенесли, "по примеру византийских еретиков" (м. Сергий (Страгородский)), интриги в сферы двора. Они нашли там покровителей; получили аудиенцию у Николая II. В 1914 году под нажимом обер- прокурора Саблера Московская Синодальная контора вынесла благоприятное для имябожников решение (из-за сопротивления ряда иерархов решение не было опубликовано). Архиепископ Арсений (Стадницкий) писал об этом вмешательстве правительства в вопросы догматики так: "мы сами сдали свои позиции и за нас теперь другие думают и делают, что хотят и как хотят. Большего рабства для церкви и представить нельзя. Мы спим, бездействуем, а Карлычи (Саблер) и Распутины делают, что хотят".
Теологические дискуссии и политические интриги вокруг "имябожия" прервала революция. Однако его идеи имели продолжение. Они оказали влияние на философию П. Флоренского. Аргументы типа "имя Бога есть энергия Бога, а энергия Бога есть сам Бог" использовал в своём развитии софиологии С. Булгаков. При этом "имябожники", как ни странно, пытались ссылаться на позицию Паламы в дискуссии с Варлаамом – тогда как именно Палама учил о различии между познаваемыми энергиями и непознаваемой сутью Бога,что отмечал архиепископ Серафим (Соболев): "Остается удивляться, каким образом Сергий Булгаков ссылается на св. Г. Паламу, очевидно, и не подозревая, что его сторонники в учении об энергии Божией как раз противники св. Паламы"[42].
В 1922 году в Москве образовался кружок имябожников, включавший философов-платоников П. Флоренского, А. Лосева, математика Дм. Егорова, преподавателя математика Н. Бухгольца и других.
Философ А. Лосев был приверженцем "имябожия", даже утверждал, что "похуление имени Божьего непризнанием имяславческого учения это и есть снятие печати, которой был запечатан сатана". В оправдание этого высказывания Лосева можно было бы сказать, что он сделал его на допросе у следователя. Однако бессодержательные высказывания были характерны для всего творчества Лосева, особенно когда он считал возможным говорить о слабо знакомых ему предметах – физике, математике. О творчестве Лосева видный современный специалист в области оснований математики выразился так: "Не знаю, что сделал Лосев в философии, но то, что он писал о математике – это просто бред". Впрочем, напыщенный и одновременно пустозвонный стиль приведённого выше высказывания Лосева об имяславии/ имябожии более характерен для Флоренского, его старшего коллеги.
В 1930-х гг. отповедь новым попыткам пропаганды имябожничества в церкви, в т.ч. со стороны епископа Вениамина (Федченкова), дал митрополит Сергий (Страгородский).
Имябожничество, несмотря на своё несколько неожиданное[43] появление, не было изолированным событием. Оно было связано с популяризацией платонизма и софиологии в России того периода. Его поддерживали философы, симпатизировавшие платонизму и софиологии: Флоренский, Булгаков, Лосев, ..., что отмечал м. Сергий (Страгородский): "… азарт, с которым ухватились за имябожничество наши философы- платоники …". Утверждение имябожников – "имя Бога выражает его сущность" – было близко к платоновской теории проекции идей на физический мир, означавшей, что идея (истинное имя) объекта выражает собой его сущность. Аэций и Евномий, предшественники имябожничества, также находились под влиянием платонизма, что отмечал Григорий Нисский: "Евномий хотел сделать догматами церкви философию Платона".
Поддержка имябожничества в наше время
В 2002 году вышла большая двухтомная монография еп. Илариона (Алфеева) "Священная тайна церкви", в которой рассматривалась проблема имябожничества. Несмотря на обилие приложенного к ней документального материала, книга имела пропагандистский характер. О позиции и симпатиях её автора лучше всего говорили приёмы цитирования и комментирования им документов, аналогичные методам манипулирования сознанием, используемым нынешними жёлтыми СМИ. Так, в приводимых фрагментах биографии архиепископа Антония (Храповицкого), Алфеев не допускал прямых подтасовок, но несколько раз ненавязчиво подчёркивал: слишком образован был архиепископ, в трёх академиях преподавал[44], да ещё, вдобавок "был воспитан в традициях русской академической науки, впитавшей дух латинской схоластики и протестантского рационализма"[45]. "Чересчур образованному" архиепископу Антонию противопоставлялись простецы-монахи, "выбирающие сердцем". Излагая биографию другого противника имябожничества, архиепископа Никона (Рождественского), Алфеев тоже вроде бы не допускал прямой лжи – но вдруг ни с того ни с сего осведомлял читателя, что "антииудейская направленность является характерной особенностью многих публикаций Никона" (стр. 490- 93). Видимо, таким, довольно топорным способом, автор подавал сигнал прогрессивной общественности: архиепископ Никон – черносотенец-антисемит; "не наш человек".
