Макарий Петрович, его время и его "Логика Теоретическая"
Макарий Петрович (1733- 65 гг.), преподаватель, заведующий учебной частью (префект) Славяно-Греко-Латинской академии в Москве, затем ректор и учитель богословия Тверской духовной семинарии, был автором первого учебника по логике на русском языке, составленного им по курсу своих лекций. Учебник Макария появился на свет годом раньше первого печатного издания перевода на русский язык "Логики" Баумейстера (1760 г.), ставшего стандартным пособием по преподаванию логики в высших учебных заведениях России XVIII - XIX вв. Хотя учебник Макария не был в его время напечатан, он выгодно отличался от книги Баумейстера более ясным стилем изложения и лучшим пониманием предмета.
1. Биография[1].
Будущий префект московской Славяно-Греко-Латинской академии, ректор Тверской духовой семинарии и автор "Логики Теоретической" родился в 1733 году в Темешваре[2], расположенном на юго-востоке тогдашней Австрийской империи.
Город Темешвар лишь в 1718 году был освобождён от владычества турок. До этого он около полутора столетий принадлежал Османской империи, являясь центром Темешварского эйалета (провинции). В 1716 году австрийские войска под командованием знаменитого полководца Евгения Савойского освободили Темешвар, а вскоре и Белград. По заключённому в 1718 году мирному договору османы потеряли ряд оккупировавшихся ими долгое время южнославянских и венгерских земель, включая и Темешвар. Однако этот регион продолжал оставаться пограничным между владениями христианской Австрийской и мусульманской Османской империй. Через 20 лет, по Белградскому миру 1737 года, заключённому после неудачных для австрийцев сражений в их очередной войне с турками, Османская империя вновь оккупировала часть освобождённых ранее от её власти южнославянских областей, включая Белград, находившийся всего в полутораста километрах от Темешвара, оставшегося у Австрии.
До завоевания османами Темешварский банат (княжество) входил в королевство Венгрия, а в самом городе некоторое время располагалась резиденция знаменитого венгерского воеводы Яноша Хуньяди (1407- 56 гг.), отца короля Матиаша Корвина. На юге этот регион примыкал в то время к землям сербов, на востоке и юго-востоке – к Трансильвании и Валахии, и там жили, венгры, волохи, сербы и другие народы, соотношение численности которых довольно существенно менялось в разные исторические периоды из-за вызванных войнами миграций.
В кратких биографических заметках XVIII - XIX вв. о Макарии Петровиче он назывался "сербом", или "прибывшим из Сербии".
Территория сербского королевства даже во время его максимального расширения при короле Стефане Душане (правление 1331- 55 гг.) далеко не доходила до Темешвара, принадлежавшего тогда Венгрии. Однако поражение сербской армии от османов в 1459 году и последующее включение сербских земель в Османскую империю повлекли за собой массовое бегство местного населения на север, в Венгрию. В результате значительно возросла и численность сербского населения Темешварского баната. В дальнейшем неоднократные восстания сербов, оказавшихся под властью османов, равно как и сражения европейских войск против османов на бывших сербских землях, вызывали новые переселения сербов, а захват османами венгерских областей (в том числе Темешвара в 1552 году) – бегство местного населения дальше на север, запад, восток.
Итак, хотя Темешвар и не входил в исторические земли сербов, но сербское происхождение Макария, по сообщениям источникам родившегося там, вполне возможно. Однако среди его родственников, вероятно, имелись и волохи, о чём можно судить по тому факту, что в своём дневнике он нескольких фраз написал на валашском языке (на словенско-сербском таких фраз нет). Волохов в области Темешвара было в XVIII веке примерно в 1,2 раза больше чем переселенцев-сербов[3].
Краткая заметка о Макарии хорошо знавшего его по Славяно-Греко-Латинской академии и по Тверской духовной семинарии епископа Гавриила начинается с фразы: "Приехал из Сербии, изменив веру, в Киев". В более поздних биографиях Макария он назывался "сыном священника".
Государственной религией в сербских (и близких к ним валашских) землях XIV - XV вв. было православие. Венгрия и Австрии, куда в XV - XVIII вв. массово перебирались сербы, являлись католическими странами, однако вынужденным переселенцам-беженцам даровалось право исповедования своей веры. Например, после т.н. Великого переселения сербов 1690 года, происшедшего вслед за крупным поражением имперских войск, когда в Австрию бежало несколько десятков тысяч сербов во главе с патриархом Арсением, император Леопольд I издал "Invitatoria" ("Приглашение"), призывавшее сербов принять участие в защите Австрийской империи от османов и дававшее за это право свободного исповедания православия. Эти привилегии неоднократно подтверждались последующими австрийскими императорами. Поэтому сербский (или валашский) священник в Темешваре того времени почти наверняка был православным.
Вместе с тем, католическая церковь Австрии постоянно вела, при поддержке правительства, пропаганду среди новоприбывших – и мирян и священников – за присоединение к римской церкви или к унии. "Униатская пропаганда между сербами, населяющими южную Венгрию, Славонию с Сремом и Темешварский банат, начата была тотчас же, как эти области были завоеваны у турок"[4]. С начала 1740-х годов, после прихода к власти императрицы Марии-Терезии, униатская пропаганда и давление на православных усилились. Эта деятельность была небезуспешной. "Источники свидетельствуют о целом ряде случаев принятия унии сербскими православными епископами"[5]. Такие случаи не были массовыми – впрочем, не из-за высокой нравственности или стойкости в вере оказавшихся в Австрии сербских князей церкви, которые, получив от правительства имения, жалованье и титулы неплохо вписались в общественно-политическую систему империи[6], а из-за протестов простого народа[7], за счёт поборов с которого, не слишком стесняясь в средствах[8], тогда жили и простые священники, и иерархи. Тем не менее, вполне возможно, что фраза в жизнеописании Макария – "приехал… изменив веру" – означает, что он был сыном униатского или перешедшего в католичество сербского священника.
Другим вариантом истолкования этой фразы является предположение о смене конфессии Макарием при поступлении в какое-то учебное заведение Австрии, которые в своём большинстве тогда были католическими и возглавлялись иезуитами. Ввиду крайне скудности информации о его жизни до приезда в Россию, следует рассмотреть общую ситуацию в области образования у австрийских сербов в 1-й половине XVIII века.
Руководство общинами сербов, образовавшихся в результате вызванных войной переселений на венгерско-австрийских землях, перешло к епископам и митрополитам, решавшим не только церковные, но и светские вопросы, а также представлявшим интересы сербов перед правительством. Они проявляли определённую заботу об устройстве школ. На народном саборе 1726 года было принято решение, чтобы каждый епископ в своей епархии открывал школы, а по предложению светских депутатов сабора 1731 г. в текст клятвы митрополита было введено требование "о школах чрезвычайное попечение иметь"[9]. Карловацкий митрополит[10] Мойсей Петрович (1726- 30 гг.) добился у австрийского правительства разрешения сербам устраивать средние и низшие учебные заведения, сам основал словено-латинскую школу, пригласив из России двух учителей – братьев Максима и Петра Суворовых, выпускников московской Славяно-Греко-Латинской академии. Мойсей писал в своём завещании: "без учения многими чужими языками порабощены останемся". Школа Суворова проработала недолго, всего два года, но уже преемник Мойсея митрополит Викентий Йованович (1731- 37 гг.) организовал новые школы – в Карловце, Белграде и других городах, причём ведущие учителя для них были приглашены из Киево-Могилянской академии. В самой продвинутой из них, шестиклассной словено-латинской школе в Карловцах, ученики изучали славянскую, латинскую грамматики, поэтику, риторику. Епископ Бачский Виссарион Павлович (1731- 56 гг.) организовал в 1730-х гг. в Петроварадине (Нови-Сад) словено-латинскую школу, префектом которой стал выпускник Киево-Могилянской академии Дионисий Новакович. Митрополит Павел Ненадович (1749- 68 гг.) завел при всех церквях братства (скупштины), которые заботились и о школах; организовал "школьный фонд", на взносы от клира и народа.
На территории, где проживали сербские переселенцы, часто доставлялись русские книги. Так, в 1724 году по просьбе Мойсея Петровича и при содействии сербского купца и дипломата на русской службе Саввы Владиславича-Рагузинского[11] Синод РПЦ отправил в Карловцы для сербских школ 400 экземпляров "Букваря" Феофана Прокоповича и 70 "Грамматик" Мелетия Смотрицкого. Книги – учебные, светские и церковные – привозили с собой прибывавшие из Киева и Москвы учителя сербских школ, путешествовавшие в Россию сербские монахи и священники.
Таким образом, в 1-й половине XVIII века сербская молодёжь на австрийских землях имела возможность как получить школьное образование в объёме знания словенской и латинской грамматик, так и ближе познакомиться с русским языком и культурой по книгам. В биографии Макария, составленной м. Евгением (Болховитиновым), сказано, что он "получил начальное образование в Темешваре".
Для тех, кто желал продолжать обучение, было два пути. Первый – добиться принятия в какое-либо среднее учебное заведение Австрийской империи. Именно так поступил, например, старший современник Макария Йован Раич (1726 - 1801 гг.), впоследствии видный сербский писатель и историк, поступивший после окончания Карловацкой словено-латинской школы в иезуитскую коллегию в городе Коморан (позже, в 1752 году он поступил ещё и в Киево-Могилянскую академию, где, скорее всего, встречался с Макарием, обучавшемся там в 1751- 53 гг.). Обучение в иезуитских коллегиях, являвшихся в те годы наиболее продвинутыми средними образовательными учреждениями Европы, требовало, однако, от православных принятия унии. Впрочем, потом можно было вернуться к прежней конфессии, как многие и поступали. Другой путь продолжения образования, возможный для православных сербов Австрийской империи того времени, заключался в переезде в Россию и поступлении в какое-либо российское учебное заведение.
В XV - XVIII вв. не только государства Южной и Центральной Европы вели ожесточённую борьбу против наступавшей на них под зелёным знаменем ислама Османской империи. Московским царям также приходилось то и дело отражать набеги орд крымских татар, вассалов османов, грабивших русские города и селения, угонявших в рабство людей. В 1687 и 1689 гг. русская армия под командованием В.В. Голицына совершила походы в Крым; впрочем, не слишком удачные. Но в 1695- 96 гг., вскоре после разгрома турок под Веной в 1693 году польско-австрийской армией под командованием короля Яна III Собеского, русские войска штурмовали и захватили Азов – крепость, ранее заложенную турками в устье Дона. Всё это по сути это означало присоединение России к образовавшейся в 1684 году Священной лиге – военному союзу христианских государств Австрии, Польши и Венеции – направленному против Османской империи. Хотя в 1711 году, из-за неудачного Прутского похода Петра I, Азов пришлось вернуть туркам, но в дальнейшем Россия последовательно освобождала от власти османов одну территорию за другой. Так, во второй половине 1730-х гг., когда война возобновилась, русские, в отличие от терпевших неудачи австрийцев, вновь взяли Азов, освободили Очаков, находившийся под турецкой оккупацией, разбили войска хана в Крыму на реке Салгир, нанесли поражение османской армии и заняли Хотин и Яссы. В дальнейшем победные походы русских армий привели к освобождению от татарско-турецкого ига Крыма, Кубани, Украины, части Молдавии и Валахии.
В XV - XVIII вв. южные славяне – и оставшиеся на оккупированных османами территориях, и переселившиеся в соседние страны – неоднократно посещали Россию, население которой было близко им этнически, конфессионально, культурно, в том числе по языку. Некоторые поступали на русскую службу, военную или гражданскую, и даже достигали там иногда относительно высокого положения. Так сербский купец Савва Лукич Владиславич из Рагузы (1669 - 1738 гг.) выполнял сначала поручения русских посланников в Константинополе, потом стал советником Петра I по балканским делам, получил от него титул графа; в 1725- 27 г. возглавил российскую дипломатическую миссию в Китай; после возвращения в Петербург был награждён орденом Александра Невского и произведён в действительные статские советники. Серб Фёдор Иванов Янкович де Мириево (1741 - 1814 гг.) из Каменице-Сремской близ Петроварадина, выпускник Венского университета, переехал в 1782 году в Россию, где принял активное участие в реформе школьного образования, начатой по инициативе Екатерины II. Он стал экспертом комиссии народных училищ, образованной в том же году, работал директором народных училищ Санкт-Петербургской губернии, возглавлял учительскую семинарию; написал около 10 учебников и пособий для школ по разным предметам; был награждён орденом Владимира и произведён в действительные статские советники. Южнославянские монахи и священники посещали в России знаменитые церкви, получали в дар религиозные книги, кресты, одежду, деньги; иногда даже принимали участие в решении местных религиозных вопросов. Так, например, в 1654- 55 гг. Печский патриарх участвовал в обсуждении в Москве актуального тогда вопроса об исправлении богослужебных книг. Наконец, южные славяне приезжали в Россию для получения образования – либо по направлению церковных властей, либо по собственной инициативе. Например, Дионисий Новакович (1705- 67 гг.) в 1725 году был направлен, как иеродиакон Савина монастыря, в Киево-Могилянскую академию, где прошёл полный 12-летний курс и после возвращения получил должность префекта словено-латинской школы в Петроварадине (Нови-Сад). Позже он стал епископом Будимским; написал несколько работ по философии и богословию. Йован Раич (1726 - 1801 гг.) из Сремски-Карловци после окончания иезуитской гимназии в Коморане и учёбы в протестантской школе в Шопроне (Оденбург), в течение четырёх лет (1752- 56 гг.) изучал богословие в Киево-Могилянской академии. После возвращения он некоторое время преподавал в Сремски-Карловцах и Нови-Саде, а потом стал архимандритом Ковильского монастыря. Он написал исторический труд «История разных словенских народов, преимущественно болгар, хорватов и сербов, из тьмы забвения изъятая» (Исторія разныхъ славенскихъ народовъ, наипаче болгаръ, хорватовъ и сербовъ, изъ тмы забвенія изятая)[12]; написал также поэму «Битва змея с орлом» (Бој змаја с орлови), посвященную войне России и Австрии с турками. Тогдашние церковные власти сербских общин – и в Австрии и в Турции – проявляли определённую заботу о получении своими прихожанами образования в России. Так, в 1736 году митрополит Карловацкий Викентий Йованович просил архиепископа Новгородского исходатайствовать у императрицы, чтобы «…сербы миряне принимаемы были для обучения в военные школы, духовные же в училищные монастыри». Тогда же патриарх Печский Арсений IV просил выхлопотать у императрицы позволение держать по 24 ученика из сербов в училищах русских, особенно в гимназии при Академии наук и в кадетском корпусе. По подсчётам историков, в Киево-Могилянской академии с 1721 по 1762 г. обучалось 28 сербов[13]; а среди 590 московских гимназистов в 1751- 58 гг. было 93 иностранца, в т.ч. из южных славян. Когда в 1775 году при Артиллерийском и инженерном шляхетском корпусе была учреждена гимназия, то по её уставу туда могли принимать и юношей "из народов, находящихся под владычеством Турции, независимо от происхождения, детей вольных и честных родителей". В 1775- 76 гг. в гимназию прибыли для обучения сербы, черногорцы, македонцы, хорваты; в 1775 г. адмирал С.И. Мордвинов отправил в Петербург сто балканских мальчиков "греческого вероисповедания"[14].
К числу лиц южнославянского происхождения, отправившихся в Россию за образованием, относился и будущий префект московской Славяно-Греко-Латинской академии. Согласно заметкам о Макарии Петровиче епископа Тверского Гавриила (Петрова), церковного историка митрополита Евгения (Болховитинова) и историка Московской духовной академии[15] С.К. Смирнова, он приехал в Киев в 1751 году, где до 1753 году учился в академии, потом переехал в Москву, где до 1758 года изучал в академии риторику, философию и богословие. Одно из немногих свидетельств самого Макария о его путешествии в Россию можно найти в его дневнике, где в записи за 1764 год говорится: «Сие учинилось в тринатцатой год с прибытия моего в Россию из Венгрии чрез Полшту»[16]. Т.е. он прибыл в Россию в 1764 – 13 = 1751 году.
В 1-й половине XVIII века Киево-Могилянская академия являлась самым престижным учебным заведением Российской империи. Полный курс обучения в ней составлял двенадцать лет и разделялся на восемь классов. В высших классах изучалась философия и богословие. Философия включала в себя основы логики и диалектики, математику, физику, астрономию, зоологию. КМА была основана в 1631 году архимандритом Киевско-Печерской лавры и будущим киевским митрополитом Петром Могилой (1596 - 1647 гг.) вначале как школа при Лавре "для преподавания свободных наук на греческом, славянском и латинском языках", близкая по программе и методам обучения к иезуитским коллегиям. В ней получило образование большинство украинской дворянской аристократии и казацкой старшины, включая всех будущих украинских гетманов, начиная с Юрия Хмельницкого. В 1694 году Киево-Могилянская коллегия получила статус академии[17].
Со 2-ой четверти XVIII века её конкурентом в области образования в России стала московская Славяно-Греко-Латинская академия, выросшая из образованной в 1685 году славяно-греко-латинской школы Лихудов. В 1701 году Петр I назначил митрополита Стефана Яворского, выпускника Киево- Могилянской академии, протектором школы. С того времени и в течение полувека многие учителя, почти все префекты (заведующие учебной частью) и ректоры Московской академии набирались из преподавателей Киево- Могилянской академии. По традиции префекты читали в академии курс философии, ректоры – богословия.
Сведения о деятельности Макария Петровича после его переезда в Москву становятся более определёнными. Закончив курс обучения в академии, он был оставлен там преподавателем, предварительно, как это было принято, приняв монашеский сан, в 1758 году. Один год он читал курс риторики, два года был проповедником, наконец, в 1761 году был назначен префектом и преподавателем философии, которую и читал более двух лет, с 1 сентября 1761 до января 1764 гг.
На основе своих лекций по логике (которая включалась, как предмет, в философию), Макарий составил учебник "Логика теоретическая, собранная из разных авторов и удобным порядком расположенная" - первый учебник логики на русском языке. Учебник Макария не был напечатан. Он дошёл до нашего времени в нескольких рукописных вариантах.
Важным новшеством, введённым Макарием, стало преподавание логики и философии на русском языке. Раньше его коллеги как в Киеве, так и в Москве читали эти предметы по латыни. Начинание Макария поддержал (а, возможно, и проявил инициативу в нём) тогдашний ректор Академии архимандрит Гавриил (Петров). Впрочем, позже, с приходом к руководству в 1775 году Академией свободомыслящего архиепископа Платона (Левшина)[18] курсы философии и богословия снова стали читаться на латыни.
Работая в Академии, Макарий почти наверняка встречался со своим соплеменником Софронием Младеновичем ( - 1781 г.) из Нови-Сада, выпускником тамошней словено-латинской школы, который в 1759 году приехал в Россию и в 1760 году был определён Синодом учителем греческого языка в Славяно-Греко-Латинскую академию. Хотя Младенович числился на этой должности недолго, всего четыре месяца, а потом был назначен переводчиком греческих книг при типографии, всё же встреча и общение двух сербов, оказавшихся в одно и то же время в московской Академии, вполне вероятны.
Когда в декабре 1763 года тогдашний ректор академии Гавриил (Петров) получил назначение епископом в Тверь, Макарий мог ожидать, что на вакантное место Синод назначит его – что было довольно обычной практикой. Однако, к разочарованию Макария, его направили, вместе с Гавриилом, в Тверь – ректором тамошней духовной семинарии. Своим новым назначением Макарий, несомненно, был обязан Гавриилу, который в Академии являлся его прямым начальником как ректор, а теперь, получив новое назначение, очевидно, решил взять талантливого младшего коллегу с собой – для повышения уровня образования в российской провинции.
В Твери Макарий стал ректором духовной семинарии и архимандритом местного Желтикова монастыря. Как ректор он читал курс богословия, как архимандрит читал проповеди и занимался хозяйственными делами. Кроме того, Макарий в это время писал агиографические и богословские труды, в частности, он составил жития князя Михаила Тверского (1271 – 1318 гг.) и епископа Арсения Тверского, основателя Желтикова монастыря (1394 г.).
Курс богословия Макарий снова читал на русском языке, что полностью поддерживал епископ Гавриил. Это привлекло на его лекции новых слушателей, в том числе Диомида Карманова (1740- 95 гг.), будущего видного тверского краеведа, который ранее проучился в семинарии вольнослушателем несколько лет, но, из-за незнания латыни, оставил её. Теперь же, с появлением Макария Петровича и введением им преподавания в высших классах на русском языке, он снова стал посещать лекции, хотя уже служил в городской управе Твери и имел семью. (В ноябре 1772 г. Диомид Карманов и тогдашний ректор Тверской духовной семинарии Арсений Верещагин подали епископу Тверскому (с 1770 г.) Платону (Левшину), стороннику обучения на латыни, записку под названием "Вопль купецких и разночинческих малолетних детей", в которой настаивали на преподавании в семинарии на русском языке).
Макарий Петрович не отличался хорошим здоровьем. В его дневнике неоднократно встречались жалобы на недомогания и болезни. 25 декабря 1765 г., всего лишь через два года после прибытия в Тверь, он скончался от чахотки.
Богословские сочинения Макария издавались в 1780-х гг. в Москве и Петербурге:
Церкви восточныя православное учение, содержащее все, что Христианину, своего спасения ищущему, знать и делать надлежит; собранное из священного писания святых отец и систем богословских, и порядочно расположенное для пользы, СПб, 1783 г.;
Собрание всех сочинений бывшаго Московской славено-греко-латинской академии проповедника, потом префекта и философии учителя; а наконец Желтикова монастыря архимандрита, Тверской семинарии ректора и священной богословии учителя Макария, М., 1786.
Агиографические сочинения Макария, включавшие житие князя Михаила Тверского – Описание жизни и страдания св. благоверного князя Михаила Ярославича Тверского; епископа Арсения – Житие иже во святых отца нашего Арсениа епископа, Тферскаго чудотворца, и Повесть о обретении и пренесении мощей его и о некиих при том бывших чудесах, собранныя яко из древних рукописных книг, тако и из напечатанных и других надписаний, обретающихся в Желтикове монастыре в Твери, были изданы в Москве в 1791 году[19].
"Логика Теоретическая" Макария долгое время оставалась ненапечатанной. Первое её издание, с переводом на современный русский язык, вышло в Москве в 2021 году.
1'. Источники к биографии.
Имеются два жизнеописания Макария, составленных хорошо его знавшими современниками – Гавриилом (Петровым), епископом Тверским в 1764- 70 гг., и Арсением (Верещагиным), епископом Тверским в 1775- 83 гг. Однако они очень кратки.
Ещё два жизнеописания Макария составлены в XIX веке. Они более обширны, но, хотя их авторы имеют заслуженную репутацию, возможно, в каких-то местах их тексты являются "реконструкциями".
Сохранился дневник Макария. Опубликованная его часть относится к 1764- 65 гг., времени его работы в Тверской семинарии. Впрочем, из него можно почерпнуть и некоторые дополнительные свидетельства о его жизни до приезда в Россию.
* "Реестр тверской семинарии", составленный епископом Тверским Гавриилом (Петровым)[20].
Архимандрит Макарий
1751 Приехал из Сербии, изменив веру, в Киев.
1753 Приехал в Москву.
1758 Пострижен и обучал в Академии.
1759 Был проповедником два года.
1761 Философию учил два года.
1764 Генваря в монастырь взят Желтиков, произведен архимандритом, 28 апреля в Консисторию членом, от 23 сентября богословию учил.
1765 4 октября болезнь к смерти было расположила, и с того времени от часу слабее становился и декабря 24 дня поутру в начале девятаго часу преставился в вечный покой.
Гавриил (Петров) (1730 – 1801 гг.) был практически сверстником Макария Петровича. В 1740 году он поступил в Славяно-Греко-Латинскую академию, которую окончил в 1753 году в числе лучших учеников. Хотя закончил Академию он на 5 лет раньше Макария, пострижены в монашество они были почти одновременно, в 1758 году. С августа 1761 по декабрь 1763 гг. Гавриил занимал должность ректора Академии (Макарий тогда же был префектом). С января 1764 по 1770 гг. епископ Тверской; с 1771 г. архиепископ Санкт-Петербургский и Ревельский, первенствующий член Синода; в 1783 г. возведен в сан митрополита. Кроме церковной деятельности Гавриил принимал участие в работе Российской академии над составлением толкового словаря русского языка. Любопытно, что здесь он вновь пересёкся с выходцем из Сербии – Фёдором Ивановым де Мириево (1741 - 1814 гг.), приехавшим в Россию в 1782 г. – они вместе отвечали за слова на буквы И и I.
* Справка тверского епископа Арсения, перед сборником сочинений Макария[21].
