Последняя речь Робеспьера

8 термидора, Национальный Конвент

Робеспьер часто предстаёт в исторических сочинениях организатором кровавого террора во Франции, от которого республику спас лишь переворот 9 термидора. Между тем, события, предшествующие термидору, показывали, что Робеспьер к тому времени уже фактически лишился политической власти, а группа его сторонников в Комитете национального спасения (революционном правительстве) оказалась изолированной. Настроение обречённости и ощущения приближающегося краха отразила и последняя речь Робеспьера в Национальном Конвенте…

Они называют меня тираном. Если бы я был им, они бы ползали у моих ног, я бы осыпал их золотом, я бы обеспечил им право совершать преступления и они были бы благодарны мне! Если бы я был им, то монархи, которых мы победили, не только не доносили бы на меня, а предлагали бы мне свою преступную поддержку; я вступил бы с ними в сделку…

И какая жестокая насмешка выставлять тиранами граждан, которых всегда старались уничтожить! Все мошенники оскорбляют меня; самые законные поступки других являются для меня преступлением; как только человек знакомится со мной, на него клевещут…

Развивая обвинение в тирании, стали взваливать на меня все несправедливости, всякую вину или всякого рода строгости, требуемые для спасения родины. Дворянам говорили: это только он один изгнал вас; в то же самое время патриотам говорили: он хочет спасти дворян; священникам говорили: только он один преследует вас; без него вы жили бы мирно; фанатикам говорили: это он разрушает религию; преследуемым патриотам говорили: это он приказал, или не хочет помешать этому. Всех жалобщиков отсылали ко мне, говоря: ваша судьба зависит от него одного. Люди, укрывшиеся в общественных местах, распространяли ежедневно эту клевету; они бывали на заседаниях Революционного трибунала, они говорили: вот осужденные, кто в этом виноват? Робеспьер… Одни клеветали, другие подготовляли предлоги для клеветы. Но как презренны их средства! Судите по одному факту. Я был уполномочен временно, в отсутствии одного из моих коллег, иметь надзор за бюро общей полиции, недавно и плохо еще организованным при Комитете общественного спасения. Мое кратковременное управление ограничилось тридцатью постановлениями, либо освободившими преследуемых патриотов, либо оградившими нас от нескольких врагов революции. И что же! Мое управление общественной полицией послужило предлогом, чтобы на мою голову взвалили ответственность за все действия Комитета общественной безопасности, за ошибки всех властей, за преступления всех моих врагов! Нет, может быть, ни одного арестованного лица, ни одного обиженного гражданина, которому бы не говорили обо мне: вот виновник твоих несчастий, ты станешь счастливым и свободным, если он перестанет существовать. Что бы там ни было, вот уже не менее шести недель, как окончилась моя "диктатура" и я не имею никакого влияния на правительство. Патриотизм теперь лучше защищен? Клики стали слабее? Родина стала счастливее? Я желаю этого. Но мое влияние во все времена ограничивалось только защитой дела родины перед национальным представительством и перед судом общественного разума…

В чьих руках находятся сейчас армии, финансы, внутреннее управление республики? В руках преследующей меня коалиции… но им мало того, чтобы неудобный или бдительный человек, отчаявшись в своей пользе, удалился; одно его существование является для них предметом страха и они задумали отнять у него право защищать народ вместе с жизнью...

О, я без сожаления покину жизнь! У меня есть опыт прошлого, и я вижу будущее! Зачем оставаться жить при таком порядке вещей, когда интрига постоянно торжествует над правдой, когда справедливость есть ложь, когда самые низкие страсти, самые нелепые страхи занимают в сердцах место интересов человечества? Как перенести мучения от вида этих предателей, из которых кто более, а кто менее ловко скрывает свои мерзкие души под покровом доблести или дружбы - но все они поставят потомство в затруднение решить вопрос, кто из врагов моей страны был самым подлым или самым жестоким.

Некоторое время тому назад я обещал оставить притеснителям народа страшное завещание. Я завещаю им ужасную правду и смерть!