В своей книге Алфеев многократно и с явной симпатией упоминал видных адептов имябожничества Флоренского и Булгакова, осуждавшихся православными иерархами за пропаганду софиологической ереси. К этим прогрессивным мыслителям он мог бы смело прибавить Владимира Соловьева. Хотя философ В. Соловьев не дожил до появления имябожничества, но нет никаких сомнений, что он стал бы самым горячим его защитником – тем более, что по бессмысленности оно вряд ли много уступало развивавшейся Соловьевым софиологии – "подобное притягивается подобным". Ещё увереннее к защитникам имябожничества можно было бы отнести академика Сахарова, Межрегиональную депутатскую группу и вообще всю мировую либеральную общественность. Хотя они, конечно, никогда и ничего не слышали об имябожии, софиологии и т.д., но нет никаких сомнений, что они тоже стали бы, при случае, самым горячими защитниками этих религиозных лжеучений – как и любых других. Впрочем, в труде еп. Илариона (Алфеева) академик Сахаров, "совесть мировой демократической общественности", почему-то так и не был упомянут; во всяком случае, нигде на видном месте его нет – странное упущение.
В общем, по позиции автора, по приёмам подачи им материала, а также по стилю изложения и объёму книги можно сделать вывод, что еп. Иларион (Алфеев), доктор богословия и доктор философии, является достойным преемником таких выдающихся деятелей российской теологической мысли как Феофан Прокопович, Владимир Соловьев, А.И. Введенский и Глеб Якунин.
Что касается утверждения автора о существовании в христианстве неких "священных тайн", передававшихся через посвящённых, то оно встречалось ещё в гностицизме, с которым, кстати, имябожие и близкая к нему софиология тесно связаны. "Они (гностики) говорят что Христос тайно передавал свое учение апостолам, требовал чтобы те тоже передавали самое важное тайно" ( Ириней Лионский). Похожие представления имеются и в каббале, согласно которой Бог дал Моисею тайные наставления, передававшиеся потом посвящёнными устно. Такие идеи ещё св. Ириней называл "превратными истолкованиями и неблагонамеренными изъяснениями".
[1] Мочульский К. "Владимир Соловьев", Париж, 1936 г.
[2] известный физик
[3] Мочульский К. "Владимир Соловьев…".
[4] там же, стр. 148
[5] Мочульский К. "Владимир Соловьев", Париж, 1936 г.
[6] Философ, в процессе работы над софиологией, иногда впадал в состояние медиумического транса и писал как бы под диктовку своей "подруги"- Софии.
[7] Владимир Соловьев в ранний период своей деятельности пытался заигрывать со славянофилами, однако позже разошелся с ними. Так, К. Леонтьев "первым заговорил, что путь Владимира Соловьева ведёт к пропасти, что в его религиозной теократии есть какая-то зловещая ложь".
[8] В 1889 году, вернувшись в Россию, Владимир Соловьев говорил: "мои друзья иезуиты сильно ругают меня за вольнодумство, мечтательность и мистицизм". Позже католический журнал Irenikon присоединился к данной русской православной церковью оценке софиологии как ереси.
[9] Митрополит Антоний Храповицкий (1863 - 1936 гг.) был одним из кандидатов на пост патриарха в 1917 г.; получил большинство при голосовании. Позже возглавлял Русскую Православную Церковь за рубежом, был председателем её Архиерейского Синода.
[10] Никон (Рклицкий), еп. "Жизнеописание митрополита Антония", т.14, 1958 г.
Картина "нового мышления", нарисованная м. Антонием, без сомнения, хорошо знакома многим. Кстати, одним из признаков приближения сходной эпохи в 1980-х гг. была публикация монографии философа-платоника А. Лосева, посвященной восхвалению Владимира Соловьева.
[11] Из предисловия к переизданию труда а. Серафима (Соболева) "Новое учение о Софии, Премудрости Божией", София, 1935 г., Джорданвилль, 1993 г.
[12] Мочульский К. "Андрей Белый", Имка-Пресс, Париж, 1955 г.
[13] Потомок известного деятеля времен Петра I П. Шафирова, и т.о. (дальний) родственник как теософки Е.П. Блаватской, так и её двоюродного брата С.Ю. Витте.
[14] Распространение в начале XX века в России всевозможных психопатологий получило, в среде их адептов, название "зари новой эры". "Появилась новая порода людей: "видящие", между ними завязывались таинственные нити, основывались братства, вырабатывался особый тайный язык. Это посвящённые, хранящие особое откровение, предчувствующие, что "заря" означает начало новой эры в истории человечества" (К. Мочульский).
[15] Мочульский К. "Андрей Белый", Имка-Пресс, Париж, 1955 г.