Сочинитель сей книги родом из Цесарии[22], пострижен в монахи в Москве в Заиконоспаском монастыре 1758 года. Обучал в Московской Академии риторику 758 года сентября с 1 числа по 759 сентября ж. С того времени по 761 год по сентябрь же проповедническую должность отправлял чрез два года. Потом преподавал философию два года четыре месяца, то есть с 761-го сентября 1 по генварь месяц 1764 года. Оставил трудов своих немалое число сочинениев и вечную память добродетельной своей жизни. Скончался чахотною болезнию 1765 года декабря 24 дня и погребен в Желтикове монастыре, по завещанию ево, в паперти близ церковных дверей с южной стороны. Науками просвещен был довольно, разум имел основательной, память хорошую; нравов тихих, ласковых и приятных; осторожен, но чистосердечен; росту средняго, волосы имел черные, продолговатые, взор и лице приятное, голос и произношение соответствующие приятности души его благоразумной и добродетельной…
Арсений (Верещагин) (1736- 99 г.) учился сначала в Тверской и Троицкой духовных семинариях, а затем в Славяно-Греко-Латинской академии в Москве. В 1761 году был назначен учителем риторики в Тверскую семинарию, которую с января 1764 г. возглавил Макарий. В декабре 1766 г. Арсений был назначен префектом семинарии, а в октябре 1768 г. – ректором. С 1773 г. епископ Архангелогородский (рукоположен Гавриилом), в 1775- 83 гг. епископ Тверской, затем епископ Ростовский и Ярославский,
* митрополит Евгений (Болховитинов) "Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина Греко-Российской Церкви", том II, 1827 г., стр. 23-24.
Макарий Петрович, архимандрит Тверского Желтикова монастыря, Тверской семинарии ректор, родом из Темесвара, что в Венгрии, Священнический сын, сперва обучался в Темесваре под покровительством Темесварского архиепископа Виссариона[23]; потом продолжал учение в Киевской академии; а с 1753 года в Московской академии слушал риторику, философию и богословию. Там, постригшись в монашество в 1758 году, обучал сам юношество риторике; в 1759 и 1760 годах был проповедником академическим; в 1761, 1762 и 1763 годах префектом и философии учителем; а в 1764 году произведен в Тверской Желтиков монастырь архимандритом и определен в Тверскую семинарию ректором, где и скончался в 1766[24] году декабря 24, будучи только 32 лет от рождения. Несмотря на то, что не был он россиянин, успел он превосходно в российском красноречии. Многие его проповеди равняются с самыми лучшими российскими, ему современными, и достойны быть образцами. Дар сказывания в нём также был превосходный. Две книги проповедей его напечатаны в Москве 1786 г. на 8 д.л. Кроме того, он сочинил систему философии и богословия. Первая доныне ещё не издана, а другая, на российском и латинском языках преподаванная в Тверской семинарии, напечатана только на российском в Санкт-Петербурге 1785 г. на 4 д.л. и вторично в Москве 1790 г., в третий раз при Проповедях его в 5-й книге. Правильное расположение, ясность слога и отборные доказательства, взятые из Св. Писания и Св. Отцов, отличают эту книгу от других, подобных ей. В 1798 г. в Москве напечатано в 4 д.л. сочинённое им Описание Жизни и Страдания Св. Благоверного Князя Михаила Ярославича Тверского и Житие Арсения Епископа Чудотворца. Есть ещё его до ныне неизданная Гармония на Евангелие.
Евгений (Болховитинов) (1767 – 1837 гг.) митрополит Киевский и Галицкий, церковный историк, археограф и библиограф. Действительный член Российской академии, почётный член Московского университета, Общества беседы русского языка в Санкт-Петербурге и других.
* С.К. Смирнов, "История московской Славяно-греко-латинской академии", 1855 г., стр. 210-211.
Макарий Петрович родом из Темешвара в Венгрии, первоначальное обучение получил на родине, оттуда перешёл в Киевскую академию, а в 1753 году приехал в Москву и слушал в Академии риторику, философию и Богословие. В 1758 году постригся в монашество и определён учителем риторики; в 1759 и 1760 годах был проповедником. 8 августа 1761 ода определён префектом и учителем философии, а указом 17 ноября 1763 года произведён ректором Тверской семинарии и архимандритом Жетикова монастыря. Скончался в Твери в 1766 году.
Сергей Константинович Смирнов (1818- 89 гг.) ректор и заслуженный профессор Московской духовной академии, протоиерей, доктор богословия, церковный историк, член-корреспондент Императорской Академии наук.
* Краткие биографические сведения о Макарии Петровиче приводились также в словаре Брокгауза-Ефрона и в описании рукописей Санкт-Петербургской духовной академии, сделанном А.С. Родосским (1838 – 1908 гг.), библиотекарем академии[25]. Они имели компилятивный характер.
* Наконец, имеется дневник самого Макария, за 1764- 65 годы, в котором довольно подробно описана его жизнь в Твери. Рукопись хранится в Государственном архиве Тверской области, ГАТО, ф. 1409, оп. 1, № 1162. Опубликована в Семячко С.А. "Тверской агиограф архимандрит Макарий и его дневник" // Труды Отдела древнерусской литературы, Российская академия наук. Институт русской литературы (Пушкинский Дом), т. 56, стр. 601 – 623, СПб, 2004 г.
2. Учебник "Логика Теоретическая".
Курс лекций Макария Петровича по логике включал в себя не только логику в современном смысле слова, то есть правила вывода из одних суждений других, но и элементы теория познания, философии, а также грамматики – с которой логика тесно связана, недаром её преподавание нередко включалось в курсы риторики, а книги по риторике, например, М.В. Ломоносова, старшего современника Макария, включали главы по логике.
Свой учебник Макарий составил на основе работ предыдущих авторов, круг которых был достаточно широк – от античных Аристотеля и Порфирия до современных ему философов школы Вольфа, чьи работы в то время популяризировались в Европе и России. Вместе с тем, он творчески переработал исходный материал; по его собственным словам "постарался написать как можно яснее и порядочнее… лучшее у всех выбирал, располагал, а что не весьма понятно было – толковал".
Одним из источников, использованных Макарием, была «Логика» Х. Баумейстера, философа вольфианской школы, перевод которой на русский язык был напечатан в 1760 году в Москве[26]. Однако стиль Макария существенно отличается – в лучшую сторону – от тяжеловесного стиля (по крайней мере, перевода) книги немецкого философа. Кроме того, в своих иллюстрациях тех или иных положений Макарий регулярно использовал образы религиозные, из Писания и патристики, в то время как у Баумейстера примеры, как правило, брались светские, нередко, в соответствии с реформационно-ренессансной модой того времени, с «античным акцентом».
Предваряют собственно логическую часть книги Макария элементы теории познания - учение о том, как у человека формируются и преобразуются понятия = идеи; даётся их классификация, включающая учение о роде, виде и категориях, восходящее к Аристотелю.
Вслед за этим, поскольку понятия и их связи выражаются с помощью речи, Макарий излагает элементы грамматики. При этом он, как отмечают исследователи его творчества, «первым в истории русской логико-грамматической мысли изложил классификацию сложных предложений, предложил общий термин для придаточного предложения («впадающее») и ряд других»[27].
При изложении курса логики на русском языке перед Макарием встала задача создания соответствующей предметной терминологии – решением которой занимался до него М.В. Ломоносов, а после них ещё многие. Для части логических терминов Макарий предложил русскоязычные эквиваленты, другие калькировал, определяя их или очерчивая их смысл по контексту. О последнем приёме он сам говорил так: «Заимствовал я в некоторых местах как из греческого, так и из латинского языка некие слова – без этого никак нельзя было ясно свои мнения предложить. Поскольку иначе надо бы было или описательно предложить, или ввести какое-нибудь слово, которое невразумительно бы было... Следовательно, непреложно надо было чужестранные употреблять речи, которые почти из прежних времён в употребление вошли, и которые на чужестранном лучше можно разуметь, нежели если их на российский язык перевести. Например: субъект, предикат, идея, термин, аргумент, категория и пр.» Макарий добавлял, что такая практика не является чем-то плохим, ведь и в латынь в своё время были введены греческие слова, но никто не считает, что она из-за этого стала хуже: «другие народы, то, что не могут собственными, изъясняют чужестранными словами. Назовёт ли кто-нибудь латинский язык варварским потому, что в нём много греческих слов употребляется, и не только в философии, но и в красноречии? Никак, но все ему великую приписывают похвалу, и учёные его за материнский почитают язык. Употребляют также и немцы, и французы, и итальянцы и прочие народы чужестранные слова, однако никто их в том не поносит». Не все русскоязычные логические термины, введённые Макарием, остались в ходу (как, впрочем, и у Ломоносова). Так, не нашли употребления и были заменены введённые им термины конклюзия (вывод), перевождение и др.
В логической части учебник Макария соответствовал стандартному объёму преподавания логики в то время: учение о связках, о силлогизме и пр.; которое, в целом, дошло до сих пор. Одно из интересных исключений – положений, которых не встречаются (в прямом виде) в современных курсах логики – утверждение «сказанное обо всём, сказано о ни чём» (§95, §101). Его можно было бы назвать «правилом Макария». Автор «Логики Теоретической» добавлял, что оно «почитается по справедливости у диалектиков за основание умствования».
Макарий Петрович
собранная из разных авторов
и удобным порядком расположенная
1759 г. Славяно-Греко-Латинская Академия, Москва.
Перевод на современный русский язык, комментарии и выделения курсивом мои – М.С.
Предисловие Логики от трудившегося
Предуведомление о философии вообще
Часть 1. О первом действии нашего разума
Глава 1. О понятиях или идеях
Глава 2. Об общих, частных и особенных идеях
Глава 3. О категориях
Глава 4. О терминах
Часть 2. О втором действии нашего разума
Глава 1. О рассуждении
Глава 2. О предложениях вообще
Глава 3. О свойствах предложений
Глава 4. О различности предложений
Глава 5. Об определении и разделении
Часть 3. О третьем действии нашего разума
Глава 1. Об умствовании
Глава 2. О силлогизме
Глава 3. О силлогизмах неправильных и о других способах аргументации
Часть 4
Глава 1. Об истине вообще
Глава 2. О погрешности, предрассуждении, обманчивости сопротивляющихся истине
Глава 3. Об истине несомненной и о способах её приобретать
Глава 4. О вероятной истине
Глава 5. О произвождении правильного размышления и о том, как с его помощью истину отыскивать
Глава 6. О способах, как книги читать и разбирать
Глава 7. О том, как надо других учить и на свою сторону преклонять
Глава 8. Об опровержении других
Глава 9. О защищении себя
Глава 10. О том, как диспутировать
ПРЕДИСЛОВИЕ ЛОГИКИ
от трудившегося
Блажен человек, иже обрете премудрость, и смертен, иже уведе разум (Притчи 3:13)
Благосклонный читатель! Довольно имеется преразумных мужей, которые бы своих трудов не пощадили и со всеми бы силами принести пользу обществу постарались. Не хуже бы процветали науки и не меньше издавалось бы полезных учёному свету книг на российском, как и на других языках, здесь бы в России сыскался бы и древний Аристотель, и красноречивый Цицерон, и между новыми весьма прославившийся Волфий[28] - да только опасаются показаться свету, только кто начнёт писать, тотчас против него смертоносным оружием вооружаются, и всячески против него ополчаются, и за тем все лучше соизволяют в темноте укрываться, где бы их никто не видал, либо же, уста зажавши, молчать, нежели за какое-нибудь приниматься дело. И подлинно незачем трудится, когда такое за труды награждение воздают. Никто не желает слыть худо у других, разве что крайний безумец. Я сам эту книгу писать нипочём бы не принялся, ежели бы меня к тому некоторого моего любезного друга не преклонили прошения. Из чего всяк может видеть какое моё намерение было: не для торгу, как говорят, но на заказ я эту книгу писал, а когда на заказ какая-нибудь вещь делается, всем известно, что тогда художник не по своему, но по заказавшего изволению дело производит. Порядок, как мне писать, что вносить, что оставлять, в сей логике почти не мой, но моего друга. Я во всём старался его прошению удовольствовать, держался во всём метода новых философов, а местами древних вносить мнения постарался, и сие для того, чтобы можно было и новых и древних философов мнения уразуметь. Ежели я в том не обманываюсь, могу тебя подлинно в том обнадёжить, что когда ты эту логику прилежно прочтёшь, то не затруднишься Аристотеля, как славного Волфия, уразуметь.
Здесь ничего, кажется, лишнего не внесено, а что полезно – не пропущено. Постарался я здесь, благ. чит.[29] {сколько мог, и сколько время мне допустило, потому как иными делами обязан}, написать как можно яснее и порядочнее правила. Обязан я почти никакому автору не был, но что лучшее, у всех выбирал, располагал, а что не весьма понятно было – толковал. Здесь ты не увидишь схоластические сумнительные тайности, пропущены также предложения будущие, случайные, вместе справедливые и несправедливые, и прочие тому подобные затруднения. А увидишь только в первой части изрядные философов мнения, как мы себе представляем вещи, как можем ясные и подробные приобретать идеи, сколько есть категорий и какие их свойства. Во второй части полезные предлагаются о рассуждениях и предложениях правила. Считаются все их роды, качества, количества и свойства. В третьей пространно преподаётся наставление об умствовании, силлогизмах и прочем, что до сего принадлежит. А в четвёртой части со всей логики выведено краткое, ясное, и пренужное к знанию руководство – то есть, в каком случае должно употреблять логику, как свою защищать истину, и как со своим сражаться противником. Что до штиля, то он не есть риторический, но простой чистый философский. Никакого ты здесь надутого красноречия не ищи. Прозрачность я здесь наблюдал, для того такие вводил речи, которые вразумительны и употребительны. Заимствовал я в некоторых местах как из греческого, так и из латинского языка некие слова – без этого никак нельзя было ясно свои мнения предложить. Поскольку иначе надо бы было или описательно предложить, или ввести какое-нибудь слово, которое невразумительно бы было. Описания в философии не надобно употреблять, во-первых, потому что многословием и риторическим прикрасом вещь затмевается, во-вторых, потому что из таких описаний трудно составлять силлогизмы, в-третьих, потому что обучающиеся логике должны привыкать как можно проще, безо всяких метафорических перенесений свои мнения описывать. А ежели вводить невразумительные слова, то пропала бы нужная философии прозрачность, светлость, ясность и чистота. Следовательно, непреложно надо было чужестранные употреблять речи, которые почти из прежних времён в употребление вошли, и которые на чужестранном лучше можно разуметь, нежели если их на российский язык перевести. Например: субъект, предикат, идея, термин, аргумент, категория и пр. Можно нас извинить в этом, поскольку видим, что и другие народы, то, что не могут собственными, изъясняют чужестранными словами. Назовёт ли кто-нибудь латинский язык варварским потому что в нём много греческих слов употребляется, и не только в философии, но и в красноречии? Никак, но все ему великую приписывают похвалу, и учёные его за материнский почитают язык. Употребляют также и немцы, и французы, и итальянцы и прочие народы чужестранные слова, однако никто их в том не поносит. Тем более, что же и говорить о таких терминах, которые никакого знаменования не имеют, а изобретены только для искусственного применения, например: бАрбАрА, цЕпАрЕ и прочие[30]. Некоторые я переменил, затем, чтобы их на российском языке можно было употреблять лучше, а само употребление смотри в третьей части. Ведь и другие, как кому угодно, переменяют диалекты, и на греческом они не так предложены как у нас; на греческом читается грАмАтА, фЕнАзЕ, а на латинском – бАрбАрА, цЕлАрЕнт и проч. Эти слова и способы я мог бы пропустить, как делают некие из новых авторов, не пропустил же за тем, чтобы не жаловался за сие на меня мой читатель, будто я ему не всё логичное искусство объявил. Ещё чтобы можно было древними писателями пользоваться, их читать и разуметь. Наконец, к тому и мой приятель, как я выше сказал, своими прошениями обязал, которому я со всем удовольствием делать старался, беспритворно и чистосердечно.
Я никогда бы иным способом не осмелился бы написать книги, ибо опасаюсь свирепости, поскольку видел образцы у знатных писателей осуждать, обвинять и порочить. А если тебе, благосклонный читатель, этот мой какой ни есть убогий труд достался, пользуйся им, только смотри, не осуждай напрасно, ежели какая речь твоим неприятна ушесам, прости меня в том, я ещё обучаюсь по русски говорить. Сколько мог, сколько время допустило, и как потребовал случай, написал, а ты, если недоволен будешь, изволь иную, изволь лучшую логику сочинить, я охотно стану её читать. И чернил довольно, и в бумаге здесь скудости нет, приложи только старание и труды. Не вся материя издержана, осталось ещё много вещей, о чём тебе писать, да и после тебя останется ещё много о чём писать, и в чём будущие станут упражняться века.
И ещё вот что я вкратце скажу; порочными весь наполнен наш видимый мир, хороших же, напротив, весьма редко можно сыскать, а почему? если ты спросишь меня, я отвечу так: потому что густая мгла и тёмная ночь незнания запотемняют разум. Не умеют хорошо рассуждать о вещах, не подробно себе представляют идеи, не выходят к пресветлому науки сиянию, чтобы им умные просветить очеса, но безрассудно и по своей слепоте спешат бегом к погибельной пропасти. На что, они говорят, нам логика? Разве мы не умеем сами собой рассуждать? ты ли станешь учить думать меня, который чтобы думать от природы рождён? Смешны твои проекты, тщетны твои намерения и отсюда можно разуметь, каковым пустотам вы обучаете и что ваши философские заключают в себе книги. Да только перестань ты так умствовать в себе, безумный человек, не показывай такого разума свету. Не споро ты рассуждаешь, а вот логики научившись, лучше бы рассуждал. Думаешь ты, да все думки твои ребячьи, весьма не основательны, не тверды. Ты бы не так думал, когда бы тебя логика, за руку взявши, управляла истиною. Твой бы разум светлее полудённого солнца тебя освещал. Твои глаза увидели бы то, что ты никогда не видал – высокие тайны, глубокие знания, скрытые причины природы – как если бы ты их имел на ладони. Постигал бы ясно, что было, есть, и что будет в свете, предусматривал бы все тонкости и чудные действия вещей. Словом, ты был бы уже не тот человек, что теперь; ты удивился бы, когда бы из высокого знания гор посмотрел на страшную незнания пропасть, и приметил бы, какая бедность жить в темноте и не видать свету, и напротив, какое благо быть осиянну светом и никакой беспокойной не видать ночи. И ради сих причин ты, благосклонный читатель, не поленись старание возыметь о науках, постарайся с младых лет себе приискать премудрость, которая лучше злата и серебра и всех мира сокровищ. Вот даётся тебе ключ разумения, который ко всей премудрости отверзает тебе двери. И неизвестные покажет дороги, и введёт в прекрасные места, в преблаженное состояние. Даётся тебе меч обоюдоострый, которым умей только пользоваться, умей им против супротивника твоего ополчаться, умей, где его употреблять, иначе ты себе им повредишь. Ежели кто густою незнания тьмою помрачённый имеет разум, тот пусть не постыдится спросить у других, поскольку эта наука подлинно трудна, высока и неудобопонятна. На высоту нельзя взойти без посредствия, что трудно – не приобретается без трудов, что неудобопонятно – без наставника и без прилежного рассуждения нельзя уразуметь, это и повседневный опыт показывает ясно. Притом все мы только люди, и ограничены наши душевные и телесные силы, а не то бы люди летали по небу, они бы, как говорится, горами ворочали, и что выше звёзд, и что в преисподних делается безо всяких трудов точно бы ведали.
Итак, когда тебе случится, читая сию логику, чего либо не разуметь, то не вини в том науку, наука всегда в себе высока и довольна, а обвиняй в том нерадение. Ведь и сапоги шить обучаются. А если бы ты зашёл в кузницу к кузнецу и увидел бы там разные орудия и стал смеяться – зачем ему клещи, молоты, наковальня? – не зная, какое их употребление и к чему они годятся, то не назвали ли бы тебя безумным, не сказали ли бы: прочь, посторонись, не в своё вмешиваешься дело! Так точно и здесь: увидишь ты многие правила, которые без чьего либо руководства не уразумеешь – удивляться ли сему? Вот я тебе приведу пример: дай невежде ключ, прикажи отворить им царские покои – что он сделает? Сыщет ли двери, а хотя и сыщет, отворит ли он их? Не знаю, пристойнее я, кажется, скажу, если объявлю, что он не только, имея ключ в руках, двери не отворит, но и потрудится напрасно, и ключ испортит, и двери повредит. А который в деле довольно искусился, знает в нём силу, разумеет в чём состоит искус и хитрость, тот хотя бы что и повреждённо было, исправит, и, отворив дверь, войдёт в чертоги, обрящет сокровища, чем и себя и других обогатит. Опять, пусти ты дикого зверя в светло убранные палаты, не повредит ли он всё? не всё ли разломает и перепортит? Так и ежели введёшь ты в преизрядно насажденный сад малого отрока или в чистое пустишь его поле, не заблудится ли он, сыщет ли прямую дорогу к дому? Я это вот к чему говорю: кто не имеет предводителя и путеводца, тому логика покажется лабиринтом, ему все правила покажутся бестолковыми, весь труд свой потеряет напрасно, никакого не почувствует в ней вкуса, предорогой здесь скрываемый не сыщет он бисер, пресветлое здесь сияющее солнце не озарит его очес. А ты приберись, мой читатель, в сию дорогу, запасись, как надобно, припасами всеми, не забудь все, которые надобно преодолевать трудности, взять орудия, очисти свой ум, рассуждение пусть идёт перед тобой, а ты за ним пустись в благополучное течение, устремляйся к предлежащему подвигу. Чтобы скоро ты миновал густой тьмы царства, чтобы достиг скоро совершенного познания истины, где уже внутренний перед тобой воссияет приятный свет. Не говорю, что этой логики довольно, чтобы тебя совершенным сделать, довольно того, что она поведёт тебя за руку, она покажет дорогу, а потом приложи старание ты сам. В снискании совершенства рачительному человеку довольно показать место, где сокровенно богатство, а употреблять их не приказывай. Напротив, ленивому человеку хоть и орудия все в руки подай, он так и не станет трудиться, предпочтёт в бедности жить, нежели обогатиться тем, что Бог ему для удовольствования его подаёт.
Испытуй причины, ищи дерзновенно правды, Господь да укрепит тебя, да даст тебе разум о всём.
Поминай трудившегося.
Логика Теоретическая
собранная из разных авторов
и удобным порядком расположенная
Предуведомление о философии вообще
§1. Прежде чем в самое дело вступим, рассудилось за благо здесь предложить некие предложения, из которых удобно познать можно было бы: что значит философствовать, кто такие философы, и чем философия от других знаний разнствует? Поскольку многие за неимением хорошего понятия о ней или весьма не радят о ней, или презирают.
§2. К сему, во-первых, послужит нам тройственное познание, к которому ведёт наш опыт. Поскольку мы или только познаём вещи, которые есть, хотя и не разумеем причину их появления, или уже и причины ведаем существующих вещей, или, наконец, ещё и количество их вполне понимаем.
§3. Первое познание называется историческим, или общенародным, ибо о нём как простой, так и учёный равно рассуждают. Например, о том, что воск близ огня тает, ведает всяк, и учёный и простой человек. Второе познание называется познанием достаточной причины – для чего бывает что-нибудь, а не не бывает, для чего так, а не иначе бывает, ибо всё, что бывает, всеконечно должно иметь достаточную для своего бытия причину, иначе быть не может. И сие причин познание называется философическим. Например, если Пётр не только знает, что явилась комета, но и причины знает – почему явилась в это время, и таким, а не иным способом. Тогда он философическое познание имеет о том. Третье познание, количества вещей, называется математическим. Такое познание имеет тот, кто умеет теплоты количества и известные степени, в сём или ином случае, определять.
§4. Историческое познание с помощью чувств приобретается. Поскольку мы ничего иначе себе представить не можем, как только через чувства внешние, которые, движимы будучи вещами, бывающее представляют нам просто, без всякого доказательства, почему и являются самой последней ступенью человеческого познания. Но далее любопытствует человек, изыскуя причины, и для того основанием являются философические познания. Откуда следует:
1. Познание историческое весьма великое в науках философических имеет значение.
2. Искус, или эксперимент, считается у всех учёных матерью философии.
3. Философствующему не надобно совсем познание историческое откидывать, но на нём надо доказательства свои воссозидать.
§5. Нет такой вещи, о которой невозможно было бы иметь философическое познание, поскольку всякая вещь свою достаточную причину имеет. Итак, кто философическое имеет познание, тот не только должен познавать вещей истину, но также вещей и справедливостей союз, и какое имеют между собой отношение. Сие из §3 явно следует, что в приобретении познания философического недостаточно чувств, которыми мы вещи просто воспринимаем, а больше требуется разум, которым мы постигаем достаточные причины бытия вещей. Из чего проистекает следующее:
1). Кто познаёт истину философически, тот может её и причинами доказывать ясно.
2). Кто доказывает истину, тот называется философствующим.
3). Кто философствует, тот должен все причины и связи вещей совершенно знать.
Теперь не видишь ли, что есть философия? Только приметим при сём, что философия двояко понимается: 1) материально и систематически, 2) как подлагаемое и привычное.
§6. Философия, взятая материально и систематически, есть наука или знание, единым только разумом постигаемая, которая явственно преподаёт то, что должно делать или ведать человеку в рассуждении всякого состояния для приумножения своего благополучия.
Философия, взятая как подлагаемое и привычное, есть умение достаточные причины вещей и справедливостей изобретать и предвидеть. Ибо философом называется тот, кто владеет умением достаточные причины вещей находить, и привычно состоит в беглости оной, кто за меньшее время и с меньшими трудами может находить причины, нежели без этого умения.
§7. Поскольку философ доказывает вещи, он должен делать это в надлежащем порядке. Порядок этот называется философическим расположением, или методом, который должен быть следующим:
1). Не употреблять никакого термина с неопределённым значением, но только такие, которые определены, известны и ясны, иначе будет невразумительно.
2). Вывождения делать не иначе, как только от известных начал, то есть определений, аксиом или эксперенций (опыта), а потому и следствия должно явственно доказывать, иначе неосновательно будет,
3). Вперёд ставить то, из чего последующее можно будет уразуметь, иначе не будет порядочно.
Все эти правила также и математическому методу служат, из чего видно, что математический метод такой же, как и философический.
§8. Раз уж мы говорим о методе или расположении, то должно упомянуть ещё и о штиле, который следует философу употреблять в преподании истинности.
1). Всё, что ясности вредит, всеконечно должно отбросить.
2). Всякому слову и всякому фразесу должно определённое дать значение.
3). Всякую прикраску, которая может ясность несколько потемнять, должно из философического штиля выкинуть.
Сие всё явственно из предыдущего параграфа.
§9. О частях и разделах философии.
Поскольку философия, взятая систематически, преподаёт то, что должно делать или ведать человеку в рассуждении всякого состояния для приумножения своего благополучия, то отсюда следует, что философия, взятая систематически, нечто только к знанию полезное, а не что к деланию служит, преподаёт. Та часть, которая только к знанию полезна, называется теоретической, или зрительной (умозрительной). А которая учит, как наши дела управлять к получению благополучия, называется практичной или деятельной.
§10. Философия теоретическая, занимающаяся вещественным или невещественным, разделяется на две главнейшие части: физику и пневматологию[31].
Физика разделяется на 1) метеорологию, которая есть знание вещей, рождаемых в атмосфере, как дожди, дуги и пр.; 2) ориктологию[32], или знание добываемых из земли вещей; 3) гидрологию, или знание о водах; 4) фитологию, или знание о растущих садах, которое само подразделяется на вотанологию[33], или знание о травах, и дендрологию, или знание плодов дерев; 5) физиологию, которая есть знание одушевлённого тела. Поскольку в них бывают, по Божьему соизволению, некие перемены, ведущие к некоторому концу, то отсюда происходит особенная наука, называемая телеология, которая есть знание концов в естественных вещах.
Пневматология, или знание о духах, разделяется на 1) онтологию, или знание о существах, в чём вещественные и невещественные имеют нечто общее; 2) космологию, описывающую мир в целом; 3) психологию, знание о душах, как экспериментальное, так и рациональное; 4) естественную теологию.
§11. Философия практическая разделяется на 1) философию практическую универсальную, которая излагается перед прочими моральными знаниями и описывает самые общие свободные действия человека; 2) этику, которая есть знание, как управлять свободные действия человека в естественном состоянии, вне гражданского содружества; 3) jus natura, или естественное право, которое научает к чему мы обязаны, что нам должно делать, а что оставлять; 4) политику, которая есть знание как управлять человеческие действия в содружестве гражданском; 5) экономию, которое есть знание как управлять человеческие действия в содружестве простом. простые же содружества есть супружества, отчины и хозяйства; 6) наконец, логика, или рациональная философия, которая обращается около действий умственных, кои управляет к познанию истины.
Из реченного следует, что вся философия изрядно разделяется на четыре главные части: Логику, Метафизику, Физику и Этику, и что прежде всего надобно изложить Логику, а уж потом другие части, ибо она как бы всем прочим служит и двери отворяет.
Логические пролегомены.
§12. Мы опытом и приметами познаём, что мы от природы одарены неким умением познавать истину или рассуждать и выводы делать. Это природное дарование частым употреблением и упражнением у неких в такое совершенство приводится, что не только во всякой вещи удобно могут истину познать, но и какая она легко рассудить могут. И таким то мы приписываем природную логику. Откуда видно, что природная логика не что иное есть, как природная наша способность рассуждать и делать следствия, упражнениями и употреблениями сколько-нибудь просвещённая.
§13. Но поскольку мы примечаем, что те, кто одной только природной логикой рассуждают, погрешают часто, и в сомнениях иногда остаются, а если и верно рассуждают, если спросить – почему верно? причины не знают, точно так же, как и те, кто научается языку только из его употребления, но не могут дать резон – отчего они так говорят, а потому и погрешают часто, то прежде всего надо написать правила.
§14. Правила, которые научают как истину ясно распознавать, и как во всяком случае поступать, чтобы не ошибаться, составляют художную логику, откуда следует, что логика художная, взятая систематически, представляет собой науку, которая ясно преподаёт правила и наставления, которые использует наш разум в рассуждении и в распознании истины[34]. А логика привычная есть не что иное, как знание или привычка явственно распознавать и употреблять правила, которыми управляются действия разума в нахождении и рассуждении истины.
§15. Тому, кто имеет привычку всегда употреблять правила, которыми управляются действия разума по познанию истины, мы приписываем логику употребляющую.
А тому, что только знает правила, которыми управляются наши способности познавать и рассуждать, но не применяет их в действии, мы приписываем логику научательную.
§16. Из реченного видим, что весьма правильно некие называют логикой художней явственное изъяснение, или объяснённое изображение природной логики, поскольку что та понимает неясно, то другая предлагает явно.
Отсюда следует:
1) Суть логики художней та же, что и логики природной.
2) Логика художная далеко превосходит логику природную.
3) В логике художней надо правила выводить из природы человеческого разума.
4) Учёным нельзя быть, зная одну только природную логику, без художней.
§17. Художная логика, рассматриваемая систематически, разделяется на теоретическую и практическую. Теоретическая трактует о трёх действиях нашего разума: о понятии, рассуждении, и умствовании или силлогизмах; других же естественных действий наш разум не имеет. Практическая же столько изо всей логики выводит употреблений, что их всех невозможно письменно описать, скажем только в своём месте о главнейших.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
о первом действии нашего разума
Глава 1. О понятиях или идеях.
§18. Первое действие нашего разума состоит в простом понятии или познании вещи. Познание представляет собой некое представление о вещи в разуме, без утверждения или отрицания. Например: небо, человек и пр. Мы говорим о понятиях, поскольку, как было сказано ранее, философ должен так располагать речь, чтобы в начале то положить, из чего последующее можно уразуметь. А поскольку образование понятия есть самое простое действие, из которого другие действия производятся, то с него и начинаем.
§19. Простое понятие бывает двух видов, Первый называется чистым разумением – когда мы что-то понимаем без воображения себе его телесного вида, например, Бога, свою душу, или же такое невещественное как радость, печаль, надежду и проч. Другой вид называется воображением – когда мы нечто представляем телесно, например полк в виде собранного множества, или отсутствующее солнце в виде светлого тела.
Эти два вида между собой весьма различаются, поскольку что воображению неясно, то разумение может ясно себе представить. Например, воображение представляет полк людей как некую громаду, или кучу, не рассуждая, какое между ними различие, что разумение может ясно представить. Оно понимает, сколько там людей, сколько их надобно, и ежели сколько прибавится, сколько и тогда надобно будет. А в особенности, понимает то, что невещественное. Отсюда видно, что оно перипатетическое[35], и что неверна аксиома, которая говорит: нет ничего в разуме, чего прежде не было бы в чувствах[36]. Поскольку я разумею Бога, хотя и не представляю его под видом неким телесным, также и душу, и знаю, что дважды два есть четыре, хотя и не понимаю под видом телесным.
§20. Идея ничем не отличается от понятия, разве только за понятие станем брать саму способность понимающего разума, а за идею – понятую вещь, как иногда делают.
Идеи разделяются, во-первых, на врождённые, приобретённые и сложные.
Идея врождённая это та, которая ниоткуда к нам не приходит, но от самого рождения всеяна в нас от Бога и всегда присутствует в нас. Например, когда я понимаю существо, бытие, единство, благость, совершенство и проч.
Идея приобретённая это та, которая по случаю от разных вещей к нам приходит, или в разуме представляется, как то все качества чувствительные, например, вкус, звук и проч.
Сложной идеей называется та, которая слагается из идей, уже имеющихся в нашем разуме, как когда если кто из идеи горы и идеи золота придумывает золотую гору.
§21. Во всяком понятии нашего разума явная имеется различность. Эта различность имеет основание или в самом нашем разуме, или вне разума, в понимаемых вещах. Различность в вещах составляет учение об универсальных идеях, то есть о роде, виде и проч. А в нашем вмещающемся разуме различность есть способ или образ, каким понимаем вещи, о чём следует….[37]
Мы опытом научены одни вещи от других различать, и тогда мы ясные имеем идеи этих вещей. Отсюда видно, что ясная идея есть такое представление, при помощи которого мы можем представленную вещь от других различать. Например, ты имеешь идею чёрного цвета или благоухания розы, если можешь один от другого, цвета или благоухания, отличать.
Итак, чем более можешь в представленной вещи примечать, тем более ясную возымеешь идею. Например, идея летящей по воздуху птицы более ясна, когда она ближе к нам прилетит, чтобы можно было её от другого рода птиц отличить, нежели, когда она далеко.
Чтобы мы ясную идею или понятие какой-нибудь вещи приобрели, к тому служит употреблению чувств, сопряжённое вниманию. Это следует из того, что, как говорили, ясную идею тогда имеешь, когда можешь её от других различить, к различению же нужны не только чувства, но и внимание.
Ещё же и тем яснейшая бывает идея, чем большим числом чувств понимаем вещь. Поскольку тогда всеконечно ты больше в вещи приметишь. Так читаем об Исааке, который, чтобы Иакова от Исава отличить, все, сколько мог, прилагал чувства, то есть, слух, осязание, обоняние, однако обманулся, не имея чувства зрения.
§22. Как мы знаем, что можем, нечто ясно познавая, различать от других вещей, так и опыт нас учит, что мы часто вещь вполне представляем, но не можем её достаточно от других вещей распознать. Например, когда бы ты стоял среди многих ораторов, которые все громко говорили, то не мог бы их голоса и речи распознать. Представление, которое не может представленную вещь от других распознать, называется тёмной идеей или понятием. Таковы идеи страдающих летаргией, недавно родившихся младенцев и крепко упившихся людей.
Теперь ты видишь, что по справедливости идеи разделяются на ясные и тёмные, поскольку опыт нас учит, что мы нечто ясно, а нечто тёмно себе понимаем, некую вещь можем от других различать, а некую не можем. Ещё оттуда видно, что темнота идей имеет в себе некоторые степени, например, Кай в какой-нибудь вещи нечто более понимает, чем Тиций, но эта темнота называется относительной[38]. А темнота самостоятельная есть, когда совсем ничего не можем понять.
Поэтому, если тебе некая идея темной кажется, то ты не заключай тотчас, что она и другому темна будет. Не рассуждай и, нагло сказуя, что всё то темно, чего ты не понимаешь.
Наконец, знай, что тёмная идея с помощью внимания может стать ясной. Положим, например, что ты о некоторой вещи А имеешь тёмную идею, не можешь от других её распознать и ничего в ней не примечаешь. Положим далее, что ты внимаешь или примечаешь эту вещь А, и так помалу до того дойдёшь, что вещь А от всех прочих станешь отличать, чем ясную приобрящешь её идею, имея ясное её познание. Напротив, за небрежением внимания и ясные идеи претворяются в тёмные. Вот почему философы по справедливости причину темноты приписывают нашему разуму. Она же от того происходит, что мы невнятно о какой-либо вещи рассуждаем, что случается с теми, кто страстями похищены, или в другом рассуждении упражняются, или за одним действием многое себе представляют.
§23. Когда мы какую-то вещь так себе представляем, что не только можем её отличить от других, но и характеры и знаки, служащие к различению её от прочих, ясно себе представляем, и умом разделяем, тогда мы имеем подробную идею этой вещи. Итак, подробная идея есть не что иное, как представление характерных знаков какой-либо вещи. Такую идею имеет Кай, когда не только какой-нибудь закон понимает, но и подробно себе представляет его характерные ноты[39], и может их перечислить, чем закон от всех прочих различествует.
А если мы и можем вещь от других объектов отличить, но не знаем ни её характеров, ни знаков, тогда мы имеем смешанную идею этой вещи. Таков случай, когда Тиций красный свет себе представляет, он его распознаёт и разделяет от других вещей, да только его знаки или характерные приметы, какими бы он его от всех других цветов отличал, своему разуму не может подробно представить.
Что мы правильно делим ясную идею на подробную и смешанную доказывается тем, что когда одну вещь от другой различаем, в чём ясная состоит идея, то либо так её различаем, что все знаки, примеры и характеры, чем она разнствует от других, подробно себе представляем, либо нет. Если все, то имеем подробную идею этой вещи, а если не все, то смешанную.
1). Отсюда следует, что внимание прежде всего тебе надобно, если ты хочешь приобрести подробные идеи.
2). Когда у тебя есть подробное понятие о какой-нибудь вещи, тогда можешь его сообщить речью другому.
3). Все представления просто чувствительные есть смешанные, ибо от одних только чувств зависят, которые не могут без внимания ничего ясно показать.
4). Всё, что представляем себе смешанно и нераздельно, то речами сообщить другому не можем.
5). Поэтому, когда мы хотим о чём-нибудь объявить другому, то эту вещь повергаем его чувствам. Например, благоухание розы, какое оно есть, передать никогда другому не сможешь, пока саму розу ему нюхать не поднесёшь.
§24. Нетрудно теперь тебе понять, что такое светлость разума человеческого. Мы под светом в мире понимаем то, что делает возможным различать внешние предметы один от другого. Так и светлость человеческого разума в том состоит, что разум может ясно и подробно идеи различать, познавать. Откуда следует:
1). В нашем разуме рождается светлость, когда идеи из тёмных становятся ясными, или из ясных – подробными.
2). Чем более ясное и подробное идей познание возрастает, тем более возрастает в разуме нашем свет.
§25. Опыт нас учит, что когда мы вещь подробно себе представляем, то либо все её характерные признаки, которых достаточно, чтобы её от всех других вещей отличать во всяком времени, месте и случае представляем, или только некоторые её признаки представляем. Поэтому мы делим подробную идею на полную и неполную. Полной идеей называется та, которая подробно представляет нашему разуму достаточно признаков для отличения этой вещи от всех прочих во всяком времени, месте и случае. Неполной идеей называется та, которая представляет нашему разуму только некоторые признаки, недостаточные для отличения этой вещи от всех прочих во всяком времени, месте и случае. Например, если ты о духе такие характерные признаки представишь: он есть 1) существо, 2) одарённое разумом, 3) и волей – то ты представишь такие характерные признаки, которые духа от всех прочих вещей отличают, и сим ты соорудил подробную идею духа. Но поскольку эти признаки духа всегда, во всяком случае и времени, отделяют его от других вещей, ибо, кроме духа, никому такое понятие не служит, то ты имеешь также и полную идею. А если, например, ты о Боге только такой признак исчислишь, что Бог есть существо разумное, то ты имеешь неполную идею Бога, поскольку не всё исчислил, что различает Бога во всяком времени, случае и состоянии от всех других вещей, так как и душа наша, и ангелы есть разумные сущности.
§26. Опять-таки, поскольку когда мы ясно понимаем вещь и все характерные признаки к её отличению во всяком времени, случае и состоянии подробно исчисляем, то о самих этих признаках либо подробное имеем понятие, то есть, знаем и их признаки, или нет. Поэтому делим подробные идеи на совершенные и несовершенные. Совершенной идеей называется та, для которой мы не только представляем характерные признаки, которые отличают её от других во всяком случае, но и признаки этих признаков подробно себе представляем. И обратно, несовершенной идеей называется та, у которой некоторые признаки характерных признаков не можем себе представить. Например, такую (совершенную) ты имеешь идею духа, когда не только знаешь, что он есть разумное и одарённое волей существо, но ещё и то подробно себе представляешь, что такое существо, что такое разум и что такое воля. Откуда следует:
1). Чем далее можешь поступать в исчислении приметных новых примет, тем более совершенную имеешь идею.
2) О всех вещах составить совершенную идеи мы не можем, поскольку и подробные не о всяких.
§27. Образование или формирование совершенных идей называется философским анализом, или разбором понятий. Поскольку разбираем вещи на части, а части опять на свои части точно так же, как анатомы, которые человеческое тело разделяют на части, а части опять разбирают по частям.
Но поскольку разум человеческий не может дойти до представления самых совершеннейших идей и ограничен пределами, коих прейти не в состоянии, то разбирание понятий бесконечно далее да далее невозможно. Да и не нужно, поскольку
1). Когда ты в разбирании понятий дойдёшь до тех характерных признаков, которые уже всем ясны, то незачем их далее разбирать.
2). Когда ты в разбирании понятий дойдёшь до тех характерных признаков в которых, из-за их простоты, уже ничего не находится, что можно было бы разобрать, то следует остановиться.
3). Когда ты уже получишь результат, ради которого разбирание предпринято было, то и достаточно. А результат есть нахождение истины или показ её другим.
На этом о различии идей или о различии произведения идей закончим. Следует теперь сказать о различии идей в рассуждении вещества и случайности. О чём да будет
Глава 2. Об общих, частных и особенных идеях[40].
§28. Всё, что есть в мире, что мы воспринимаем чувствами, есть особенное, или нераздельное. Например, этот Пётр, этот стол. А общего ничего, кроме единого понятия, в мире не находится, то есть нет ничего, столь Петру и Павлу общего, что точно тоже самое было, что и в Петре и в Павле.
§29. Общей идеей называется та, которая представляет одним понятием многие особенные вещи, или находящиеся в мире, или постигаемые разумом. Например, когда понимаем человека, как некое существо, состоящее из разума и тела. Такое понятие, хотя и общее, и вне людей не находится, однако ко всем, ныне живущим и будущим, к каждому применяется, и потому называется общим.
Частной идеей называется та, которая хотя и особенную, то есть единичную вещь представляет, однако представляет неопределённо и неизвестно. Как, например, если сказать: некоторый человек.
Особенная идея это та, которая представляет особенную, определённую и известную вещь, например, Пётр, Павел.
Из этого ты видишь, что частные и особенные идеи являются описанием или определением общих идей, включающих в себя многие особенные.
У общей идеи есть содержание и расширение (объём). Под содержанием понимаются такие свойства, без которых вещь состоять не может, например, человек не может состоять без тела и духа, циркуль – без круглости и проч. Под расширением понимаются те субъекты или вещи, которые эта идея в себе включает. Так, идея человека включает в себя Сократа, Аристотеля и проч.
§30. Такая общая, или универсальная идея, которая какое-нибудь свойство общее в себе заключает, есть, по древним, пятигубая, или пятироякая: род, вид, собственное, различное, случайное.
Род есть универсальное свойство, которое могут иметь многие виды. Оно на вопрос: что за вещь? описывает её как общайшую часть естества. Так, если спросишь: что есть человек? ответствуется, что он есть животное, в чём он имеет сходство со скотами и что есть его общайшая часть.
Иной род есть наивысший, а иной другому подчинён. Первый над собой другого рода не имеет, например: существо. А второй относительно высшего есть вид, относительно низшего же есть род, например: тело. Что можно увидеть по следующей фигуре (см. рис. на следующей странице).
Итак, из этого ты видишь, что род под собой содержит вид, который относительно низших видов может быть родом. Самый же низший вид непосредственно под собой содержит особы нераздельные.
Теперь примечай:
1). В описании какого-либо естества недостаточно дать только его общайшую часть, которая присуща многим, но надо дать и его особливейшую часть, чем оно от других отличается. Например, недостаточно сказать "человек это животное", но надо добавить - "животное разумное".
2). Начиная снизу, можно как по ступеням восходить до самого высшего рода, а сверху вниз нисходить нельзя. Например, можно сказать: человек – следовательно животное, следовательно живущее, следовательно тело, следовательно существо. Но нельзя сказать: существо следовательно тело, потому что не всякое существо есть тело, они разделяются на телесные и бестелесные. И так далее.
§31. Вид есть такое свойство, которое присуще многим особам нераздельным (индивидуальным существам). На вопрос: что есть вид? отвечаем: вся природа вещи. Например, человек есть свойство, которое присуще Иакову, Иоанну и прочим особам как бы вся их природа, ибо ежели спрошу: что есть Иоанн? отвечаем, что он человек, и сие слово всю его природу заключает.
Иные так определяют вид: вид есть подобие нераздельных. Поскольку опыт нас учит, что хотя вещи нераздельные мы можем под разными обстоятельствами и определениями как особенные понимать, однако же, между ними можно увидеть подобие или неподобие[41].
Особенное или нераздельное это то, что не можем разделиться на многие вещи. Например, Андрей на много иных андреев разделиться не может.
Откуда видишь, что
1). Нераздельное есть полностью определённая вещь.
2). Вещь нераздельная полностью себе подобных не имеет.
3). Начало нераздельности состоит в собрании всех свойств и определений, которые делают эту вещь именно такой, а не иной.
4). Нераздельная идея весьма многие нам представляет околичности, и в особенности точные определения.
Итак, мы видели, что такое род, что вид, и нераздельное. Посмотрим же, как роды из видов, а виды из нераздельных составляются.
§32. Как виды из нераздельных, так роды из видов составляются. Составляются же с помощью отвлечения, которое не что иное есть, как рассмотрение одного без другого. Например, вижу Кая, Семпрония, Иакова и подобных особ, тот стар, этот молод, иной добрый, другой злой и проч., в чём, как я примечаю, они не согласуют, а согласуют только в том, что и тот имеет тело, и этот, и все прочие. Также и этот рассуждает, и другой, следовательно, все имеют душу. И всё, что вижу подобного, оставляю, а всё несходное откидываю, так составляется общее понятие. Все эти особы суть люди, поскольку все из души и тела состоят. Так ты имеешь один вид существ, составленный с помощью отвлечения.
Посмотри же, как из разных видов составляется род. Возьми вид, например, человека, и другой, составленный так же из нераздельных: лошадей, львов, собак и проч. Все эти виды нечто подобное, а нечто неподобное имеют. Что неподобное откинь, а что подобное собери в одно. Что же эти виды имеют подобное? Вот видим 1) живут, 2) чувствуют. Итак, ты уже составил один род существ, называемых животные, По сему поступай далее.
Итак, ты видишь, что в общих понятиях нам представляется то, что многим общее, или что присуще многим нераздельным. Отсюда следует, что общности нет в мире, как некоторые утверждают, а содержится она в нераздельных, как выше в §29. Отсюда следует:
1). Во всех особностях содержаться общие, поскольку роды и виды в нераздельных содержатся.
2). Можно сказать, что нераздельное есть основание рода и вида.
3). В нераздельных содержится больше, чем в виде, поскольку мы, составляя вид, те только свойства кладём, которые в сём сходны, а несходные отметаем – такие, которые только Петру присущи, и делают Петра Петром, а не иным.
4). В виде содержится больше, чем в роде, поскольку и род так же те только свойства допускает, которые в сём сходны, а прочие отметает. Например, более надобностей изыскуется, чтобы составить вид человека, нежели род животных, ибо чтобы составить человека не только изыскуется жизнь и чувства, но и разумная душа, а к составлению животных только жизнь и чувства.
Из всего этого философы выводят такие предложения:
1). От определённого вида не должно заключать к роду.
2). Род со своим видом нельзя взаимно брать.
3). Не всё, что противно виду, противно и роду. Хотя всё, что противно роду, противно и виду.
4). Чем меньшее содержание идеи, чем больше её расширение (объём).
§33. Различие это то, чем одна вещь отличается от другой. Оно трояко: или естественное, или собственное, или случайное.
Различие естественное, или видотворное (видовое различие), это то, чем отделяется один вид от другого, принадлежащего к тому же роду. Оно рассматривается двояко: либо разделяется род, либо составляется вид. Так, разумные и неразумные составляют животных, а после разумные составляют людей, а неразумные – скотов. Быть разумным есть видотворное различие человека, поскольку через него человек отличается от других видов – от лошадей, львов и прочих. Ты видишь, что придав различие роду, получаешь вид.
§34. Собственным называется такое естественное свойство, которое присуще одному виду, всякому и всегда.
Порфирий[42] четверояко рассматривает собственное:
1). Которое присуще только одному виду, но не всякому (не всем его членам). Например, "быть медиком" присуще только человеку, но не всякому.
2). Которое присуще виду, но не одному. Так, "ходить на двух ногах" присуще всякому человеку, но одни только люди ходят на двух ногах, но и птицы.
3). Которое присуще одному и всякому виду (всем его членам), но не всегда. Так, одним только людям и всем им присуще говорить, но не всегда они на самом деле говорят.
4). Которое присуще одному и всякому виду (всем его членам) и всегда. Так, одному и всякому человеку всегда присуще рассуждать, быть разумным и проч.
§35. Случайным Порфирий называет то, что может присутствовать или отсутствовать у какого-нибудь субъекта без повреждения субъекта, в котором оно содержится. Так воск может иметь фигуру, или не иметь, без повреждения самого воска.
Случайное делится на внутреннее и внешнее, разлучное и неразлучное.
Неразлучное случайное это такое, которое только умом можно отделить от субъекта. Например, чернота арапа, её никак, кроме как умом отделить нельзя. Это случайное от собственного отличается, поскольку, например, я могу арапа без черноты понять, а человека без умствования – никогда. Арап, хотя бы и не чёрен был, однако был бы человеком, а ежели б кто не умствовал, то есть не имел бы души, не был бы человеком.