Ср. также: "Становится все более очевидным что т.н. серебряный век, о котором с придыханием говорит российская интеллигенция, породил откровенно антихристианское течение в литературе (Брюсов, Мережковский, Белый, Блок, Гумилев, …)" (Брачев В. "Масоны и власть в России", СПб, 2000 г.).
[16] Богомолов Н.А. "Русская литература начала XX в. и оккультизм", М., 2000 г.
[17] Этот парадокс легко разрешить, если вспомнить, что теория Природы, развитая в XI веке в Шартрской школе, являлась переформулировкой теория Мировой Души платонизма. Тьерри из Шартра (XI в.), например, представлял Природу так: "Некоторые называют это законом природы, другие – Природой, третьи – мировой Душой, также естественной справедливостью, судьбой, Паркой, разумом Бога". В работе Германа из Каринтии, близкого к Тьерри, Природа также соответствовала Мировой Душе, "главенствовала надо всеми процессами в мире и историей человечества".
[18] Мочульский К. "Александр Блок", Париж, 1948 г.
[19] См. например, восторженные отзывы о Соловьеве и Ко современного церковного публициста дьякона Кураева, расстриженного священника-"демократа" Г. Якунина, д.ф.-м.н. С. Хоружего, видного иерарха РПЦ Илариона (Алфеева) и других.
[20] Оценка Г. Плеханова. См. также высказывание С. Булгакова: "Всю свою сознательную жизнь до первой революции я был непримиримым врагом самодержавия, я его ненавидел, презирал".
[21] хохма – "премудрость"; вторая из трёх высших сефир каббалы
[22] Так, о стихах декадента- символиста А. Белого "Золото в лазури" Флоренский написал автору: "С некоторых ваших вещей можно богослужение совершать". (Золото в лазури – популярный мистический символ; трактуемый в т.ч. как Солнце в небе).
[23] Фудель С.И. "Об о. Павле Флоренском", Имка-Пресс, 1988 г.
[24] Флоренский П., "Пифагоровы числа", 1922 г.
[25] Фудель С.И. "Об о. Павле Флоренском", Имка-Пресс, 1988 г.
[26] там же
[27] Волков С. "Последние у Троицы", М.-СПб, 1995 г.
[28] Гайденко П. "Владимир Соловьев и философия серебряного века", М., 2001 г.
[29] Мочульский К. "Андрей Белый", Имка-Пресс, Париж, 1955 г.
[30] Мочульский К. "Александр Блок", Париж, 1948 г.
[31] там же
[32] . Мочульский К. "Андрей Белый", Имка-Пресс, Париж, 1955 г.
[33] Речь идет о засылке в Россию в начале "перестройки" напечатанных за рубежом еретических сочинений С. Булгакова и П. Флоренского.
[34] имеется в виду распространение оккультизма в России в XVIII - XIX вв.
[35] Из предисловия к переизданию труда а. Серафима (Соболева) "Новое учение о Софии, Премудрости Божией", София, 1935 г., Джорданвилль, 1993 г.
[36] "Между учением Платона и учением христианства нет ничего общего" (архиепископ Макарий, "Догматическое богословие").
[37] Серафим (Соболев), архиепископ "Протоиерей Сергий Булгаков как толкователь Св.Писания", София, 1936 г.
Серафим (Соболев), архиепископ "Защита софианской ереси протоиереем Сергием Булгаковым перед лицом Архиерейского Собора", София, 1937 г.
[38] Серафим (Соболев), архиепископ "Защита софианской ереси протоиереем Сергием Булгаковым перед лицом Архиерейского Собора", София, 1937 г.
[39] По теории имён ариан Аэция и Евномия (IV в.) истинное имя выражало сущность предмета.
[40] Характеристика книги Илариона в рецензии афонского инока Хрисанфа.
[41] "Святое православие и имябожеская ересь", Харьков, 1916 г.
[42] Серафим (Соболев), архиепископ "Протоиерей Сергий Булгаков как толкователь Св. Писания", София, 1936 г.; "Защита софианской ереси протоиереем Сергием Булгаковым перед лицом Архиерейского Собора", София, 1937 г.
[43] "… великое искушение, столь нежданно явившееся для всего православного мира вокруг святейшего имени Божьего …" (а. Никон).
[44] Хотя, как известно, именно епископам, которым позволяется выносить решения по догматическим вопросам, следует быть весьма образованными.
[45] Высказывание автора (Алфеева) о "латинской схоластике и протестантском рационализме" даёт основание предположить, что он, скорее всего, не имеет понятия, насколько рациональным было именно латинское богословие, особенно представленное иезуитами, в Ratio studiorum коллегий которых входило преподавание логики и математики. И наоборот, для множества протестантских сект был характерен как раз не рационализм, а хилиазм, визионерство и прочая "мистика".