Разлучное случайное это такое, которое может без всякого вреда от субъекта отделиться. Оно есть двоякое: духовное и телесное, поскольку как телу разные присущи фигуры, так и душе – разные помышления.
Внешнее случайное это такое, которое даёт вещам наименование извне. Так, стена называется от видения, благоухание – от обоняния.
Внутреннее случайное это такое, которое в самой вещи или субъекте содержится. Оно двояко: или физическое, как воспоминание, любовь и проч. содержится в душе, величина, положение, фигура и проч. – в теле, или метафизическое, которое только даёт субъекту наименование, но не содержится в нём, как отношение отца к сыну и проч.
Случайное тоже разделяется на самостоятельное и относительное.
Самостоятельное случайное это такое, которое присуще субъекту без всякого рассуждения, или независимо от чего иного. Таково движение, положение тела и проч.
Относительное случайное это такое, которое присуще субъекту не просто, но сравнительно с другим. Таково подобие, или равенство с другим.
Ещё и то здесь примечай, что некоторая вещь, кругом другой положенная, может назваться случайной относительно того тела, которое она покрывает, хотя сама по себе и не является случайной. Такова одежда относительно покрываемого ею тела и проч., ибо она не принадлежит до естества человеческого, но только составляет разное человеческое состояние.
Из всего этого ясно, что случайное может быть присуще многим, например, круглость может быть присуща и дереву, и мрамору и проч. И потому оно справедливо считается общим понятием.
Итак, о нахождении идей и об их различии достаточно, однако не премину и категории здесь тебе предложить, чтобы ты мог иметь о них понятие.
Глава 3. О категориях.
§36. Категории способствуют удобному нахождению идей и их распознанию, какие они: духовные, телесные, или случайные. Всё, что мы постигаем, логика делит на известные категории.
Категории есть не что иное, как высочайшие роды, главы или порядки, в которых содержатся все особенные свойства какого-либо существа, и в которых заключается всё, что мы только можем понять умом.
Вообще говоря, имеются только две категории: существо, вещь, или состоящее, и способ существа, или случайное. Кроме этого, мы ничего познавать не можем. Но поскольку случайные есть разные, Аристотель определил десять категорий: Существо, Количество, Качество, Отношение, Действие, Страдание, Где, Когда, Положение и Состояние, изъяснение которых вкратце здесь предлагаю.
§37. Существо есть такая вещь, которая сама через себя состоит. И оное есть или духовное, как Бог, ангел, человеческая душа, или телесное, как тело, животное и проч., как изложено выше в главе 2, §30. Но поскольку в вышепредложенной фигуре ничего о духах не говорится, она не вполне аккуратна. Поэтому предлагаю здесь другую фигуру, в которой содержатся все вещи, она называется пурхоционова[43].
Видишь здесь хорошее расположение и хороший порядок всех существ. Здесь не только все телесные и духовные существа изрядно представлены, здесь существо, вещи и состояние все за одно берутся и одно значат. Потом существо разделяется на духовное и телесное. Духовное составляет дух, телесное – тело.
Далее, дух или пресовершенен, таков Бог, или несовершенен и не имеет тела – таков ангел, или имеющий тело – такова душа человеческая, которая в совокупности с телом составляет человека, а разлучённая с ним – душу после смерти. Так рассуждай и о прочем.
Существо, по Аристотелю, имеет, среди прочих два свойства:
1). Существо не принимает больше и меньше, или, как говорят грамматики, не имеет уравнительной и превосходительной степени. Например, нельзя сказать этот больше человек, а этот меньше. Можно сказать большой или маленький человек. Так, Голиаф не был больше человек, чем Давид, а был выше его.
2). Существо собственно, в рассуждении себя, то есть, поскольку оно существо, не есть другому существу противное, а только в рассуждении качеств, или случайностей. Например, вода противна огню в рассуждении её качеств, а не как существо.
§38. Количество есть размерение существа, или определение величины, или то, чем ответствуется на вопрос: сколько? Оно разделяется на беспрерывное и раздельное (дискретное).
Раздельным называется то, части которого суть раздельные, например, число или множество.
Беспрерывное есть, которого части не разрываются, например, протяжение.
Беспрерывное качество разделяется на преходящее и пребывающее.
Преходящее есть то, части которого находятся во всегдашнем течении, как движение, время.
Пребывающим называется то, части которого имеются вместе непреходительно, и оно есть троякое: линия, поверхность и твердыня (твёрдое тело).
Линия есть протяжение в длину только. Не то, чтобы имелась какая долгота без широты и глубины, но потому что можно так рассуждать о теле, например, рассуждать о какой-то вышине, не взирая на широту и глубину.
Поверхность есть протяжение только в длину и широту. Ибо так можно о чём-либо рассуждать. Например, жатель не рассматривает глубину нивы, а только её долготу и широту.
Твердыня есть протяжение в длину, широту и глубину. Не рассматривая никаких более физических качеств, как ежели бы кто рассуждал о бочке, сколь она долга, широка и глубока, не рассматривая, что содержится в ней: вода или вино.
Количество у Аристотеля также имеет три свойства: 1) не имеет противоположного; 2) не принимает большего и меньшего; 3) вещи называются количественно равными или неравными.
§39. Качество обширностью своей всё то в себе заключает, чем ответствуется на вопрос: какова вещь? Например, разум называется духовным от духовности, снег – белым от белости. А духовность и белость сами по себе таковы, а не от других качеств, поскольку сами в себе суть таковы, что не требуют чего-либо иного, чтобы быть такими.
Качество относится не только до всех случайных свойств, кроме количества, но и до вещей естественных. Поскольку если спросить, например: каков Бог? то ответствуется, что он есть всесильный, везде сущий; каков человек? разумом одарённый; каков циркуль? круглый. Эти свойства суть естественные.
Здесь от Аристотеля берётся значения случайного, и разделяется на четыре двойных вид: способность и расположение, натуральное могущество (природная способность) и немогущество, качество страдальное и страдание[44], форму и фигуру.
Способность есть некая удобность и склонность к какому-нибудь действию, употреблением и упражнением приобретённая, как знания и искусства, добродетели и пороки и проч. Если способность не очень основательна, то она называется расположением.
Натуральное могущество есть всеянная природой в вещи сила, чтобы они могли действовать и страдать[45], как, например, могущество разума и желания, откуда другое могущество есть – страдательное, как разум, другое действительное, как воля. Ежели могущество есть несильное и некрепкое то называется немогуществом, или слабостью. Например, поскольку у молодых быстрый имеется взор, то имеется могущество, а у старых поскольку тупой, то они, по Аристотелю, имеют немогущество зрения, то есть, меньшее могущество.
Страдательное качество есть такое расположение, находящее во всякой вещи, которое может какое-нибудь чувство тронуть, например, сладость в мёде, которая может наш вкус тронуть, теплота в огне, холодность в воде и проч. Страдание же на сём месте есть быстро приходящее приткновение или расположение, которое в нас страдательное качество производит, как боль от удара, бледность от страха и проч.
Фигура есть определение внешнего тела, например круглость циркуля или глобуса.
Форма от фигуры тем отличается, что форму приписывают вещам природным, например, небу, солнцу, человеку и проч., а фигуру - вещам художным, например, столу, дому, престолу и проч.
Аристотель исчисляет у качества четыре свойства. 1). Иметь противное, например, добродетель противна пороку. 2). Если из двух противностей одно будет в категории качества, то и другое должно быть там же, напр. свет и тьма. 3). Имеет степени больше и меньше. 4). Через качества вещи называются подобными или неподобными.
§40. Отношение есть порядок или взирание одного к другому. Однако поскольку нет никакого существа или случайного, которые не имели бы какого-нибудь отношения к другим, то отношение лучше не числить между категориями, а назвать общим термином, о чём Метафизика учит. Сюда принадлежат все сравнения, уподобления, отношения и проч., например, отца к сыну, слуги к господину.
Действие называется то, что действуя, поскольку действует, производит результат. Оно двояко: или внутреннее, например, знать, любить, ходить, или внешнее, например, ломать, резать, вить и проч.
Страдание есть дело действующего, принимаемое в страждущем, или через что говорится о какой-нибудь вещи, что страждет. Например, согревание относительно действующего огня есть действие, а для нагреваемой руки – страдание. Страданием является также быть битым, любимым и проч. Это страдание отличается от вышеупомянутого, поскольку то скорее проходит, а это дольше пребывает.
Где это присутствие вещи, например, в Москве, в доме и проч.
Когда это пребывание вещи во времени, например, вчера, сегодня и проч.
Положение есть известное расположение частей тела, по частям места, например, сидеть, стоять и проч.
Примечай, что положение и где между собой различествуют, поскольку, например, человек на корабле переменяет где, но не переменяет положения.
Состояние есть пристойное тела убранство, например, быть одетым, вооружённым, увенчанным и проч.
§41. Всё раньше сказанное, относится к нахождению, распознаванию и составлению идей.
Мы выше, в §32, говорили, что общие понятия формируются через отвлечение. Как общие составляются через отвлечение, так нераздельные – через чувства, поскольку всё, что есть особное существо, которое мы воспринимаем чувствами, напр., этот столб, этот Пётр, которого я вижу, это и есть нераздельное. Некоторые для образования идей придают иной способ, называемый хотительным соединением.
Хотительное соединение это такое, с помощью которого мы можем мысленно некие идеи разные и между собой раздельные, нечто из них оставляя и иным способом разопределить. Например. если себе формируешь понятие пресовершенного разума, то ты формируешь его через хотительное соединение. Поскольку ты знаешь, что такое разум, и что такое пресовершеный, то помышлением соединяешь обе идеи, чтобы единое сделалось понятие пресовершенного разума.
Когда ты хочешь через такое соединение формировать идеи, то примечай, ежели они возможны, то и истинны (существуют), как пресовершенный разум, а ежели не возможны, то и не истинны (не существуют), как железное дерево, золотой мир и проч.
Примечай также, что идеи в совершенство приводятся, когда из тёмных делаются ясными, а их этих – подробными, но сие ничем иным не приобретается, как вниманием, прилежанием, повторением. И обратно, потемневают от нерадения, неповторения, невнимания.
Глава 4. О терминах.
§42. Понятия, которые мы себе составляем, обычно передаём другим речениями. При этом следует соблюдать определённую осторожность, дабы другим не предложить тёмного и непонятного.
Поскольку логика должна наши идеи или понятия направлять к познанию истины, то она должна преподавать и такие правила, которым мы должны следовать, если хотим, чтобы то, что мы думаем, было правильно передано другим.
§43. Речения суть не что иное, как знаки, голосом искусным предложенные, показывающие понятия нашего разума. А знаком всё то называется, что, кроме своего понятия, вызывает в разуме понятие другой вещи. Речи, которыми мы понятия свои предлагаем, иначе называются терминами.
Некоторые различают словеса и речения тем, что речением называют знак, голосом искусным предложенный, а словом – то, что можно и голосом предложить, и написать.
Речения суть хотительные знаки понятий, иначе говоря, от нашего хотения зависят, каким голосом[46] мы хотим свои понятия другим открыть. Это правильно потому, что одни и те же понятия разные народы предлагают разными голосами[47], из чего следует, что между речами, означающими понятия, и самими понятиями, означающими вещи, никакой обязательной связи не имеется. Знаки же, которые никакой обязательной связи не имеют с обозначаемыми ими вещами, называются хотительными.
§44. Мы говорим, что понимаем других, когда те же понятия из речений другого воспринимаем, которые он в них вкладывает.
Когда мы к другим говорим, то речи затем употребляем, чтобы другие нас понимали. Откуда следует, что со всяким речением должно быть сопряжено понятие. А потому должно далече от философического училища отбросить те речения, которые никакого знаменования не имеют.
Таковы речения у древних <слово неразборчиво>. К ним же относятся и те термины, с которыми мы думаем, что сопрягаем некое понятие, а самой вещи ничего не делаем. То понятие называется обманчивым. Например, если сказать: память есть приятелище и вместилище понятий. Будто бы душа некое вместилище и тело, и поскольку самая вещь не соответствует понятию, ибо мы такое только о телах имеем понятие, поэтому мы считаем такой термин суетным, а понятие – обманчивым.
§45. Термин называется тёмным, если с ним сопряжено тёмное понятие. И если ты при изъяснении своего разума другому тёмные употребишь термины, то другой тебя не поймёт. Поскольку ежели тёмные употребишь термины, то всеконечно и понятие тёмное приложишь, в понятии же тёмном, как выше сказано, ничего различить не можем. Следовательно, тот, к которому говоришь, не сможет разобрать и уразуметь твои слова.
Темнота в речах есть понятие относительное: она относится или к тому, кто говорит и пишет, или к тому, кто слушает и читает.
Иногда расположение терминов таково, что ежели только приложишь внимание, то станет ясно, а иногда, как ни старайся, ничего не поймёшь. Это происходит потому что либо 1) такие речи ничего не значат и предлагают обманчивые понятия; 2) соединяются термины, которые по отдельности что-то значат, однако в соединении своё значение теряют, например, термины железо и дерево всеконечно имеют значение, а у их соединения, железа деревянного, значение пропало.
Отсюда следует:
1). В изъяснении нашего разума и в сообщении наших понятий другим мы должны весьма остерегаться терминов и речений тёмных.
2). Должно и того остерегаться, чтобы одним речением обозначать многие вещи, ибо ежели ты так поступишь, то слушателя в сумнение введёшь, о чём ты говоришь, и что ему понимать должно.
§46. Поскольку вещей имеется больше, нежели речей (слов), то часто случается, что в одной речи многие понятия заключаются. В этом случае философ должен определить, какое знаменование он той или иной речи придаёт. Таим образом, термины разделяются на определённые и неопределённые.
Определённый термин этот такой, которому всегда соответствует только одно понятие. Неопределённый это такой, понятие которого меняется и не всегда одно и то же означает.
Следовательно, остерегайся:
1). Употреблять, кроме определённых терминов, также и неопределённые, иначе ты своего слушателя в сумнение приведёшь о чём ты говоришь. Против этого некоторые погрешили, дефинируя (определяя) философию неопределённым термином, что она есть познание вещей божественных и человеческих, ибо неизвестно, какое здесь познание должно разуметь: историческое, философское, математическое и проч.
2). Употреблять в философических вещах имеющие одинаковое именование термины, поскольку имеющие одинаковое именование термины придаются многим вещам, имеющим разное значение, а потому такие термины неопределённые, коих не должно употреблять.
Имеющие одинаковое именование термины называются по-гречески омонимами, и противополагаются единознаменательным, или определённым. Например, рак в небесном зодиаке и животном мире, мир, свет и проч. Между ними есть средний термин, который называется аналогичным, и отчасти то же, отчасти нечто различное знаменует. Он разделяется надвое, на пропорциональный и свойственный.
Термин аналогичный пропорциональный это такой, который то же отношение имеет к различным вещам, например, подошва или нога человека имеет то же отношение к человеку, что и нога стула к стулу, подошва горы к горе.
Термин аналогичный свойственный это такой, который то же свойство под разным образом присваивает, например, здоровое животное, здоровое хождение, здоровая урина, здоровый воздух. Однако это здоровое собственно одному только животному служит, а другим вещам под разным образом придаётся: хождением или воздухом как причине здоровья, урине – как знаку здоровья и проч.
Сюда принадлежат термины 1) срастившийся, который обозначает вещь, имеющую какое-нибудь качество или форму, например, белый означает вещь, содержащую в себе белость; 2) отвлечённый, который только форму или качество обозначает, например, белость, круглость; 3) общий, который производит общее понятие, например, человек, животное; 4) частный, который обозначает одну вещь, но неопределённо, например: некоторый; 5) особый, который обозначает одну определённую вещь, например: Пётр, Павел; 6) категорический, который обозначает какое-нибудь существо или случайное, но только в одной категории содержащееся, например, дух, человек, камень; 7) проходительный, который все проходит категории, и как существам, так и случайностям служит, например: единое, доброе, истинное и проч.
§47. Синонимами называются имена, которые имеют одно и то же значение, например: меч, шпага, сабля.
До тех пор, пока мы какому-нибудь термину придаём значение, к которому он определён, мы употребляем этот термин собственно, а когда мы от него природное значение отнимаем и, из-за некоего подобия, приписываем другой вещи, тогда мы употребляем его термин не собственно, а метафорически. Например, пока ты под термином источник понимаешь воду, которая в открытой долине под собственной тяжестью вниз течёт, до тех пор ты термин источник собственно берешь. А если его от этого значения перенесёшь к другому, например, если скажешь: источник мудрости, то уже эта речь, источник, не собственно берётся.
Из вышесказанного ясно, что все несобственные речи следует относить к терминам неопределённым и обширным. Поэтому пусть философ остережётся употреблять в изъяснении своих замыслов несобственные и метафорические термины, ибо мы затем говорим, чтобы нас понимали, а как же понять, если мы поступим так? Все такие речения мы оставляем риторам, пускай они со своими слушателями как хотят поступают, пускай тропы, фигуры и разные схематы употребляют, а философ, желая истину доказать, от всего этого да удалится.
§48. Употребительным (общеупотребительным; обыденным; повседневным) термином называется такой, который мы понимаем, хотя бы и не примечали (объясняли), что он значит. Отсюда можно понять, что это говорить? Говорить не что иное есть, как применять термины употребительные и собственные к изъяснению своих мыслей другому. Например, термин свет за то берётся, что делает, чтобы мы могли распознавать вкруг лежащие тела. Так и употребление в разговоре требует, чтобы мы приписывали свету то же.
§49. Употребление разговора (обыденная, общеупотребительная речь) наблюдает тот, кто речениям такие соединяет значения, которыми обозначаются вещи, этими речениями в общем разговоре подразумеваемые.
Употребление разговора философ разделяет на гражданское и художественное. Гражданское это когда речи в общих разговорах, для товарищества и жительства, употребляют между собой соединённые содружеством люди. Художное – это когда в науках и искусствах такие употребляются речи, которыми бы свои понятия другим объявит.
§50. Философ в использовании терминов всегда должен смотреть на употребление разговора, и не отступать от принятого знаменования речей (значения слов). Поскольку философ затем речи употребляет, чтобы его уразуметь можно было, иначе же не смогут уразуметь, если только он, не отбросив неопределённые термины, не употребит определённые и употребляемые. Например, если бы философ слово протяжение так определил, чтобы под ним понималось всё то, что пределами ограничено, то он бы тогда от употребления без нужды отступил.
Если ты хочешь для какой-нибудь речи (слова) найти, какое ей значение приписывают в употреблении, то поступи так: рассмотри многие случаи, в которых эта вещь употребляется, и противные, где не употребляется. Например, если хочешь узнать, что употребление разумеет под словом разум, то посмотри, в чём и когда оно применяется. Мы тогда говорим, что человек имеет разум или поступает разумно, когда он может сопрягать будущее с настоящим, когда во всех делах поступать умеет. когда о всяких предложениях удобно рассуждает, и когда консеквецнии, или следствия предвидит и предрассуждает. А если человек может видеть только то, что находится перед его глазами, то мы ему не приписываем разума. Отсюда явственно, что под разумом в разговорном употреблении понимается удобность (способность) или ума человеческого совершенство, с помощью которого можем предвидеть связи вещей.
§51. Соединение многих терминов составляет речь, или слово.
Здесь, в конце, рассудилось мне предложить некоторые взятия и разделения терминов из аристотелевских подражателей, чтобы и их речи были нам употребительны и известны.
1). Термины разделяются на категорематичные и синкатегорематичные. Категорематичным называется такой, который может сам, безо всяких придатков, составить субъект (подлежащее) или предикат (сказуемое) некоторого предложения, то есть может сам собой в речи пониматься. Например: "человек учится" и проч. Синкатегорематичным называется такой, которому для составления субъекта или предиката нужно присовокупление других терминов, то есть, сам собой он не понимается. Таковы все прилагательные, наречия, предлоги, союзы, междометия и все косвенные падежи, например, весьма добрый. К этому некоторые прибавляют ещё смешанные термины, например: никто, то есть никакой человек, ничто, то есть никакая вещь.
2). Термины разделяются на простые и сложные. Простым называется такой, который состоит из единого речения (слова), например: человек. Сложным есть тот, который состоит из более, чем одной речи, например: тёплый камень.
3). На определённые и неопределённые. Определённый это тот, который обозначает нечто известное, без приложения отрицания, например: человек. Неопределённый это тот, к которому приложено отрицание, обозначает неопределённую вещь, например: не человек.
4). На самостоятельные и сравнительные. Самостоятельный это тот, который может пониматься просто, без отношения к другому термину, например: человек. Сравнительный представляет такое понятие, которое без отношения к другой идее нельзя понять. Например, если сказать Голиаф большой, то это относительно Давида. Его нельзя понять, если не представить себе Давида, или кого иного, относительного которого он называется большим.
5). Термины разделяются на материальные и формальные. Материальный это когда мы какой-либо термин взимаем за самые литеры и слоги из которых состоит, и перед которыми можно положить это, например: эта речь, это слово, и сие взимание терминов называлось у древних подложность термина. Материальный как ежели скажешь, добродетель есть женского рода, четверосложная и проч.
Термин называется формальным, если мы термин взимаем за некую идею, или понятие, которое термином обозначается. Например, если я скажу добродетель есть привычка, или добродетель делает нас блаженными, то я термин добродетель употребляю формально, или в формальной подложности.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
о втором действии нашего разума
Глава 1. О рассуждении.
§52. До сих пор мы говорили о первом действии нашего разума, то есть, о простом понятии и составлении идей. Но поскольку мы не только просто представляем себе вещи, но и произведённые идеи так между собой сопоставляем, чтобы увидеть, сходны ли две идеи или нет, и понять их сходство или несходство, поэтому самое время нам теперь об этом говорить.
Когда наш разум две идеи соединяет или разлучает, то говорится, что он рассуждает, итак, рассуждение, взятое за второе действие нашего разума, есть не что иное, как соединение или разлучение идей. А идеи мы тогда соединяем, когда рассуждаем, что одна другой приличествует. Различаем же тогда, когда думаем, что одна другой противна и несходна.
§53. Для лучшего изъяснения дефиниции рассуждения мы предлагаем пример. Ежели наш разум рассуждает, что Бог есть предвечный, тогда мы 1) соотносим идею Бога с идеей предвечного, чтобы увидеть, согласны между собой эти идеи или нет; 2) когда разум примечает согласие этих двух идей, то он их соединяет, чтобы определить, что Бог есть предвечный. Тогда говорится, что мы подтверждаем, когда означаем, что одна идея другой приличествует, или когда одну идею с другой соединяем. Отрицаем же тогда, когда одна идея другой, или одно понятие от другого понятия отделяем. Ежели рассудишь, что идея предвечного приличествует Богу, тогда подтверждаешь, что Бог есть предвечный, а ежели рассудишь, что идея предвечного не приличествует миру, тогда отрицаешь, что мир не есть предвечный. Отсюда ты ясно видишь, что всякое рассуждение есть либо подтвердительное, либо отрицательное.
§54. Но поскольку часто случается, что мы в своих рассуждениях погрешаем, то логика, по должности своей, показывает причину наших поползновений, и чем мы их можем избегнуть. И хотя много имеется источников, откуда эта столь мутная вода истекает, однако мы самых главнейших исчислим, коих три: 1) предрассуждение; 2) поспешность ума; 3) худое употребление речей в разговорах и происходящая от того сумнительность. Некоторое же число и атидотов (антидот, противоядие) или лекарств против них напишем.
§55. Предрассуждение есть некое затверделое мнение, происшедшее от чувственных представлений. Поскольку мы, прежде чем пришли в возраст совершенного мужа, были младенцы, когда наш разум, не имея никакого употребления, нами чувства слабосильные и на все стороны удобопреклонные так сильно владели, что то за хорошо ставили, что они за хорошо представляли, и то за худо, что им так показывалось, и так не ими разум, а они разумом владели. Например, увидел мальчик, что пламень сияет, вот и подтверждает: это хорошо. Ожгло его – тут же за великое ставит зло. Ещё увидел некие качества в вещах, так тотчас представляет, словно эти качества в вещах содержатся, как, например, горячесть в огне, белость в молоке, холод во льде и проч.
И не только младенцы так рассуждают, но и многие взрослые люди. Откуда сыскалось, говорят некоторые, что в тяжёлых телах имеется больше существа крепкого, нежели в лёгких, что весь свет составлен из празности и непразности, что от земли до неба всё праздно и пусто, что жидкие и тонкие тела больше подходят духу, отчего и наша душа произошла, и прочие бесчисленные, коих здесь написан реестр не к стати. Теперь посмотрим, как от сей можно исцелиться болезни.
§56. Против предрассуждения единое только имеется лекарство, которое состоит в том, чтоб разум совсем его отметнул и впредь ничего не принимал за правду, пока сам хорошенько не рассудит, До тех пор мы от заблуждения не сможем избавиться, пока заматерелых будем держаться мнений, как эти (по свидетельству Цицерона) пифагоровы учении, если их спрашивали о причине, отвечали: сам сказал, то есть Пифагор. На что философии такой авторитет, здесь изыскиваются причины вещей и всякий имеет вольность рассуждать.
Многие имеются предрассуждения, которым мы от самых младых ногтей приучились, и такие очень трудно отметнуть. Поэтому нам следует всеми силами стараться ничего не утверждать и ни с чем не соглашаться, пока долго и прилежно не рассудим. Тем более, ежели есть такая вещь, где сумневаться надобно, не возымеем сумнения, ибо хотя не о всех вещах, как думают пирроники[48], но о некоторых сумневаться весьма полезно. Двоякое имеется сумнение, о чём ниже.
Так должно поступать не всегда, а только в таких вещах, где возможно промедление. Поскольку иногда так случается, что медлить вовсе нельзя, а надо тотчас за дело приниматься. В таких случаях держи правило: большее добро предпочитай меньшему. Принуждает кто либо худо сделать либо умереть, ты лучше умри, чем останься жить беззаконно.
§57. Поспешность ума есть нерассудное о незнаемой вещи рассуждение. Ничего нет в свете столь употребительного, как этот порок. Мы когда что увидим, тот час о том и рассуждаем. Например, увидели, что камень падает без всяких чувствительных качеств приложении, магнит притягивает железо, ревень сливы и подобное очищает и мы тот час утверждаем, что в них такая имеется сила.
Однако это плохо, поскольку, хотя мы вреда никому не причиняем, но в содружестве и сожитии между людьми это весьма вредительно. Мы когда увидим, что некие, хотя бы и добрые люди, в чём-нибудь согрешили, а другие, хотя бы и злые, какое-либо добро учинили, тот час сего хвалим, того осуждаем. Так фарисей Христа, когда к нему пришла некая жена грешница вымыть ему ноги, осудил, сказуя (Лук. 7): Сей, аще бы был пророк, ведал бы. Так же и мы премного осуждаем, случилось, например, преразумному человеку сказать нечто непристойное, тотчас говорим универсально (обобщаем): этот ничего не знает. Философы не смыслят, астрологи обманывают, а сии все и прочие бесчисленные пороки происходят от разных предрассуждений, от поспешности ума, от самолюбия, от потягания за кем, от зависти и проч.
§58. От этого порока никак иначе избавиться нельзя, как только прилежным обо всяких вещах рассуждением и вниманием, ибо как медики научают, что противное противным лечится, так и здесь поступай, то есть поспешность ума и безрассудную к подтверждению и отрицанию склонность исправляй медлением, вниманием и рассуждением. Однако чтобы ты мог лучше рассуждать и в чём-нибудь удостовериться, некие роды удостоверения тебе пропишу.
1). Удостоверение моральное[49] есть, когда соизволяет наш разум такой вещи, которая может и иначе, нежели говорится, быть, однако обыкновенно иначе не бывает, и потому нам о том сумневаться обычай и употребление людей возбраняет. Так, например, когда говорят, что блаженной памяти государь Пётр Великий в 1709 году победил под Полтавой короля шведского, это такая правда, что и сумневаться нельзя, поскольку все и писатели и очевидные свидетели подтверждают согласно, коих свидетельства опровергнуть невозможно.
2). Удостоверение физическое есть согласие разума с такой вещью, которая, порядок вещей наблюдая, иначе и быть не может, хотя мы и можем иначе о том мыслить. Например, я удостоверяю, что огонь положенную в него сгораемую материю непременно сожжёт, хотя и знаю, что Бог может иначе сделать.
3). Удостоверение метафизическое есть согласие разума с такой вещью, о которой иначе помыслить невозможно. Например, я так удостоверяю, что целое больше своей части, иначе помыслить не могу.
4) К этому можно прибывать ещё божественное удостоверение, когда мой ум всем согласует таинствам, ради преимущества Бога открывающего. Например, я удостоверяю, что Бог в себе троичен, поскольку он открыл мне так.
Из этого ты достаточно можешь научиться, как рассуждать. В божественном удостоверении будь доволен откровением Бога; в моральном, где описывается какое-то действие или история, не ищи удостоверения метафизического, здесь довольно свидетелей; в физике также можем довольствоваться доказательством каким-нибудь, когда можем какого-то действия показать причину; в метафизике и в геометрии нам должно доказывать твёрдо, ясно, основательно. Притом всегда наблюдай, чтобы вид вещи, или тень, не причесть за самую правду.
Но чтобы мы могли о всякой вещи внимательно рассуждать, нам нужны многие надобности. 1). Должно приучать разум к рассуждению и через употребление то приобрести, чтобы наш разум мог собираться и в себя приходить, ибо который всегда всюду развеян, тот о вещах как надобно размышлять не может. 2). Содружество людей, с которыми живём, может или исправить, или испортить внимание, поэтому или обращайся, или удаляйся от них. 3).Надобно подходящее к тому иметь место, то есть уединённое от людей и от всякого шума. Потому-то и музы, как сказуют пииты, водворяются в пустыне. Надо также некое к размышлению подходящее время выбрать, то есть такое, когда разум был бы чистый, и свободный от всяких других помыслов: таково утреннее время. Откуда небесная говорит премудрость (Притч. 8, 17): любящих меня люблю и утреннюющий (устремляющийся) ко мне обрящет меня.
§59. Не меньший вред наносит человеческому роду и худое употребление речей в разговорах. Ибо все воображения, страсти, смущения ума, предрассуждения, и разума поспешность самые речения как бы ясно подтверждают, или потому что они сумнительны, или что разных знаменований, или что им, как бы самым вещам, идеи прилагают. Мы часто говорим: виноград высокие, а вербы водяные места любят; называем огонь пожирающим, а море – обманчивым, поля смеющиеся, весёлое лето, печальная зима; приписываем огню склонность вверх, а камню вниз лететь. От этого произошло и то, что счастье, ненависть случай слову и прочие добродетели или пороки стали почитаться за богинь, любящих или ненавидящих человеческий род и прочее подобное.
§60. Худого употребления речений ты так избежишь: ничего не предпринимай, пока не определишь, что через то должно разуметь, и так, когда всех речений знаменование уразумеешь, не будешь иметь о чём бы ты сомневался. Например, сомневаешься, есть ли у скотин души? так посмотри тот час, что должно разуметь под душой, ежели разумеешь душу разумную, то её у них нет, а ежели разумеешь дух жизненный, то всеконечно есть, так и в прочем поступай.
Глава 2. О предложениях вообще.
§61. Как идеи именами, так и рассуждения глаголами выражаются. Рассуждение же, глаголами выраженное, называется предложением, произношением и извещением, а определяется так. Предложение есть речь, или слово, учреждённое от людей для выражения рассуждений. Мы во всяком рассуждении соединяем или разделяем идеи. Соединять же или разлучать иначе не можем, как только приписывая какой вещи что-нибудь, или отметая оттуда. Видно, что и во всех предложениях должна быть вещь, о которой что-нибудь подтверждается или отрицается, и должно быть ещё нечто, что подтверждается или отрицается.
§62. То, о чём подтверждается или отрицается, называется субъект, или подлежащее. То, что подтверждается или отрицается, зовётся предикат, или сказуемое. То, чем подтверждается или отрицается, слывёт копула, или связка. Субъект и предикат называются ещё границами предложения, поскольку они по краям положены, предложение ограничивают.
Связка, или термин, который показывает сходство субъекта с предикатом, это глагол есть, которому ежели припишешь частицу не, показывает разлучение понятий. Этот термин есть иногда показывается явно, а иногда утаивается, например, ежели скажешь: Бог есть предвечный, то явно связку положишь, а ежели скажешь Бог всё сохраняет, то утаиваешь связку, должно же понимать предложение так: Бог есть всё сохраняющий.
У древних связка ещё разделяется на связку второго приложения и третьего приложения. Связка второго приложения такова, что после термина есть нет никакого предиката, а только означает существование вещи, например: Бог есть. А когда имеет после себя предикат, соединяющийся с субъектом, называется связкой третьего приложения, например: Бог есть всесильный.
§63. Один только есть, собственно, и может называться связкой и существительным, а прочие все глаголы суть прилагательные, и связками называться не могут.
Существительным глаголом называется такой, который кроме рассуждения или связки субъекта с предикатом ничего в себе не содержит. Иного такого глагола, кроме как есть, нет, ибо этот не означает действительное вещи бытие, или иное что, кроме связки. Например, если я говорю: Виргилий есть пиит, то я не подразумеваю этим, что Виргилий имеет своё бытие или находится, но только то, что этот предикат пиита приличествует Виргилию.
Прилагательным глаголом называется такой, который кроме рассуждения или связки субъекта с предикатом означает и нечто иное, что можно выразить именем. Так, когда я говорю: пишу, то не только моё рассуждение предлагаю, но сверх показываю некое упражнение, которым литеры на бумаге показываю, или я есть пишущий. Такое значение имеет и глагол есть, когда он кладётся без предиката.
§64. Предложения, имеющие явно положенный субъект, предикат и копулу[50], называются логическими и совершенными, а те, в которых субъект, предикат или копула утаивается, называются несовершенными, или криптичными. К ним относятся все такие предложения, в которых об ином ничего не подтверждается, ни отрицается, и хотя они и имеют совершенный разум, и союз речений грамматический, однако не являются логичными и совершенными. Таковы все предложения желательные, например: О, как бы мне Бог возвратил прошедшие лета!; повелительные, например: стой, Солнце, пока покорю врагов!; восклицательные, например: Ах! Увы, беда!; кондициональные (условные), например: если любишь меня, то зайдёшь ко мне; просительные, например: призри на мя и помилуй мя, и проч.
Глава 3. О свойствах предложений.
§65. Как у всех прочих вещей имеются особые приметы и свойства, по которым можно вещь от вещи распознавать, так и у предложений подобные же имеются свойства, по которым можно одно от другого различить.
Эти свойства философы показывают вопросами которое? какое? сколько? На вопрос: какое есть предложение? ответствуется, что оно или подтвердительное или отрицательное. На вопрос: коликое есть предложение? учат ответствовать, что есть или универсальное (общее), или партикулярное (частное), или особное (особенное). О всех надобно подробно говорить.
§66. Простым или категоричным называется такое предложение, у которого предикат просто, без всякой кондиции произносится, или у которого и субъект и предикат не являются сложными. Например; Бог есть пресовершенный, где предикат пресовершенный безо всякой кондиции Богу приличествует.
§67. Сложным называется такое предложение, в которое входит или впадающее предложение, или многие субъекты, или многие предикаты. Например: Бог есть всемогущий и предвечный; благочестие и воздержание есть добродетели. Здесь в первом предложении сложный предикат, во втором – субъект. Впадающим предложением называется такое, которое входит в исходное предложение. Например: человек, который верует во Христа, есть праведный, где видишь, что предложение который верует во Христа есть впадающее, и включается в это: человек есть праведный. Иногда как субъект, так и предикат содержат такие предложения. Например: свет, который мы видим, происходит от светлого солнца, то есть от солнца, которое есть светлое. Здесь примечай:
1). Впадающее предложение бывает двоякое: изъяснительное и определительное.
Изъяснительное есть такое, которое только то изъясняет, что содержится в генеральной идее субъекта или предиката, и без которого исходное предложение могло бы быть истинным. Например: человек, который во славу Божию создан, должен непрестанно умом к Богу возноситься. Если убрать который во славу Божию создан то и без него исходное будет истинное предложение: человек должен умом к Богу возноситься.
Определительное предложение есть такое, которое расширение (объём понятия) генерального субъекта делает узким, и без которого исходное предложение могло бы быть фальшивым. Например: человек, который верует во Христа, есть праведный. Если убрать впадающее предложение который верует во Христа, то будет ложное, поскольку не всякий человек есть праведный.
2). Иногда исходное предложение не получается распознать. Например, если скажешь: все схоластические философы учат, что тяжёлые тела безо всякого принуждения вниз падают, то сумнительно какое было исходное предложение. Ежели мое намерение показать, что тяжёлые тела вниз падают, то первое будет впадающим, а если хочу показать, что это их мнение, то последнее.
§68. Сложное предложение бывает двоякое: ясное и изъяснительное. Ясным называется то, сложение которого всем явно, а изъяснительным то, сложение которого всем неявно и содержит нечто, что другими предложениями должно изъяснить и показать.
К первому роду принадлежат предложения кондициональные, разделительные, союзные, возносительные, распознавательные. До второго – отлучительные, выключительные, восстановительные.
Начнём с первых.
§69.
1). Предложение кондициональное или иначе ипотетическое (условное, гипотетическое) это такое, в котором предикат придаётся субъекту под приложением какой-нибудь условия. Например: если существо преразумное, то всеконечно избирает самое лучшее. Первая часть, где содержится условие, называется первым предложением, или предыдущим, а вторая – последующим, последним, или следствием.
Здесь примечай: 1). Условие ничего не полагает в бытность, то есть, что говорится под условием, о том необязательно думать, будто бы оно уже и самой находится вещью. Например, если бы ты сказал: Если Кай прилежный, то он будет разумным. Кто бы из этого заключить хотел, что Кай будет разумным, тот погрешит против сего правила. 2). Невозможное условие имеет отрицательную силу. Например: если сделаешь вчерашний день сегодняшним, то я сделаю наследником моих имений; то есть, не сделаю[51].
2). Разделительное предложение это такое, в котором из многих предикатов подтверждается, что один должно субъекту приписать, но который из них, того не определяет. Например: жена или любит, или ненавидит, третьего следствия нет.
О сём наблюдай: 1). Чтобы полное разделённых частей было перечисление, иначе фальшивое будет предложение. Так, если скажешь: это тело чёрное или белое, то погрешишь, ибо не все перечислишь, может быть, оно красное или жёлтое. 2). Разделённые части так должны быть сопротивны, чтобы им стоять вместе было невозможно. Поэтому фальшивым было бы такое предложение: этот человек или добрый или честный.
3). Союзное предложение это такое, которое имеет многие субъекты или предикаты, сопряжённые союзами вязательными. Например: жизнь и смерть в руках Божьих.
4). Причинительное предложение это такое, которое имеет произношения, связанные частицами винословными: поскольку, ибо, так как и проч. Например: горе вам, богатые, ибо мзду свою вы восприяли.
5). Возносительное предложение это такое, которое имеет в себе некоторое возношение, отношение, или респект. Например: где сокровище ваше, там и сердце ваше.
6). Разнствительное предложение это такое, которое разные рассуждения показывает частицами но. Например: правда угнетаема может быть, но побеждена быть никогда не может.
Следуют предложения другого рода.
§70.
1). Отличительное предложение это такое, которое приписывает субъекту некоторое свойство так, что все прочие отметаются, частицами один, единый, самый, только и проч. Например: ничего, кроме прилежания, не делает человека разумным. То есть, нет иной вещи, которая могла бы умудрить человека, а только прилежание это делает.
2). Выключительное предложение это такое, в котором предикат подтверждается или отрицается от субъекта по всему распространению своему частицами кроме, разве. Например: ежели не покаетесь, то погибнете; все существа, кроме Бога, суть случайные.
3). Расстановительное предложение это такое, которое представляет разумноженный смысл расстановительными частицами поскольку, насколько касается до, в рассуждении и проч. Например: человек, поскольку имеет душу, нетленный есть. Противное здесь понимается так: а поскольку плоть – есть тленный.
4). Сравнительное предложение это такое, которое сравнение одной вещи с другой представляет частицами более, менее, лучше, хуже чем и проч. Например: лучше славно умереть, чем оскверниться.
Здесь примечай, что не всегда равное с равным, но и большее с меньшим и меньшее с большим сравнивается, только бы имели некое сходство между собой. Например: лучше к Богу прилепляться, нежели к диаволу. А сказать так уже плохо: снег белее чернил.
5). Начинательное предложение это такое, которое показывает, что тогда вещь изначалу начинает быть, как вечер настаёт, то есть, прежде был день, теперь становится вечер. Так Веспсиан, будучи при смерти и смеясь обожению, которое римляне приписывали своим государям по смерти, сказал: я, как видно, становлюсь богом. То есть: я был человеком, а теперь станут звать богом.
6). Перестающее предложение это такое, которое показывает что тогда перестаёт вещь. Например: преидох и се неб. То есть, мало перед этим возношался гордый, говорит Давид, да уже вот нечаянно перестал быть.
7). Продолжительное предложение это такое, которое показывает продолжение вещи. Например: Павел продолжал проповедовать Христа. То есть, которого прежде не престаёт и теперь проповедовать.
8). Показательное предложение это такое, в котором вместо субъекта употребляется показательное местоимение, для показания кому-нибудь такого, что из двух вещей состоит и в котором то, что начальнейше, и не столь чувствительно полагается в предикат, а которая явнейшая, та ясными словами не предлагается, и называется вместилищем. Например, можно, показывая мешок, деньгами наполненный, вот это деньги. Здесь начальнейшая вещь деньги, а вместилище – мешок. Таким предложением является и Христово слово: сие есть тело моё. Примечай, что когда мы такие предложения формируем, то часто случается, что приписываем способ, как какой-нибудь предикат приличествует субъекту, и такие предложения называются образительными, а имеет четыре способа. 1). Нужно. Например: нужно, чтобы свет освещаем был от светящего солнца. 2). Случается. Например: случается, что некоторые, изучающие философию, впадают в атеизм. 3). Возможно. Например: возможно, что Пётр учёный. 4). Невозможно. Например: невозможно, что человеческая душа телесна.
Итак, мы, кажется, всё, что касалось вопроса: которое предложение? отправили.
Следует теперь ответствовать на вопрос: какое и коликое предложение? то есть об их качестве и количестве.
§71. Когда мы рассуждаем, какие есть предложения, то примечаем, что всякое предложение есть или подтвердительное или отрицательное, истинное или фальшивое.
Подтвердительное предложение это такое, в котором предикат приписывается субъекту. Например: чистота есть добродетель.
Отрицательное предложение это такое, которое предикат от субъекта отделяет и показывает, что он ему не приличествует. Например: Бог не есть причина греха.
Истинное предложение это такое, которое что-нибудь такое предлагает, что самой вещью есть, или отрицает то, чего нет. Например: должно нам быть добродетельными[52].
Фальшивое предложение, напротив, такое, которое подтверждает то, чего нет, или отрицает то, что есть. Например: у круга четыре угла.
§72. На вопрос: коликое есть предложение? ответствуется, что оно или общее, или частное, или особенное.
Общее предложение это такое, у которого субъект берётся универсально, по всему своему распространению (во всём своём объёме), что бывает тогда, когда субъекту придаётся какая-нибудь частица из следующих: всякий, никто,… Например: всякий человек имеет разумную душу; никто не спасётся из неверных.
Частное предложение это такое, у которого субъект берётся частью, то есть одну вещь значит, да только неизвестную[53], и определяется следующими частицами: некто, некоторый. Например: некоторый человек есть беззаконный.
Особенное предложение это такое, которое одну вещь, особенную и известную означает. Например: Аристотель есть философ.
Сюда ещё принадлежат предложения неозначаемые, которые хотя субъект имеют общий, но никакую частицу перед собой не имеют. Например: человек рождён к трудам. Ты видишь здесь, что субъект общий, хотя никакой частицы перед собой не имеет. Можно сказать: всякий человек рождён, чтобы трудиться.
Здесь примечай: частица не имеет в предложениях двоякий смысл. Иногда отрицательный, и тогда то предложение называется определённым. Например, когда скажу: человек не есть скотина. Иногда же имеет смысл неотрицательно неопределённый, отчего и определение называется неопределённым. Например: человек несть нескотина. Разница состоит в том, что когда частица не ставится перед связкой, то совсем отрицает, а когда перед предикатом, то не отрицает и не определяет ничего.
Ещё примечай: философы, чтобы лучше распознавать предложения, какие и коликие есть, приобыкли перед ними некие знаки приписывать. А их четыре: A, E, I, O.
A – общее подтвердительное предложение
E – общее отрицательное
I – частное подтвердительное
O – частное отрицательное
Теперь мы, распознавши эти свойства предложения, удобно уразуметь можем, что такое противоположение, подчинение, превращение, равномощие и прочее.
Противоположение есть отношение между собой противных предложений. Противятся же между собой предложения или количеством, или качеством, или и тем, и другим. Отчего иное предложение называется противным, близ противным, противоположным и подчинённым. Как в следующей фигуре видишь.
Предложение, которое всё то отрицает, что другое подтверждает о том же субъекте, называется противным. Из двух противных оба могут быть несправедливыми. Всякий писатель любит украшать свой слог. Никто из писателей не любит украшать свой слог.
Противоположение близ противное которое бывает между двумя частными предложениями. Из них могут быть оба справедливыми.
Подчинёнными предложениями называются те, которые только в количестве (объёме) несходны.
Противословные предложения и качеством и количеством взаимно противятся. Из них непременно одно бывает справедливо, а другое – фальшиво.
Всех их примеры ты в предложенной фигуре видишь.
Равномощие есть приведение предложений, между собой противных, в одинаковый смысл с помощью частицы не, которая прилагается к субъекту одного противоположного предложения. Например: не всякий человек праведен; то же будет, что некий человек не праведен.
Превращение предложений есть пременение (перестановка) субъекта вместо предиката и предиката вместо субъекта. Например: некоторый человек есть учёный; некоторый учёный есть человек; всякий человек есть животное разумное; всякое животное разумное есть человек.
Многие здесь ещё субтильты (тонкости) схоластики приобыкли предлагать, которые не нужны, да и не полезны, мы все их им оставляем.
Глава 4. О различности предложений.
§74. Все свойства предложений мы уже представили, теперь их разности рассмотреть должны. Притом не преминем и о разности разума, или смысла, чтобы мы, читая какие предложения или слушая, могли удобнее уразуметь намерения предлагающего. Итак:
§75. Предложения есть зрительные и деятельные.
Зрительное предложение это такое, которое просто только что-нибудь о своём субъекте сказует, и тем довольствуется, без всякого произведения в действие. Например, если сказать: Назианин был красноречивее Цицерона.
Деятельное предложение это такое, которое показует, что можно и должно какое-нибудь дело в действие производить, и простым не довольствуется понятием. Например: делай то, что хорошо, от худого удаляйся.
§76. Из этих предложений иное доказуемое, иное недоказуемое.
Недоказуемое предложение это такое, в котором союз субъекта с предикатом так ясен, что без всяких доказательств удобно всяк может приметить. Например, если сказать: невозможно, чтобы одна и та же вещь и была и не была. Этим ты такую речь предложишь, которую всяк без доказательства всякого за справедливую примет.
Доказуемое предложение это такое, которое не может без доказательства за справедливое тотчас быть принято. Например, если сказать: Бог самое лучшее избирает, то тебе должно сие из иного доказать, то есть, поскольку он преразумный, поскольку пресовершенный и проч.
Предложение недоказуемое зрительное называется аксиома. Например: не может быть, чтобы не существо было существом. Подобно и все предложения, которые на едином основаны определении, называются у философов и математиков аксиомами.
Положим, например, такую дефиницию (определение): красноречие есть удобность (умение) хорошо говорить. Отсюда ты можешь вывести аксиомы: 1). Кто имеет красноречие, тот имеет удобность хорошо говорить. 2). Без удобности хорошо говорить не может быть никакого красноречия. 3). Чем короче кто говорит, тем красноречивее он считается.
Требованием (postulatu) называется то деятельное недоказуемое предложение, что из одной только дефиниции (определения) выведено. Например, если из дефиниции красноречия выведешь такие предложения: кто желает быть красноречивым, тот должен стараться приобрести удобность хорошо говорить. Опять, кто хочет другого красноречию научить, тот должен показать ему способ, как получить красноречие. Это и называется требованием.
§77. Теорема есть предложение зрительное доказуемое.
Теоремы из двух или более определений, между собой соединённых, производятся. Для примера, положим, что сказано: речь красная есть также и изобильная. Красноречие основано на ясном и подробном понимании излагаемых вещей. Так ты видишь, что всё это должно доказывать ещё из определений, на которых своё основание имеют.
Проблемой называется предложение деятельное доказуемое. Например, если бы нас спросили: как надо читать автора? как сложить панегирик? и проч. Сие будет проблема, в решении которой надобно некоторые правила знать.
§78. Собранием или следствием называют такие предложения, которые из других непременно нужно следствием составляются. Например: истинное красноречие должно иметь такую силу, чтобы могло все страсти нашей души или возбудить, или утолить, следовательно, оно может делать чтоб любовь, зависть, гнев, надежду и проч. или возбудить или утолить. И сие называется следствием.
§79. Всем этим предложениям придаётся схолия (изъяснение или толкование), которая изъясняет то, что кажется не очень ясным. Например, если бы предлагал о погрешностях, случающихся в речи, а при том приписал бы некие примечания читателю, о чём-нибудь, или откуда начало имеет погрешность, или в чем состоит и какая его сила, то ты бы схолию написал.
§80. Лемма и подпора называется такое предложение, которое берётся в подпору какой-нибудь пропозиции, от иной науки. Например, если бы ты хотел в риторике показать, что украшение слова долженствует уступить чистоте, а сему в доказательство взял бы из метафизики такое утверждение: иногда отступить должно от правила совершенства, то у тебя будет лемма.
§81. Разум или смысл предложения бывает различный, ибо иногда полагается какая-нибудь речь (слово) подложно, то есть не за то, за что она значит, но за самой свой материал литер и слогов. Например, если скажешь: Пётр есть двоесловное речение и проч., иногда литерально, иногда мистически, аналогически, вещественно и проч.
§82. Иное предложение можно разуметь литерально, просто, собственно, без всякого отношения, а иное, напротив, понимается относительно и метафорически. Просто – это, например, когда говорит Спаситель: Аз и Отец едино есма (Иоанн, 10:30). Метафорически – Аз есмь лоза, вы же ветви (глава 15, 5), как если бы самой вещью лозой был Спаситель, а ученик – ветвью.
§83. Иное предложение понимается мистически и духовно. Например, когда говорится: Да не возбраняше уста вола молотяща (Второзак. 25:4)[54]. Здесь литеральный смысл есть тот, который предлагается просто и понимается. Духовный же, куда намеревается через сие С. дух, то есть: служи алтарю, со алтарём делится. Этот разум (смысл) наипаче всего содержится в священном писании Ветхого Завета. Он есть троякий: аллегорический, тропологический и анагогический.
Аллегорический пишет о Христе и о церкви. Тропологический содержит в себе учение о нравах и обычаях. Анагогический небесное представляет блаженство. Или, кратко сказать: первый учит о вере, второй о делах, третий о надежде. Но о сем толкователей Писания спроси.
§84. Разум литеральный (прямой смысл) ещё субтильнее (тоньше, детальнее) иногда берётся (рассматривается), и разделяется на собственный, который иначе называется вещественным, и на формальный, иначе необширный.
Собственный или вещественный разум (смысл) это тот, когда какое-нибудь предложение берётся обширно, и всё то в себе заключает, что какой-нибудь вещи можно было приписать, хотя бы и не очень близкое имели сходство. Например: правосудие Божие есть Его милосердие. То есть, правосудие Божие есть сам Бог.
Формальный и необширный разум это тот, который узким делает или ограничивает смысл какого-нибудь предложения. Так, например: это предложение посему будет неправедное. Правосудие Божие есть его милосердие. Понеже здесь иное значит, правосудие поколику правосудие, и между собой суть противны.
§85. Ещё иной разум называют сложным, иной раздельным.
Сложный разум это тот, через который соединяется единое действие со своим отрицанием, или с противным действием.
Раздельный разум это, напротив, тот, через который единое действие разделяется от своего отрицания, или от противного действия.
Например, если сказать: кто говорит, не может не говорить. Кто спит, не может видеть. То это праведно (правильно) будет в сложном разуме, поскольку не могут эти два действия вместе быть и производиться, например: говорить и молчать не можно, так же спать и видеть и проч. Однако они фальшивы в разуме раздельном, поскольку тот, кто говорит, и когда говорит имеет в себе способность не говорить.
Сюда принадлежит и расстановление терминов, через что относятся термины к другому времени, а не к тому, которое терминами означается. Например, когда говорит Спаситель: слепые видят (Мф 11:5); здесь слепые относятся к прешедшему времени, от настоящего что такой был разум (смысл): которые были слепые, те теперь видят.
§86. Предложение может быть истинное в разуме собирательном, и фальшивое в разуме (смысле) разделительном, и обратно. Например, ежели скажешь: таинств суть семь, евангелистов четыре и проч., это праведно в собирательном, то есть, таинства все, евангелисты все, да фальшиво в разделительном, например, если скажешь: крещение есть семь и проч., или ежели так скажешь: таинства есть семь, крещение есть таинство, следовательно, крещение есть семь, видишь фальшивость. Откуда разумеешь, что собирательный разум (смысл) есть тот, когда какие-нибудь многие вещи вместе берутся, а разделительный – когда порознь.
§87. Когда термин в предложении берётся универсально или раздельно, то надобно, для правдивости предложения, чтобы он взимался разделением пристойным и приличным той вещи, о которой говорится, а не разделением всецелым и совершенным, которое никакого не допускает определения и расстановления. Например, ежели бы кто о каком учителе сказал: вот этот всех учит. Здесь не должно понимать, что он всех и каждого учит, но тех, кто к нему приходит и хочет учиться. Подобно и сие: огнь всё пожигает; небо всё покрывает. Разумей: кроме себя и проч.
§88. Иногда надо понимать общий термин о родах каждых вещей, а не о каждых вещей видах порознь[55]. Так, когда Спаситель говорит: вы одесятствуете мятву и пигана и всякого зелия[56], то здесь не должно понимать аки бы они одесятствовали всякую и каждую траву, но от всякого рода трав. Также и следующее: всякое животное было в Ноевом ковчеге, то это значит, что всякого рода животное, а не все вообще.
Глава 5. Об определении и разделении.
§89. Мы достаточно говорили до сего времени как об идеях, так и о предложениях. Однако поскольку нет иного лучшего и удобнейшего способа к приобретению какого-нибудь знания, как определение, следует поговорить о нём.
§90. Определение есть такая речь, которая то изъясняет, что невразумительно в вещи какой или в имени содержится. Отсюда легко приметить можно, что определение есть двоякое, иное вещи, иное имени.
Определением имени называется то, которым определяется, что через какое имя должно разуметь. Например, если скажу: я под словом определение разумею такую речь, которая изъясняет мне то, что невразумительно, и неясно в имени или в вещи какой содержится, но при этом не рассуждаю, каковы её свойства или природа[57].
Сюда принадлежит: 1). Этимология, когда вещи какой изыскую корень и начало. 2). Синонимия, когда другие, то же означающие слова, привожу. 3). Омонимия, когда привожу разное того же речения знаменование.
Сие имени определение весьма полезно и употребительно, поскольку многие происходят, наипаче из омонимии, непотребные раздоры и несогласия, которые ничем, кроме как определением, затушить нельзя. Ты в таком случае вот как поступи. Речение то, о котором спор происходит, запомни, словно оно бы ничего не значило. а после рассуждай, насколько придаётся вещам и в каком смысле. И так сможешь удобно всего того избегнуть. Ты хотел бы определить: что такое душа? так как видишь, что это речение разным придаётся вещам. Рассуди же теперь, в каком смысле душа 1) придаётся человеку и означает бессмертный дух; 2) придаётся ветрам и означает движение воздуха у авторов; 3) скотам, и означает пребывающие в крови живительные духи. И из всего этого какое хочешь возьми себе значение.
Отсюда следует:
1). Определение имени есть определение знаменования (смысла) вещей.
2). Споры об определении имени заводить не надобно, поскольку кто какое хочет может определить вещи какой знаменование.
3). Из определённого знаменования вещи можно удобно вещи той служащие выводить следствия. Например, когда скажу: я через речение Бог разумею такую вещь, которая создала всю тварь, то уже могу смело сказать: следовательно, та вещь всесильна, всемогуща, бессмертна и проч.
4). Определение называется описанием, поскольку через рассмотрение разных обстоятельств и качеств описывает, какова вещь само по себе. Если же станешь описывать вещь через рассмотрение внешних случайностей, например, чернильницу как сосуд, сделанный из стекла, дерева или иной материи, лежащий на столе и наполненный смесью, которой можно писать, то такая дефиниция будет называться случайной.
5). Сколько нужно поощряющему себя к высоким наукам изыскивать подробные идеи, столько же нужно и привыкать к определениям. Поскольку изыскиваются такие свойства вещей, которыми одна от другой отличается. Этому много способствует изучение разных языков.
6). Поэтому надобно привыкать трудами к чтению древних авторов, читать же их нужно со вниманием, обо всех речениях подробно рассуждать. Например, прочитав сие цицероново слово: чтобы я этому верил, меня понуждает не только разум, но и благородство, и авторитет древних философов, ты здесь смотри подробно обо всех словах рассуждай и всякому дай своё определение: что такое веровать? что такое понуждение, благородство, авторитет, древний философ и проч.
7). Поэтому обучающиеся в школах скоро и без труда, более всего в красноречии великую получают удобность, пользу, изобилие и проч.
8). Если ты какой вещи определение быстро дать не можешь, то подумай своим умом и дай новое определение.
9). Для этого поступи так: собери характерные знаки той вещи, которыми она от других отличается, и которые исчислить должно, вот и будет тебе определение.
10). Определения других не только учи на память (что от мудрости далеко), но постарайся как можно лучше их понять.
11). Не думай, что те определения, которые несогласны в речах, также и в вещи всегда несогласны были[58].
12). Не думай, что всякой вещи можно дать своё собственное определение, как то делают некие сего века мудрецы.
§91. Определение вещи есть такая речь, которая показывает природу самой вещи, посредством свойственных начал, то есть рода и различия, например: человек есть животное разумное.
Определение ты можешь сочинить так: вызови в память вещь, которую хочешь определить, и рассуди все её характерные знаки. Потом посмотри, в чём она с другими имеет сходство, а в чём не имеет, или какими знаками отменно. Однако здесь я разумею те знаки, которые не есть случайные и достаточны для того, чтобы всегда одну вещь от всех других отличить. Тогда то, в чём сходна с другими вещами, будет род, а в чём несходна – то различие. Так ты хорошую сочинишь дефиницию. Например: треугольных это фигура, состоящая из трёх линий.
Из сказанного следует:
1). В определении должно такие знаки вычислить, которых будет достаточно, чтобы одну вещь от всех прочих отличить.
2). Смотри, чтобы знаки, которые ты исчислишь в определении, не служили другой вещи, а только той, которой ты даёшь определение. И потому определение не должно быть пространнее определяемой вещи, иначе ты вещь не совсем разлучишь от других. Например, определение было бы пространнее определяемой вещи, если сказать: речь есть обозначение наших понятий и рассуждений, поскольку и рукой без голоса можно знаки подавать, которыми разум свой открыть другому можно.
3). Знаки, которые ты в определении исчислишь, должны быть таковы, чтобы всем тем видам или подлежащим можно было их приписать, которые обширностью своей определяемая вещь содержит в себе. Или определение не должно быть уже определяемой вещи. Против сего погрешил бы, если бы сказал: любовь это такая страсть, которою в других благополучию радуюсь. Поскольку этим исключил бы любовь к себе самому.
4). Из этого легко увидеть, что исчисленные знаки должны со всём иметь такое расширение (объём), какое и определяемая вещь. Или определение должно быть в равенстве с определяемой вещью.
5). И потому определение со своим определяемым можно так переменять, чтобы определение вместо определённого безо всякого помешательства можно было поставить, и определяемое вместо определения. Например, если бы ты сказал: Кай есть благополучен, то не сказал бы ничего более, чем: Кай наслаждается радостью беспрерывной и непременяемою. Поскольку в том благополучие и состоит[59].
6). То, что является случайным, или те знаки, которые не всегда при вещи находятся, но только иногда, не следует употреблять в определении, поскольку их недостаточно, чтобы можно было вещь всегда и от всех других отличить. Например, ты бы худое определении учинил, ежели бы душу человеческую определил, что она есть дух в теле нашем, рассуждающий и вразумляющийся, поскольку эти свойства случайны и не всегда при душе.
7). Следовательно, в определении должно употреблять одни только те свойства, которые никогда от вещи разлучены быть не могут.
8). В определении во-первых наблюдай правило: как можно яснее его предложить, чтобы в нём не было ничего, в чем можно было бы сумневаться. Оттого хорошо те делают, которые все речения, из которых определение составляется, прежде изъясняют.
9). Дабы ясность в определении не нарушить, берегись, чтобы не изъяснял то же тем же или через то же. Например: Бог есть Бог, дух есть дух.
10). Такие определения у философов называются кругами, и нимало вещь не изъясняют, но ещё более потемневают.
11). Изо всех определений должно выкинуть сумнительные и метафорические термины, или их прежде хорошо протолковать.
12). В определениях не должно объявлять, что вещь не есть, но что есть, а потому отрицательные определения должно отметать. Таково сие: душа не есть тело, не есть качество, количество и проч.
§92. Разделение называется то, когда мы целую какую-нибудь вещь разделяем на части.
Иное целое состоит из частей, натурально разлучных, как если разделить человека на душу и тело. Иное разделяется на подложным частей <?>, как когда разделишь род на различие и проч.
Ежели вещь разделить на две части, то будет разделение двоечастное, а ежели на три – троечастное. Например, дух разделяется на созданный и несозданный. Ежели часть какая на иные новые части опять разделится, то называется приразделять. Так, когда существо разделишь на телесное и духовное, телесное опять на чувствительное и нечувствительное.
Чтобы ты вещь хорошо разделил, наблюдай эти три правила:
1). Разделённые части должны быть ни больше, ни меньше своего разделяемого (в сумме). Согрешишь против сего, если Европу разделишь на Францию и Англию.
2). Разделённые части должны быть совсем между собой противными, и одна часть не должна в другой содержаться. Худо бы ты разделил людей на учёных и благочестивых.
3). Разделённые части должны от разделяемой вещи взиматься, следовательно, не надо без нужды на очень многие вещи разделять. Зачем, например, какую науку разбивать на бесчисленные пылинки.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
о третьем действии нашего разума
Глава 1. Об умствовании.
§93. До сих пор мы говорили о рассуждении и предложении, но, поскольку мы не можем всегда ясно сходство или несходство идей распознавать, постольку должно для того третью какую идею употребить. И так, из сравнения двух идей с третьей, удобно уразумеем, должно ли их между собой соединить или нет. При этой операции из двух общих предложений выводится третье, это называется умствовать или выводить следствия. Например, если скажешь:
Всякое существо духовное есть бессмертное.
Душа человека есть существо духовное.
Следовательно, душа человека есть бессмертная.
Ты сравниваешь здесь душу с существом бессмертным и духовным, от которого сравнения, увидев их в двух общих предложениях сходство, третье выводишь, что душа человеческая есть бессмертна, потому что духовна, а духовное существо есть бессмертное.
Отсюда видишь ясно, что к произвождению всякого умствования надобно не более идеи, как три, и три так же рассуждения сделать должно.
§94. Разуму нашему в произвождении умствования следующее наблюдать должно:
1). Если какую-нибудь вещь относим к роду и виду, то всё, что говорится о роде или виде, говорится также и о вещи, содержимой под родом. Например: поскольку воздержание относится к добродетели, то всё, что говорится о добродетели, говорится и о воздержании. Сделай такой силлогизм, увидишь:
Добродетель счастье человека приумножает.
Воздержание есть добродетель.
Следовательно, воздержание счастье человека приумножает.
2). Если мы примечаем, что можно какой-нибудь вещи дать определение, то и определённое той же вещи приписываем. Иначе говоря: кому служит определение, тому и определённое. Например, если приметишь в Кае, что он умеет 1) древних авторов толковать; 2) рассуждать 3) истину ото лжи распознавать 4) места испорченные переправлять. Кому эти знания служат, тот называется критик. Следовательно, Кай есть критик.
§95. Из реченного следует, что всякое умствование подтвердительное основано на следующем предложении: всё, что можно о роде и о всяком виде сказать, можно то же сказать и о всём том, что под тем же родом или видом содержится.
Напротив, разумей, в отрицательных умствованиях всё, что не служит роду и виду всякому, или отрицается, то отрицается также и от всего того, что под тем родом или видом содержится.
Иначе эти правила так предлагаются: кому присуще определение, тому присуще и определённое, кому не присуще определение, тому не присуще и определённое. Или, как говорят, сказанное обо всём, сказано о ни чём. И сие почитается по справедливости у диалектиков за основание умствования.
Глава 2. О силлогизме.
§96. Умствованию, как внутреннему действию разума, соответствует силлогизм, который есть внешнее действие, и определяется так: силлогизм есть речь, открывающая умствования нашего разума; или: силлогизм есть умствование, выраженное речами. Отсюда видишь, что какое различие между собой имеют идея, термин и рассуждение, такое и умствование имеет различие от силлогизма.
Если так, то всё, что подходит умствованию, то подходит и силлогизму. Но, поскольку умствованию не подходит, чтобы более имело идей, как только три §93, следовательно, и силлогизм не более и не менее трёх никогда не может иметь терминов.
Термины силлогизма суть 1) предикат конклузии (заключения), 2) субъект (подлежащее) заключения, 3) термин какой-нибудь общий, который показывает, какое сравнение имеет предикат заключения с субъектом.
§97. Субъект заключения называется меньшим термином, а предикат – термином вящим (большим). Третий же термин, посредством которого предикат заключения с субъектом соединяется, называется средним термином. Предикат заключения называется большим потому, что имеет большую широту и распространение (объём понятия), нежели субъект. Субъект – меньшим, поскольку берётся не так широко, а уже. Термин средний – потому что прежние два термина связывает своим посредством. Возьми в пример такой силлогизм: всякая страсть смущает внимание, всякий гнев есть страсть, следовательно, всякий гнев смущает внимание. Здесь термин меньший – "гнев" (поскольку субъект заключения), термин больший – "смущает внимание", поскольку есть предикат, средний термин – "страсть", поскольку его посредством показывается, что этот предикат приличествует гневу, а не иной какой.
Эти три термина называются материей (содержанием) силлогизма, из которых предложения бывают.
Итак, ты видишь, что к составлению силлогизма не нужно более, трёх предложений, поскольку умствование наше, как сказано, не производит более рассуждений, как только три, §93.
§98. Из этих трёх предложений первое называется вящим, второе меньшим, третье конклузией, или заключением.
Вящим предложением называется то, в котором вящий термин, или предикат конклузии, соединяется с термином средним. Предложение меньшее есть то, в котором термин меньший, или субъект конклузии, соединяется с термином средним. Эти два, то есть вящее и меньшее предложение, называются вместе посылками, поскольку предпосылаются, или перед конклузией полагаются.
Конклузией называется то предложение силлогизма, которое составляется из соединения тех терминов, которые в посылках были разделены. Например, вящее: всё, что думает, есть дух, меньшее: всякий ум думает, конклузия: следовательно, всякий ум есть дух.
§99. Фигура силлогизма это расположение среднего термина с двумя содержимыми в конклузии терминами. Сколькими способами можно средний термин с субъектом и предикатом конклузии в посылках расположить, столько у нас и фигур будет. Поскольку в посылках средний термин с субъектом и предикатом конклузии нельзя более, чем четырьмя способами расположить, то имеется четыре, а не более и не менее, фигур.
Вот какое расположение может быть в фигурах, где примечай: Т - значит средний термин, П – предикат, С – субъект конклузии.
1 фигура 2 фигура 3 фигура 4 фигура.
Т П П Т Т П П Т
С П С Т Т С Т С
Кроме этих расположений нельзя никаких и выдумать. Откуда видишь, что только четыре фигуры являются возможными, о которых особо надобно говорить.
§100. Фигура первая это та, в которой средний термин в вящем предложении полагается за субъект, а в меньшем за предикат имеется.
Смотри вышеописанную фигуру.
Вот тебе силлогизм по первой фигуре.
Всякий человек грешит.
Пётр есть человек.
Следовательно, Пётр грешит.
Вторая фигура это та, в которой средний термин в вящем и меньшем предложении имеет за предикат. Например:
Всякая созданная вещь имеет пределы.
Бог не имеет предела.
Следовательно, Бог не есть созданная вещь.
Третья фигура это та, в которой средний термин в вящем и меньшем предложении содержит место субъекта. Смотри:
Всякое животное живёт и чувствует.
Всякое животное есть существо.
Следовательно, некоторое существо живёт и чувствует.
Четвёртая фигура средний термин в вящем предложении имеет за предикат, а в меньшем предложении за субъект. Например:
Всякое животное живёт и чувствует.
Всё, что живёт и чувствует, есть существо.
Следовательно, некоторое существо есть животное.
Изо всех вышеупомянутых фигур первая есть самая лучшая, превосходнейшая и нашему разуму сходнейшая. Поэтому некоторые более и не держат, как только одну эту фигуру.
Но о сём довольно. Следует некие служащие сочинению силлогизмов преднаписать правила. Эти правила суть двоякие: иные служат вообще всем силлогизмам, иные одной только какой-нибудь фигуре. Итак, иные правила будут генеральные (общие), иные партикулярные (частные).
§101. Генеральных правил, принадлежащих к сочинению порядочному силлогизмов, шесть.
1). Силлогизм не должен иметь больше трёх терминов. Поскольку силлогизм есть выраженное словами умствование; умствование же происходит от сравнения двух идей с третьей. Откуда удобно уразуметь можно, что никак не надобно в силлогизме терминов или понятий больше, чем только три.
Часто случается, что входят четыре термина, через подобно наименование, например:
Всякий огонь жжёт и сияет.
Эта болезнь называется огнём.
Следовательно, эта болезнь жжёт и сияет.
Или через переменение подложения, Например:
Человек есть вид.
Цицерон есть человек.
Следовательно, Цицерон есть вид.
Или когда термин раздельный смешивается с нераздельным, как если скажешь:
Всякая добродетель есть привычка.
Пётр есть добродетельный.
Следовательно, Пётр есть привычка.
Во всех этих по четыре имеется термина и потому они фальшивы.
2). Из чисто отрицательного ничего не следует. Поскольку если сложишь такой силлогизм, то согрешишь против правила о сказанном ни о чём, которое повелевает никогда не приписывать вещи, содержимой под родом, чего-нибудь такого, что не приличествует роду. Посмотри, хорош ли этот силлогизм:
Никто из беззаконных не спасётся.
Некоторый праведник есть беззаконный.
Следовательно, никакой праведник не спасётся.
Итак, ты должен теперь рассудить, содержится ли этот вид под одним родом, что когда станешь делать, то всеконечно будет у тебя какое-нибудь подтвердительное предложение.
3). Из чисто партикулярных (частных) предложений ничего не следует, по вышеназванной причине. Поскольку должно сравнение делать общее, и рассудить, служит ли то, что приписываю вещи, роду, под которым вещь содержится, иначе я могу обмануться, сравнивая между собой вещи, под разным родом содержимые, которые частные, как огонь, вода и проч. Например:
Некоторое существо есть огонь.
Некоторое существо есть вода.
Следовательно, некоторая вода есть огонь.
4). Средний термин не должен входить в конклузию (заключение)[60]. Поскольку средний термин есть общий для посылок термин, взятый только для сравнения, вывод же есть соединение терминов, различествующих от посылок. Следовательно, средний термин не должен входить в заключение, как в этом примере:
Всякий добрый солдат есть человек.
Ганнибал есть добрый солдат.
Следовательно, Ганнибал есть добрый человек.
5). Не должно быть в заключении больше или меньше, чем было в посылках. Поскольку, если придашь субъекту или предикату заключения больше, чем было в посылках (т.е. расширишь их объём), то произойдут новые термины, и их станет четыре, вопреки первому правилу. Например:
Кто презирает мир, терпит бедствия.
Кто последует Христу, презирает мир.
Следовательно, кто последует Христу, терпит бедствия.[61]
6). Заключение должно следовать слабейшей части, то есть, если какая-нибудь из посылок частная, то и заключение должна быть частной, либо отрицательной. Поскольку если бы заключение было общим, а одна из посылок – частной, то в заключении было бы больше, чем в посылках. Ибо общее предложение всегда содержит более, чем частное. Худо бы ты сказал:
Всякий, кто хорошо говорит, хорошо рассуждает.
Некоторый человек хорошо говорит.
Следовательно, всякий человек хорошо рассуждает.
§102. Мы говорили об общих, следует теперь о частных сказать правилах.
1). В первой фигуре большее предложение всегда должно быть общим, иначе тотчас погрешишь.
2). В первой фигуре меньшее предложение должно быть подтвердительным, а не отрицательным, иначе следовало бы и заключению быть отрицательным, и так погрешишь.
3). Если в первой фигуре заключение общее подтвердительное, то обе посылки должны быть общими подтвердительными.
4). Всегда, когда в первой фигуре заключение общее отрицательное, большее предложение должно быть общее отрицательное, а меньшее - общее подтвердительное.
5). Когда в первой фигуре заключение будет частным подтвердительным, тогда и большее и меньшее предложение должны быть общими подтвердительными.
6). Когда заключение в первой фигуре будет частное отрицательное, то пусть будет у тебя большее предложение общее отрицательное, а меньшее – частное подтвердительное.
7). Во второй фигуре большее предложение всегда должно быть общее, а заключение – всегда отрицательное.
8). В третьей фигуре пусть будет всегда меньшее предложение подтвердительное, а заключение – всегда частное.
9). В четвёртой фигуре если большее предложение будет подтвердительное, то меньшее пусть будет общее.
10). В четвёртой фигуре если меньшее будет подтвердительное, то заключение должно быть частное.
11). Когда силлогизм (заключение) будет в четвёртой фигуре отрицательный, то большее предложение должно быть общее.
12). Эти все предложения можно доказать из прежних, а наипаче из того, что сказанное о всём и о ничём.
§103. О фигурах достаточно. Поскольку мы примечаем, что предложения во всякой фигуре по своему количеству и качеству различно переменяются и располагаются[62], и оттуда новые виды силлогизмов происходят, то следует поговорить об этих, получающихся из разных переменений сих трёх предложений, силлогизмах. Виды этих силлогизмов, которые содержаться под одной фигурой, как под родом, называются способами силлогизма. Способ можно определить как расположение трёх предложений по сим четырём различиям: A, E, I, O.
Схоластические философы, для лучшего определения способов и видов, под каждой фигурой содержимых, придумали некие слова:
Способы первой фигуры:
бАрбАрА, цЕлАрЕнт, дАрII, фЕрIО
Способы второй фигуры:
цЕпАрЕ[63], цАмЕптрЕп, фЕптIнО, бАрОкО
Способы третьей фигуры:
дАрАстI, фЕпАстОр, дIкАмIк, дАтIсIi, бОкАрдО, фЕрIсОн,
Способы четвёртой фигуры:
бАмАлIс, цАмЕптрЕп, дIмАтIк, фЕпАстО, фрЕпiпО
§104. Далее следуют примеры на все способы для всех фигур.
Примеры на первую фигуру:
бАрбАрА:
Всякое животное смертно.
Всякий лев есть животное.
Следовательно, всякий лев смертен.
цЕлАрЕпт:
Никакое простое существо не имеет фигуры.
Всякая человеческая душа есть простое существо.
Следовательно, никакая человеческая душа не имеет фигуры.
дАрII:
Всякий добродетельный есть благополучный.
Некоторый человек есть добродетельный.
Следовательно, некоторый человек есть благополучный.
фЕрIО:
Никто из беззаконных не спасётся.
Некоторый человек есть беззаконный.
Следовательно, некоторый человек не спасётся.
Примеры на вторую фигуру:
цЕпАрЕ:
Никакая добродетель не смущает спокойствия духа.
Всякая зависть смущает спокойствия духа.
Следовательно, никакая зависть не есть добродетель.
цАмЕптрЕп:
Всякий философ верит в существование Бога.
Никто из атеистов в существование Бога не верит.
Следовательно, никто из атеистов не есть философ
фЕптIнО:
Никакой грех не дозволен.
Некоторое увеселение дозволено.
Следовательно, некоторое увеселение не есть грех.
бАрОнО:
Всякий грех Бога прогневляет.
Некоторый гнев Бога не прогневляет.
Некоторый гнев не есть грех.
Примеры на третью фигуру:
дАрАстI:
Всякий праведник спасётся.
Всякий праведник есть человек.
Следовательно, некоторый человек спасётся.
фЕпАстОр:
Никакая свободная наука не бесполезна.
Всякая свободная наука приятна.
Следовательно, нечто приятное не есть бесполезное.
дIкАмIк:
Некоторый грешник спасётся.
Всякий грешник есть человек.
Следовательно, некоторый человек спасётся.
дАтIсI:
Всякий скупой есть бесстыдный.
Некоторый скупой есть богатый.
Следовательно, богатый бесстыдный.
бОнАрдО:
Некоторые страсти не есть доброе.
Всякая страсть есть похотение.
Следовательно, некоторое похотение не есть доброе.
фЕрIiсОн:
Никто из премудрых не есть неблагополучный.
Некоторый премудрый есть убогий.
Следовательно, некоторый убогий не есть неблагополучный.
Примеры на четвёртую фигуру:
бАмАлIс:
Всякая добродетель есть добро.
Всякое добро должно искать
Следовательно, некоторое, что должно искать, есть добродетель.
цАмЕртЕп:
Всякое истинное благополучие есть постоянное.
Никакое постоянное не есть временное.
Следовательно, ничто временное не есть истинное благополучие.
дIмАтIк:
Некоторая щедрота есть излишняя.
Всякое излишнее есть порочное.
Следовательно, некоторый порок есть щедрота.
фЕлАстО:
Никакая бессмертная вещь не есть сложная.
Всякое сложное есть тело.
Следовательно, никакое тело не бессмертно.
фрЕпIпО:
Никто из неверных не верует во Христа.
Некоторый верующий во Христа есть неучёный.
Следовательно, некоторый неучёный не есть неверный.
Из этого ты видишь, что первая фигура есть совершеннейшая, нашему разума сходнейшая, удобнейшая, и яснейшая. Поскольку в первой фигуре всякого количества и качества можно вносить заключения, чего в других делать нельзя. Поэтому приобыкли философы вторую, третью и четвёртую фигуру силлогизма переводить в первую, чтобы тем лучше истину силлогизма распознать, и сие у них называется перевождением.
§105. Перевождение не что иное есть, как переменение не очень совершенного силлогизма на совершеннейший, для лучшего показания истины[64].
Перевождение бывает двояко: прямое и непрямое. Прямым называется то перевождение, когда несовершенный силлогизм заменяется на совершенный через преложение или переменение некоторых предложений. Непрямое перевождение это когда силлогизм заменяется по невозможности и противности.
В этом случае соблюдай правила:
1). Способы, которые начинаются на литеру б, как бАпОкО, должны переноситься на способ бАрбАрА. Которые начинаются на ц, как цЕпАрЕ, переложи на цЕлАрЕпт, которые на д, как дАрАстI – на дАрII, которые на ф, как фЕптIнО – на фЕрIО и проч.
2). Следи за этими четырьмя буквами п, с, м, е (в мнемонике фигуры силлогизма) всякий раз, когда они окажутся на конце слогов каждого помянутого речения. Поскольку буква п показывает, что надо предложение просто перевернуть, с – случайно[65], м – с места переложить, н – не имеет переменения.
Дабы лучше уразуметь, что такое простое, а что случайное переменение, и как их лучше производить, примечай:
1). Простое переложение это такое, когда я переменю какое-нибудь предложение и поставлю вместе субъекта предикат, не переменив ни количества, ни качества предложения. Как если сказать: всякий человек есть животное разумное. Переставив предикат на место субъекта, а субъект на место предиката, не переменив ни количества, ни качества, будет: всякое животное разумное есть человек.
2). Случайное переложение есть, когда предлагается предикат на место субъекта, с переменой качества, например: всякий человек есть смерти подлежащая вещь. Перемени: некоторая смерти подлежащая вещь есть человек.
3). Предложение общего утвердительное не может просто перелагаться. Разве только тогда, когда определение может переменяться со своим определяемым, например: всякий человек есть животное разумное, всякое животное разумное есть человек. А в прочих случаях всегда случайно переменяется[66], потому что[67] предикат общего предложения всегда берётся частно; например, нельзя сказать: всякий человек есть всякое смертное, он только некоторое смертное, ведь предикат, хоть он берётся по всему своему содержанию, но не по всему объёму, а только по объёму субъекта[68].
4). Иначе будет с предложениями общими отрицательными, их предикат хотя и отрицается у субъекта по всему объёму, но не по всему содержанию. Так, если сказать: "никакой человек не есть камень", то он не есть смарагд, сапфир и прочее, что содержится в понятии камня. Но содержания не противоположны, потому что камень является и телом, и веществом, как и человек. Это предложение можно просто перевернуть, а именно: "никакой камень не есть человек".
5). Место переложить то значит, когда я большее предложение положу вместо меньшего, или меньшее вместо большего, ничего более не переменяя (т.е. переставить местами обе посылки силлогизма).
6). Не иметь переложения[69] то значит, когда никак нельзя предложение переменить, но вместо того предложения, которое должно было бы переменить, поставляется совсем ему противное, и так составляется силлогизм, что мы далее увидим.
§106. Покажем на примерах то, о чём мы доселе говорили. Возьмём какие-нибудь силлогизмы несовершенные и переложим их в совершенные.
Например, пусть (есть силлогизм):
1.
цЕп Никакое тело не есть дух.
А Всякий ангел есть дух.
рЕ Следовательно, никакой ангел не есть тело[70].
Смотрим на правила. Поскольку (наш силлогизм) начинается с литеры ц, то перелагаем его на цЕлАрЕнт. Ещё видим на конце первой посылки букву п, что велит просто переложить[71].
цЕп Никакое дух не есть тело.
лА Всякий ангел есть дух.
рЕнт Следовательно, никакой ангел не есть тело.
2.
фЕп Никакой грех не дозволен.
тI Некоторое увеселение дозволено.
нО Следовательно, некоторое увеселение не есть грех.
фЕ Ничто дозволенное не есть грех.
рI Некоторое увеселение дозволено.
О Следовательно, некоторое увеселение не есть грех.
3.
дАр Всякий праведник спасётся.
Ас Всякий праведник есть человек.
тI Следовательно, некоторый человек спасётся.
дА Всякий праведник спасётся.
рI Некоторый человек есть праведник.
I Следовательно, некоторый человек спасётся.
4.
цАм Всякий философ верит в существование Бога.
Еп Никто из атеистов в существование Бога не верит.
трЕп Следовательно, никто из атеистов не есть философ.
цЕ Никто из атеистов в существование Бога не верит.
лА Всякий философ верит в существование Бога.
рЕпт Следовательно, никто из атеистов не есть философ[72]
Мы увидели, как производится прямое перевождение, посмотрим теперь, как делается перевождение непрямое.
Способов (фигур силлогизма), непрямым перевождением переводимые, имеется два: бОнАрдО и бАрОнО. Например:
бОн Некоторые страсти не есть доброе.
Ар Всякая страсть есть похотение.
дО Следовательно, некоторое похотение не есть доброе.
бА Всякий грех Бога прогневляет.
рОн Некоторый гнев Бога не прогневляет.
О Следовательно, некоторый гнев не есть грех.
Оба начинаются с буквы б, потому их надо перевести в бАрбАрА, но поскольку ты видишь у первого в большей посылке в начале, а у второго в меньшей в конце букву н, которая перевождению мешает, то поступай так: возьми предложения, противные выводам силлогизма Например, вместо "некоторый гнев не есть грех" возьми "всякий гнев есть грех" и поставь вместо меньшей посылки. Тогда получишь
бАр Всякий грех Бога прогневляет.
бА Всякий гнев есть грех.
рА Следовательно, всякий гнев Бога прогневляет.
Так же поступи и с бОнАрдО, только там противное выводу предложение поставь вместо большей посылки, где стоит буква н. Получишь:
бАр Всякое похотение есть доброе.
бА Всякая страсть есть похотение.
рА Следовательно, всякая страсть есть доброе.
Так должно поступать в тех случаях, когда кто-то, приняв обе мои посылки, захотел бы вывод мой опровергать. Поскольку тогда я могу опровергнуть или одно или другое, что он принял, ведь два противословные предложения не могут устоять[73].
Глава 3. О силлогизмах неправильных и о других способах аргументации.
§107. Случается временами, что в силлогизмах некоторые предложения опускаются, иные перемешиваются, и так изменяется весь порядок рассуждения, тогда силлогизм называется криптичным (скрытым). Правильная форма силлогизма может скрываться.
1. Перестановкой предложений (посылок), например,
Меньшая: Некоторый человек неприятелям вину прощает.
Большая: Всякий, кто прощает вину неприятелям, имеет благородный дух.
Следовательно: Некоторый человек имеет благородный дух[74].
2. Изменением терминов, напр.:
Кто добродетелен, тот счастлив.
Всякий целомудренный рачителен (усерден) в добродетели.
Следовательно, всякий, кто любит чистоту, непременно пользуется благополучием[75].
3. Оставлением (пропуском) предложения (посылки), напр.:
Кай добродетелен, следовательно он счастлив.
Здесь пропущена посылка "Кто добродетелен, тот счастлив".
§108. Оставление какого-то предложения в силлогизме называется энтимемой, которая есть не что иное, как неполный силлогизм.
Здесь примечай: ежели и посылка и заключение имеют один и тот же субъект, то опущена большая посылка, а ежели они имеют дин и то е предикат, то опущена меньшая посылка. Например, если сказать:
Кто добродетелен, тот счастлив.
Следовательно, всякий целомудренный счастлив.
Поскольку в этой энтимеме один и тот же предикат, то опущена меньшая посылка, а именно:
Кто добродетелен, тот счастлив.
Всякий целомудренный добродетелен.
Следовательно, всякий целомудренный счастлив.
Напротив, если сказать:
Всякий целомудренный добродетелен.
Следовательно, всякий целомудренный счастлив.
то здесь окажется пропущенной большая посылка: Кто добродетелен, тот счастлив.
§109. К силлогизмам не имеющим правильной формы относятся все сложные силлогизмы, у которых (одна)[76] или обе посылки сложны, {о предложениях сложных было выше}и таковые силлогизмы называются или условными, или разделительными, или союзными
§110. Силлогизмом условным или гипотетическим называется такой, в котором большая посылка условна (предположительна).
Например:
Если человек одарён разумом, то он должен предусматривать причины и следствия вещей и будущее с настоящим соотносить.
Человек одарён разумом.
Значит, он должен предусматривать причины и следствия.
При составлении условного силлогизма соблюдай правила;
1. Предложение, перед которым стоит если, называется предыдущим.
2. Предложение, которое содержит субъект находящегося под условием предиката, называется последующим.
3. Связь между субъектом и предикатом называется соединением, или сочетанием, или следствием.
4. Гипотетический силлогизм составляется по таким правилам: 1) если утверждается предыдущее, то утверждается и последующее, если отрицается последующее, то отрицается и предыдущее. Например:
Если вы в мире {вот предыдущее} то мир вас любит {вот последующее}, но поскольку вы в мире {утверждается предыдущее, что влечёт и последующее} то мир вас любит.
Или можно сказать так:
Если вы в мире {предыдущее} то мир вас любит {последующее}, но поскольку мир вас не любит {отрицается последующее, что влечёт и отрицание предыдущего} то мир вас не любит.
Неправильным было бы рассуждать в условном силлогизме так: 1) отринув предыдущее, отрицать и последующее; 2) приняв за правду последующее, утверждать и предыдущее. Смотри, хорошо ли так рассуждать: Если мир рассуждает, то он существует. Но мир не рассуждает, следовательно, он не существует. Или так: Если мир рассуждает, то он существует. Но мир существует, следовательно, он рассуждает.
§111. Силлогизм разделительный это такой, в котором большая посылка является разделённым предложением. Напр.:
Всякая душа есть или простое существо или сложное. Но она не есть сложное существо. Следовательно, она простое существо.
Для разделительного силлогизма соблюдай;
1. Разделительные части должны быть перечислены полностью. Например, худо бы ты сказал: язычники или по разуму, или по откровению веровали, что идолам жертвы приносить надобно. Поскольку не все части исчислены, можно было бы ещё прибавить: по преданию, или из нерассудного подражания иудеям.
2. Разделительные части должны быть между собой так противны, что им вместе находиться никогда не возможно было бы. Поэтому худо было бы сказать: этот человек или добрый, или совестливый; но о сём выше было сказано.
3. Двумя способами можно здесь следствие выводить, поскольку или одна разделённая часть принимается, а другая отметается, напр.: Бог есть существо бесконечное или конечное, но он есть бесконечное существо, следовательно не есть конечное; или одна часть отметается, чтобы другую принять, напр.: всякая душа есть или созданное или несозданное существо, но она не есть несозданное, следовательно, она созданное существо.
4. Силлогизм разделительный можно превратить в простой или категорический, если те части, которые в меньшей посылке утверждаются или отрицаются, поставить в большей посылке вместо среднего термина, сохраняя в неизменности вывод. Например, прежним силлогизм можно так переместить (преобразовать): всякое созданное существо не есть несозданное, поскольку душа есть созданное существо, то душа не есть несозданное существо.
§112. Силлогизм союзный (или соединительный) это такой, в котором посылка имеет два соединённых союзом предложения.
Свойства сего силлогизма таковы[77]:
1. Большая посылка должна быть отрицательной.
2. В ней должно быть два соединённых союзом предложения.
3. В меньшей посылке одно из этих предложений утверждается.
4. Тогда второе предложение в выводе отрицается.
Например:
Никто не может служить и Богу и дьяволу.
Кай служит дьяволу.
Следовательно, Кай не может служить Богу.
§113. Если в аргументации условные предложения соединяются с разделительными, то такое новое суждение называется дилеммой.
Дилемма это гипотетический силлогизм, в котором последующее является разделительным предложением, и в выводе всё отвергается.
Например:
Если простое существо по природе происходит от другого, то оно происходит или от простого, или от сложного существа. Но ни от простого, ни от сложного простое существо произойти не может. Следовательно, простое существо не может по природе произойти от иного.
Дилемма иначе называется рогатым, или крокодиловым силлогизмом, потому что как бы рогами бодает. Ежели больше разделительных частей будет, может называться и трилеммой, и тетралеммой.
§114. К силлогизмам, отступающим от обыкновенной формы, относится и ввождение[78], которое есть доказательство о нижних и высочайших, о частях и целом. Существует такой способ рассуждения, которым о высших общо вносится то, что о низших видах утверждается или отрицается, низшие называются нераздельными в отношении видов, а виды – в отношении родов. Ввождение основано на следующем правиле: всё, что присуще каждому нераздельному, то также присуще и виду; всё, что присуще отдельным частям, или видам, то также присуще и целому, или роду, в котором эти части содержатся. Например: Кай умер, Тиций умер, Семпроний умер, и никого не сыскать, кто бы не умер. Следовательно, все люди смертны.
Ввождение бывает иное полное, иное неполное. Полное – когда все нижние части подробно исчислены, неполное – когда не все, но только некоторые.
§115. К ввождению относятся и примеры, когда по подобию одного действия с другим, делают вывод о другом. Например: Пётр покаянием получил прощение грехов. Следовательно, и Павел получит.
В таких случаях следует проявлять осторожность, ибо примеры нас часто обманывают. Например: разбойник при смерти прощение грехов получил, следовательно, и тот разбойник покается. Пётр за год научился философию, следовательно, и Павел научится.
§116. Соритом называется набор предложений, в котором предикат (сказуемое) предыдущего предложения является субъектом (подлежащим) следующего предложения, а в выводе субъект последнего предложения соединяется с предикатом первого. Например:
Всякая человеческая душа есть простое существо.
Всякое простое существо есть нераздельное.
Всякое нераздельное существо есть неразрушаемое.
Всякое существо неразрушаемое пребывает вечно.
Следовательно, человеческая душа пребывает вечно.
Такой сорит называется категорическим. Можно подобным же образом составить условный сорит. Например:
Если человеческая душа есть существо рассуждающее, то всеконечно она есть дух.
Если есть дух, то есть простое существо.
Если простое существо, то не имеет частей.
Если не имеет частей, то не может разделяться.
Если не может разделяться, то неразрушаема.
Если неразрушаема, то существует вечно.
Следовательно, если человеческая душа есть существо рассуждающее, то она бессмертна.
Из этого видно, каким должен быть сорит:
1. Все предложения между первым и последним должны быть общие, иначе в вывод вкрадётся ошибка. Так, худо было бы сказать:
Всякий, кто верует во Христа, оправдается.
Всякий, кто оправдается, имеет мир с Богом.
Всякий, кто имеет мир с Богом, спасётся.
Всякий, кто спасётся, человек, некоторый человек осуждается.
Следовательно, некто, верующий во Христа, осуждается.
2. Все предложения в сорите должны быть утвердительные, только последнее может быть отрицательным. Иначе его невозможно будет разобрать на силлогизмы.
3. Следует остерегаться, чтобы в сорит не вкралось какое-нибудь ложное утверждение, иначе в выводе будет ошибка. Ещё следи, чтобы в вывод не внести больше того, что содержится в посылках
Из сорита можно сделать обычные силлогизмы, причём: 1) в каждом сорите содержится столько силлогизмов, сколько имеется предложений между первым и последним предложением; 2) если захочешь так сделать, то пусть у тебя второе предложение сорита будет большей посылкой, а первое – меньшей; 3) вывод из первого силлогизма пусть будет меньшей посылкой второго силлогизма, а третье предложение сорита возьми большей посылкой. Для примера возьмём вышеприведённый сорит:
1. Всякое простое существо есть нераздельное.
Всякая человеческая душа есть простое существо.
Следовательно, всякая человеческая душа есть нераздельное.
2. Всякое нераздельное существо есть неразрушаемое.
Всякая человеческая душа есть нераздельное.
Следовательно, всякая человеческая душа неразрушаемое.
3. Всякое существо неразрушаемое пребывает вечно.
Всякая человеческая душа есть неразрушаемое.
Следовательно, человеческая душа пребывает вечно.
Подобным образом и из сорита условного можно безо всякого труда делать силлогизмы.
Сориты, которые у нас до сего времени были, называются правильными, в них мы производили вывод из самых надёжных предложений, рассуждая от высших до низших как по некоторой лестнице сходя. Есть и другой род соритов, нарицаемых неправильными, когда от нижних и не очень известных предложений восходим к известнейшим предложениям. Например:
Кто не имеет чувственных желаний, тот не имеет страстей.
Кто не имеет тёмных мыслей, тот не имеет чувственных желаний.
Кто всё подробно себе представляет, тот не имеет тёмных мыслей.
Кто имеет совершенный разум, тот всё подробно себе представляет. Совершенное существо имеет совершенный разум.
Бог есть существо совершенное.
Следовательно, Бог не имеет страстей.
Из этого сорита тоже можешь, если хочешь сделать силлогизмы, как из прежнего. Первое предложение поставь вместо большей посылки, а меньшую выведи из субъекта заключения и субъекта большей посылки. Например:
Кто не имеет чувственных желаний, тот не имеет страстей.
Бог не имеет чувственных желаний.
Следовательно, Бог не имеет страстей.
Меньшая посылка сего силлогизма не очень ясна, потому её надлежит доказать. Доказываем так:
Кто не имеет тёмных мыслей, тот не имеет чувственных желаний.
Бог не имеет тёмных мыслей.
Следовательно, Бог не имеет чувственных желаний.
И так поступай, пока не окончишь этот сорит.
Сорит неправильный можно превратить в правильный. Например:
Бог есть существо совершенное, имеет совершенный разум.
Кто имеет совершенный разум, тот всё подробно себе представляет.
Кто так представляет, тот не имеет тёмных мыслей.
§117. Среди неправильных силлогизмов числится и зпихерема. зпихерема это такой силлогизм, в котором или к большей, или к меньшей посылке, или к обеим придаётся доказательство. Например:
Большая посылка: всякий, кто о приращении благополучия старается, тот делает закону естественному приличное, ибо закон естественный содержится в следующем предложении: ищи своё и других благополучие.
Меньшая посылка: всякий, кто любит других, о приращении благополучия старается, поскольку кто любит других, тот радуется о благополучии ближнего.
Следовательно, всякий, кто любит других, делает закону естественному приличное.
§118. Наконец, нам нужно рассмотреть непосредственные следствия. Непосредственное следствие это такое рассуждение, когда приняв одно утверждение, непременно, по логическим причинам, должен и другое принять. Например:
Разум есть дарование Божие, следовательно, всякий, кто презирает разум, презирает дарование Божие.
Мир есть творение Божие, следовательно, Бог есть причина мира.
Вот правила для получения непосредственного следствия:
1. Из общего утверждения можно вывести частные. Например: всякий человек есть животное разумное, следовательно и Пётр и Павел и прочие – животные разумные.
2. Из действия можно заключить о возможности этого действия. Например: Кай пляшет, следовательно, может плясать.
3. Из отсутствия возможности следует невозможность бытия. Например: круг не может быть четырёхугольным, следовательно, он не четырёхугольный,
4. Если одно утверждение имеет место, то противоположное ему не имеет. Например: душа бессмертна, следовательно, она не является смертной.
5. Из различных видов один не может быть другим. Например: если это лев, то не лошадь, волк, овца.
6. Где присутствует одно (качество), там присутствует и производное от него. Например: если Сократ правдив, то он правдиво поступает.
7. Чему приличествует знаменование, тому приличествует и знаменательное. Например: любомудрие изяществом превышает воинское искусство, следовательно, и философия такова же.
8. Ежели есть целое, то имеются и его части и обратно. Например: есть государство, следовательно, есть провинции, города и прочее.
9. Ежели одно относительное есть, то есть и другое. Например: есть отец, следовательно, есть дети.
10. Что присуще роду, то присуще и виду. Например: животные чувствуют, следовательно, таковы и лев, и вол, и осёл.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Глава 1. Об истине вообще.
§119. Все способности, имеющиеся в нашей душе, сколько их ни есть, философы относят к двум началам: познанию и стремлению. О стремлении учит метафизика, о познании – логика.
Выше уже много было сказано о логических свойствах и о действии нашего разума, что более всего относится к школьным упражнениям. Но мы изучаем ЛОГИКУ не для только школы, а больше для того, чтобы благополучно житие свое препровождать, к благополучному же житию нас направляет только лишь истина, истину же с помощью логики находит разум Следовательно, логика должна быть нашей руководительницей в приобретении истины и в том, как узнавши ложь, её опровергнуть.
§120. Во-первых, надобно узнать, что есть истина. Истин не один имеется род. Есть истина, которая присутствует в вещах, она называется предлежащей, а другая в человеческой обитает душе, и слывёт подлежащей (объективная и субъективная; предметная и умственная). Предлежащая истина есть 1) метафизическая, которая , заключается в одной только внутренней возможности вещи, то есть, когда мы понимаем свойства вещи, составляющие её природу, согласные и не противоречащие между собой; 1) физическая, которая состоит в возможности внешней, то есть, когда вовне вещи находятся причины, по которым она является такой, и для чего она предназначена; 3) моральная, которую мы приписываем нашим речам, когда, например, эти речи согласны и сходны с понятиями нашего разума (нашими мыслями). Другой род истины, подлежащая, находится в самом нашем разуме, и её мы приписываем нашим понятиям и рассуждениям. когда, например, вещь мы представляем такой, какой она является на самом деле[79]. Такая истина называется логической.
§121. Итак, логическая истина есть не что иное, как согласие наших представлений о вещах с самими вещами. Простая идея нашего разума тогда истинна, когда она согласна с вещью, которую представляет, когда вещь представляется такой, какая она есть на самом деле.
§122. Рассуждение называется истинным, или справедливым, если оно те идеи, которые надо соединить, соединяет, а которые надо разделить – разделяет.
1. Предложение (высказывание) называется истинным, если оно представляет истинное рассуждение.
2. В истинном предложении (высказывании) предикат не должен быть противоположен субъекту.
3. Всякое высказывание можно рассматривать в отношении количества и качества. В отношении качества высказывания могут быть утвердительные или отрицательные, а в отношении количества – общие или частные. Таким образом, те высказывания истинны, которые в отношении качества утверждают то, что надобно утверждать и отрицают то, что надобно отрицать, а в отношении количества об общем предлагают то, что надобно общему, и обратно, о частном утверждают или отрицают то, что полагается частному.
§123. Справедливые умствования (выводы) должны быть хорошо расположены и составлены, как по материи (содержанию), так и по форме. В отношении материи умствование тогда правильно, когда все суждения, из которых делается заключение, истинны, а в отношении формы оно тогда правильно, когда силлогизмы составлены по вышеописанным правилам.
§124. Мы выше, в §122, называли высказывание истинным, если оно представляет справедливое рассуждение. Рассуждение же называется справедливым, если оно те идеи, которые надо соединить, соединяет, а которые надо разделить – разделяет. Для этого нужны некоторые знания, или правила, с помощью которых ты в любом случае сможешь понять, подходит ли предикат субъекту или нет, и справедливое высказывание от несправедливого отличать.
§125. Знай же, что высказывание истинно, если достаточную причину, по которой предикат в субъекте отрицается или подтверждается, имеет в самой природе субъекта. Иначе говоря, если качество, которое утверждается или отрицается, определяется познанием субъекта, Например, следующее высказывание истинно: "всякое простое существо имеет деятельную силу", поскольку предикат "имеет деятельную силу" достаточную причину, по которой он приписывается субъекту, имеет в самой природе простого существа, обладающего деятельной силой, ибо невозможно, чтобы у какого-нибудь простого существа не было деятельной силы, такова его природа.
§126. Не может быть такого, чтобы из истинных посылок во всяком добропорядочном умствовании не проистекало истинное же заключение. Сие потому справедливо, что какова есть причина, таково и причинённое, значит, каковы посылки, которые есть как бы причины заключения, таково долженствует быть и заключение, добропорядочно происходящее оттуда.
§127. Итак, кто принимает посылки за истинные, тот не может не принять и заключение, которое из посылок правильным образом делается, поскольку если посылки истинны и правильно составлены, то из них не может не происходить и истинное же заключение.
§128. Но если из истинных посылок нельзя не сделать истинного же заключения, то противоположного остерегайся: из истинности заключения, выведенного правильными способами, нельзя рассуждать о самих посылках, ибо часто случается, что и заключение истинно, и выведено правильными способами, а одна или обе посылки ложны. Например: "всякий дух есть тело и всякий камень есть дух. Следовательно, всякий камень есть тело". Здесь обе посылки ложны, но вывод построен правильно и заключение истинно.
Глава 2. О погрешности, предрассуждении, обманчивости, сопротивляющихся истине.
§129. Как в идеях (понятиях), рассуждениях (высказываниях) и умствоваииях (выводах) содержится истина, так содержится и истине противная несправедливость находится в тех же действиях нашего разума. Она определяется как несогласие наших представлений о вещи, с той вещью, которую мы представляем. Например, если бы ты небо представил наподобие некоей составленной из стекла или иной материи камары[80], на которую водружены звёзды, то такой твой замысел был бы несправедлив.
§130. Несправедливость (ложность) содержится в 1) идеях, когда они не согласуются с представляемой вещью; 2) рассуждениях (высказываниях), ежели они что надобно было утверждать, отрицают; 3) умствованиях (выводах), когда или ложные посылки предлагаются, из которых должно заключение выводить, или порядок в них ошибочен, или правила умствования перемешаны.
§131. Кто принимает справедливое предложение за несправедливое или несправедливое за справедливое, тот погрешает (ошибается). Итак, погрешность есть перемешивание рассуждений или согласие, данное какому-нибудь предложению безрассудно. Например: такое предложение (высказывание) "надобно к красноречию прибавить философию" истинно, но если бы кто счёл его ложным, говоря, что не нужно к красноречию прибавлять философию, то он бы погрешил.
§132. Когда мы в рассуждениях наших погрешаем, то эти действия называются предрассуждением (предрассудком) Отсюда видишь, что предрассудок есть не что иное, как несправедливое рассуждение, поспешностию произнесённое. Сия поспешностию произнесённая погрешность потому называется предрассудком, что или преступает рассуждения здравого ума (идёт против здравого смысла), или потому что высказывается раньше, чем разум достаточно о том рассудит. Мог бы ты сию погрешность определить и как безрассудно произнесённое мнение о вещах, о которых мы имеем неправильное представление, или которые нам плохо известны. Отсюда ясно видно, что источник предрассудка относится не к воле, как некоторые говорят, а к повреждённому разуму, который понятия вещей неясно себе представляет.
§133. Поскольку мы в наших рассуждениях различными погрешаем способами, то предрассудки делятся на различные роды.
1. В отношении подлежащей им вещи, о которой рассуждение ведётся, предрассудки есть теоретические, практические, теологические, юридические, философские, филологические, медицинские.
2. В отношении времени разделяются на предрассудки младенчества, юношества, мужества (возраста), старости и прочее.
3. В отношении начала (причины) и источника, откуда они проистекают, предрассудки разделяются на преимущества людские, на поспешность ума, на свойства народные, на самоуверенность, на безнадежие. Сюда относятся предрассудки какой-нибудь секты, принятого учения, семейства, народа, древности, новости, и бесчисленные иные.
О каждом из этих родов предубеждения если станешь подробно рассуждать, приметишь, что они умствуются по известным посылкам. Например, в предрассудке преимущества людей умствуют как тот или другой, которого я за разумного почитаю, и он уже в летах, приемлет или нет, следовательно, оно есть или ложное или истинное. В предрассудке поспешности умствуют так: я сего не знаю, значит, это и не нужно, это безделица. Или: я до сего собственным размышлением дознался, а я такой человек, который может легко находить правду, следовательно, это и есть правда.
§134. Из вышеописанного видишь, что нет лучшего способа сих избежать предрассуждений, чем смотреть, по какой причине предложение (высказывание) считается истинным или ложным, прилежнее, как говорится, открыв глаза, приискивал, и помедлил бы произносить рассуждение, иначе говоря, неким пристойным сомнением согласие задерживал, ибо сомневаться есть не что иное, как медлить в рассуждении, медлить же в рассуждении означает нескоро подтверждать и не сразу же отрицать. Смотри не думай, что мы советуем тебе пирроническое сомнение, которое обо всём и всегда сомневается. Как без подходящих причин не следует ни подтверждать, ни отрицать, так не следует и без причин сомневаться. Безумием было бы сомневаться в том, есть ли Солнце, или в том, что преподаёт Священное Писание.
§135. Поговорим теперь о погрешностях, случающихся в третьем действии нашего разума (логическом выводе). Поскольку известно, что наши выводы истинны, когда мы правильно умствуем, а правильно умствуем мы тогда, когда наши силлогизмы и по форме и по содержанию по надлежащим вышеописанным правилам производятся, то отсюда, противоположным образом, видишь, что мы тогда неправильно умствуем, когда правила эти не соблюдаем, и что умствование бывает несправедливым (логический вывод бывает ложным) в отношении либо формы, либо содержания.
§136. Умствования (логические выводы), несправедливые в отношении формы, называются паралогизмами и софизмами. В паралогизмах ложная форма ничем не прикрыта. Например: прелюбодеяния следует избегать, но поскольку убийство не есть прелюбодеяние, убийства избегать не следует. Здесь видишь, что силлогизм предлагается по первой фигуре, но в ней вторая, меньшая посылка всегда должна быть утвердительная.
§137. Софизмом называется ложный силлогизм в, в котором форма хитрости искусно прикрывается. Например: все святые подвержены грехам; всякое прелюбодейство есть грех; следовательно, все святые подвержены прелюбодейству. Такой силлогизм есть во второй фигуре, поскольку один от тот же предикат, а именно, "грех", имеется и в большей и в меньшей посылках. Но из посылок вывод здесь не следует, потому что во второй фигуре всегда одна из посылок должна быть отрицательной.
§138. Ошибки, которые мы делаем при ложном выводе, содержатся либо в терминах силлогизма и их соединении, либо вне терминов, в самих вещах. Первые называются обманчивостью в речи, вторые – обманчивостью вне речи.
§139. Обманчивость (ошибка) в речи бывает, когда какое-нибудь слово, или слог, или буква обманывают нас своей двусмысленностью в произношении, ударении, написании, и прочем, Мы в таком путаемся или потому что настоящего значения какого-то термина не знаем, или потому что плохо какое-то слово соединяем с другими, неправильно делаем силлогизм, или потому что произношение слова неправильное, или потому что плохо разделяем слова. Если сказать одним словом, то такие ошибки называются орфографическими или этимологическими, или просодическими, или синтаксическими, но сие уже относится к грамматике.
1. Нас могут приводить к ошибке слова, имеющие одно название и произношение. Например: слово есть открытие помысла и глас исчезающий; но поскольку Христос есть слово; следовательно, он есть открытие помысла и глас исчезающий. Ещё пример: Ирод есть лисица; лисица имеет четыре ноги; следовательно, Ирод имеет четыре ноги. Ещё пример: сия болезнь есть рак; рак живёт в воде; следовательно, сия болезнь есть рак; рак живёт в воде; и прочее.
2. Сомнительность смысла фразы, произношения, орфографическая погрешность и прочее. Например: для чего имеется купец, та добро продажное. Совести имеется какой-нибудь купец, следовательно, добрая совесть продажна. Таково и сие: царя убить, не хотите бояться есть хорошее дело[81]. Ещё пример: тот, который сегодня с богословами о высоких вещах разговаривает сегодня выучил азбуку; учитель богословия сегодня с богословами о высоких вещах разговаривает; следовательно, учитель богословия сегодня выучил азбуку[82]; Если Крёз пойдёт войной на персов, то разрушит большое царство[83].
3. Ошибка в соединении, когда в следующей посылке соединяем то, что в прежней бралось раздельно. Например: один, два, три есть три; один два три есть шесть; следовательно, три есть шесть. Ещё пример: кто устал стоит; спящий устал; следовательно, спящий стоит. Ещё пример: кто сидит, не может ходить; Сократ сидит; следовательно, Сократ не может ходить.
4. Ещё бывает ошибка, когда под одним понимается другое, или когда в понимаемое в соединённом смысле вносится разделительный смысл, или когда разделяется то, что должно быть соединимы, или когда частное подменяется общим либо случайным. Например: 1) человек есть вид; Сократ есть человек; следовательно, Сократ есть вид; 2) планет есть семь; Луна есть планета; следовательно, Луна есть семь; 3) в Ноевом ковчеге было всякое животное; твоя собака есть животное; следовательно, твоя собака была в Ноевом ковчеге; 4) я не есть ты; я человек; следовательно, ты не человек; 5) кем ты был вчера, тот ты есть и сегодня; вчера ты был пьян; следовательно, сегодня ты пьян; 6) что ты не терял, то ты имеешь; рога ты не терял; следовательно, ты имеешь рога; и прочее.
Все эти роды софизмов довольно смешны и обман в них легко приметить, потому правило, как их опровергать, писать не надобно. Смело опровергай их без долгих доказательств, ибо почти все они имеют в себе четыре термина (а не три, как должен иметь правильный силлогизм) и нарушают вышеописанные правила умствования.
§140. До сих пор мы говорили об ошибках в речах. Скажем теперь об ошибках, которые содержатся в вещах. К ним относятся%
1. Ошибка случайности, когда некое случайное свойство вещи приписывается её природе. Например, если бы ты из того, что некоторые учёные спесивы, хотел заключить, что все учёные спесивы, и что сама наука есть родительница спеси.
2. Ошибка определённости, когда предложение берётся просто (безусловно), хотя его надо было бы доопределить. Например: кто меньше отца, то не равен отцу; Христос меньше отца; значит, не равен отцу. Иначе сказать, такая ошибка бывает, когда мы приписываем вещи общее свойство, которое можно было бы ей приписать при некоем условии, или только некоторой её части. Например: если человек умирает, то умирает и его душа. Ещё пример: перестал действовать закон Моисеев, следовательно, и закон о прелюбодеянии; и проч.
3. Ошибка бывает и тогда, когда вопреки ? простому сказания определительное сим[84]. Например: всякий монах, который сохраняет убожество, послушание и чистоту, своё выполняет обещание; этот монах сохраняет убожество в мыльне, послушание при столах и чистоту при жертвовании; следовательно, он выполняет своё обещание.
4. Ошибка отступления от своего намерения бывает, когда кто-нибудь доказывает своему сопернику то, что не надо было доказывать, и что его предложению не служит, В такое бы ты поползновение впал, если бы стал доказывать, что власти не должны наказывать законопреступников, потому что Христос сказал: не противься злу.
5. Бывает и ошибка, когда кто-то станет доказывать предложение тем, что само сомнительно, неосновательно и некрепко, или когда доказуюшая причина (аргумент) сама требует доказательства. Это называется насильное на свою сторону преклонение основания (слабая аргументация). Например, как если бы хотел доказать, что папе римскому надо во всём верить потому, что он никогда обмануть не может.
6. К этому относится и обман по кругу (порочный круг), когда нечто доказывается через себя же. Например: дух бессмертен, потому что он дух.
7. Ошибка случается в выводах, когда из посылок выводится что-то такое, что из них вовсе не следует. Например: некоторые церковные учителя отвергают философию, следовательно, она наносит вред.
8. Ошибка случается и когда кто-то приводит причину, которая причиной доказываемого не является. Например: все проклятые атеисты были весьма субтильными (тонкими) философами; следовательно, философия есть причина атеизма.
9. Ошибка предложенных вместе многих вопросов. Например, ежели бы кто спросил: разумен ли человек, пьянство и трезвость являются ли добродетелями? Эти вопросы таковы, что ни подтвердить, ни отрицать ты не можешь, если их не разделишь.
10. Ошибка несовершенного исчисления, когда не все части целого исчислены. Например: должно или повиноваться властям против Божьего закона, или нет, но поскольку сопротивляться им непристойно, то, следовательно, должно им против Божьего закона повиноваться. Ты видишь, что здесь не все части исчислены, нужно ещё добавить: или должно всё великодушно сносить.
11. Ошибка, или путаница родов бывает когда кто-то для утверждения или отрицания предложения приводит доказательство из совсем другой науки. Например, если бы кто в физике хотел доказать, что одно может быть тремя, потому что в богословии так говорится о Боге. Или в богословии опровергал бы из философских оснований, что Христос может быть Бог и человек, в подобном бы согрешил.
12. Ещё многие софизмы сюда принадлежат, как-то: неразрешимая рогатая, крокодинал прикровенный[85], которые ради краткости пропущены, ибо они не нужны и очень редко случаются у писателей. Ещё такой (софизм): Если я говорю, что я лгу, то лгу ли я (в этом высказывании)? Ещё такой: Знаешь ли ты своего отца? хорошо, а того, кто здесь скрывается, знаешь? не знаешь, но это твой отец, следовательно, ты своего отца и знаешь и не знаешь. Ещё такой: Крокодил похищенного у матери сына обещал отдать, если та правду скажет, отдаст ли он его или нет. Мать ответила: ты мне не отдашь его. Крокодил: если ты сказала правду, то не отдам, а если солгала, то не отдам по договору. Мать ответила: если солгала, то ты мне его отдашь, а если я сказала правду, то ты отдашь его мне по договору. Таковы и вопросы о величине, ширине, узкости, малости и прочих качествах и количествах. Например: три это много или мало? отрицающий далее вопрошается: четыре это много или мало? и так далее. Чем вопрошаемого к тому приводят, что где ему стать, и сказать, что много, он не знает[86]. Сие показывает слабость и невежество нашего разума, который не может таковых родов определить степени и пределы.
Глава 3. О несомненной истине и способах её приобретать.
§141. Приступим теперь к рассмотрению различных видов истины. Всякая истина и ложь есть или подлинно такие, или называемые вероятными, о чём речь ниже.
§142. Когда я представляю себе согласие или несогласие субъекта с предикатом в предложении так ясно, что доподлинно знаю о невозможности противоположного, тогда истинность или ложность предложения мне известна (несомненна). Такое познание является несомненным, оно никаких противностей не опасается. Обратное разумей о неизвестности (не несомненной истине или лжи). Например, предложение (высказывание) "я пишу" есть известное (несомненное) истинное, поскольку я не опасаюсь, что противоположное предложение "я не пишу" было тоже истинным.
§143. Поскольку связь субъекта и предиката (подлежащего и сказуемого) в предложении кто-то представляет себе ясно, а кто-то не очень ясно и не весьма подробно, постольку неудивительно, что одно и то же предложение (высказывание) одному может казаться несомненным, а другому – сомнительным. Всё, что истинно в самом себе, является подлинно истинным, поскольку не может быть одновременно ложным, однако не всё, что является подлинно истинным, кажется нам истинным. Поэтому известность (несомненность) тоже делится на предлежащую и подлежащую (объективную и субъективную, предметную и умственную). Например: "Этот мир самый лучший". Если это высказывание истинно, то оно подлинно истинно, поскольку не может быть одновременно и противоположное ему, однако в нём самом Кай может сомневаться и считать неизвестным[87].
§144. Ко всякой несомненности мы приходим двояким путём – опытом и доказательством. Скажем сначала об опыте, потом о доказательстве, как о преизящнейших средствах, с помощью которых мы приходим к несомненности
§145. Опытом называется такое познание вещей, которое мы приобретаем, внимая чувствам, которым эти вещи подлежат. Например, мы на опыте узнали, что огонь жжёт, ибо не рассуждением до того дошли, но каждого свои чувства в том удостоверяют. Такое экспериментальное, или опытное познание вещей иначе называется познанием из последующего.
§146. Искус, опыт и эксперименция у нас имеют одинаковое знаменование (значение).
Об опыте надо знать следующее:
1. Поскольку всякое наше чувство или понятие является либо внутренним, либо внешним, то и опыт разделяется на внутренний и внешний. Например, я внутренним опытом дознался, что когда я представляю себе нечто плохое, то непременно в моём уме некая происходит скука[88], а внешним опытом дознался, что огонь жжётся, вода мокрая и прочее.
2. Некие понятия как учёным, так и неучёным приличествуют (познаются), а иные только учёным, и оные с помощью экспериментов постигаются. Поэтому и опыт делится на простой, или общенародный, и на осмотрительный, или искусственный. Например, ты опытом дознался, что огонь греет, о том же и простой народ ведает, однако если ты с помощью физических экспериментов дознался, что воздух имеет вес, то уже сие не простое есть действие, а одним только учёным приличествующее.
3. Мы постигаем в опыте только то, что имеет своё бытие, и опыт только особенные и нераздельные вещи, которые в самих вещах находятся и чувствам подлежат, не достигает, а общие простые и всех чувственных качеств лишённые вещи никак опытом познать не можем. Следовательно, предлежащим, или объектом опыта считаются не общие, а только особенное вещи и частные предложения.
4. Отсюда ясно, что если кто-нибудь хочет доказать опытом какое-то предложение, он должен взять какой-нибудь отдельный случай (частный пример). и действие в нераздельности показать, чтобы каждый мог уразуметь, каков его опыт и хорошее ли он из него соорудил рассуждение.
5. Отсюда ясно и то, что знатно грешат те люди, которые думают, будто они с помощью чувств познали то, чего никогда ими не познавали, но или умствованием из опытов вывели, или это им иным способом воображение представило. Эта погрешность называется пороком восхищения или скоропостижным мнением, и она заключается в том, что нам кажется, будто мы познали чувствами и опытом то, чего никогда не испытывали. Сим пороком многие и самые разумные люди восхищаются. Например, мы чувствуем, что когда душа хочет, язык двигается, этому учит опыт, но что душа является действующей причиной, того никто не познал, в сём многие ошибаются, и сим лестным (обманным) искусом в поползновение введены. В сём, похоже, имеют начало призраки, привидения и мечтания. Услышит, например, какая старуха или боязливый человек ночью стук, и немедленно заключает, что стучит никто иной, как домовой[89], и проч.
§147. Поскольку мы приобретаем познание вещей при помощи чувств и опытов, то надобно об употреблении чувств преднаписать некоторые предосторожности:
1. Чувства, снабжённые всем нужным для ощущения, никогда нас не обманывают. Потому что обманывать - значит утверждать ложное, чувства же ни утверждают, ни отрицают[90]. Обманывает нас рассуждение, которое мы, внимая чувствам, скоропостижно составляем.
2. Если ты хочешь, чтобы разум в своих рассуждениях, основанных на чувствах, не ошибался, нужно, чтобы орудия чувств были здоровыми и неповреждёнными. Не может слепой рассуждать о цвете, а глухой – о музыке.
3. Чтобы разум в своих рассуждениях, основанных на чувствах, не ошибался, должно поприлежнее воспринимаемые чувствами вещи рассматривать, поскольку чем прилежнее рассуждаешь о вещах, тем яснейшее приобретаешь их познание и погрешности избегаешь. Сие всё производится посредством внимания, которое состоит в том, что я одну какую-то вещь изучаю, не взирая на прочие.
4. Полезно изучать вещь всеми чувствами, какими возможно, ибо если многими чувствами изучишь одну и ту же вещь, то будешь иметь ясную идею её. Сие правило лекари крепко наблюдают, желая распознать лекарство, они его не только пробуют, но и рассматривают.
5. Наконец, чтобы чувства не обманывали тебя в твоём рассуждении, должно быть надлежащее расстояние между органами чувств и изучаемой вещью, ибо если она будет далеко, то не воспримется чувствами, или представление о ней составится тёмное, слабое и неясное.
§148. Предписавши сии предосторожности чувствам и опыту, устремимся надлежащим путём к отысканию истины. Следует знать, что все понятия, вводимые нами из опыта, являются нераздельными (и частными), поскольку опыт доставляет нам познание вещей; общие же понятия в опыте не познаются.
§149. Рассуждения, которые из таких частных понятий происходят, называются зрительными, потому что в таком рассуждении мы приписываем какой-либо частной вещи то, что видим в нашем представлении о нём. Рассуждение, которое посредством умствования из зрительных выводим, называется рассуждением разговорительным, или дианетическим[91]. Например, если ты видишь Тиция, то понятие о нём, составленное с помощью чувств, есть частное, нераздельное, единичное. Когда ты видишь Тиция пьяного, то твоё рассуждение о Тиции "Тиций пьян" есть зрительное. После того, как ты так о Тиции рассудил, память тебе представит другое рассуждение, что "пьяные себя не помнят", и из этих двух ты выведешь третье рассуждение, что "Тиций себя не помнит", и это будет разговорительное, или дианетическое рассуждение, и сие могут одни лишь разумные существа.
§150. Зрительные рассуждения составляются из опытов следующими способами:
1. Вещь, которую ты наблюдаешь, пусть будет у тебя подлежащим, или субъектом.
2. То, что в наблюдаемой вещи имеется, пусть будет у тебя предикатом (сказуемым). Так ты составишь зрительное рассуждение, которое будет утвердительным. Например, когда ты наблюдаешь огонь и в нём сожигательную примечаешь силу, то "огонь" поставь вместо субъекта, а "сожигать" будет предикатом. Отсюда произойдёт такое утвердительное зрительное рассуждение: "огонь сжигает", или "огонь имеет сожигательную силу".
Подобно и отрицательные зрительные рассуждения составляются6: 1) наблюдаемая вещь да будет субъектом; 2) что ты в другой вещи наблюдаешь, а в этой не наблюдаешь, будет у тебя отрицательным предикатом. Например, если ты наблюдаешь стол, и в других вещах примечаешь круглость, а в этом столе круглости не примечаешь, то пусть она будет у тебя предикатом, или сказанием (сказуемым) отрицательным, таким образом получаем "этот стол не есть круглый".
§151. Если ты желаешь опытом узнать, природное ли свойство у этой вещи видишь, или случайное, то примечай следующее: если это свойство отделиться от наблюдаемой вещи никак не может, разве что мысленно, и оно всегда в ней содержится, то это свойство природное. А если может отделиться, и временами есть в ней, а временами нет, и в вещи никакая порча от его отсутствия не происходит, то это свойство случайное, а не природное. Например, если ты наблюдаешь воду и примечаешь в ней мокрость, холодность или теплоту, то вода всегда мокра, без сего она быть не может, и это её свойство естественное, а холодность и теплота – случайные свойства, поскольку могут переменно служить воде, вода же и без них всегда останется водой.
§152. Хотя понятия и суждения, полученные из опытов, являются частными, однако мы может превратить их в общие. Следовательно, с помощью опытов можно составлять себе подробные общие понятия и определения. Сей способ весьма полезен для просвещения разума и остроумия. Юношество, желающее чему-нибудь научиться, непременно в этом упражняться и успевать.
§153. Составлению подробных общих понятий много способствуют следующие правила:
1. Составляй столько зрительных рассуждений, сколько можешь вывести из изучаемой вещи (как можно больше).
2. Опускай случайные предикаты (свойства), которые не всегда при этой вещи находятся.
3. Предикаты, которые не везде одинаковы, исключи, как частные обстоятельства.
4. Ты хорошо поступишь, если сопоставишь между собой многие примеры, и прилежно рассудишь, в чём они сходны и в чём различны.
Чтобы эти правила ты мог лучше уразуметь, вот тебе пример. Положим, что ты хочешь узнать, что значит хвалить другого и что такое похвала. Тогда тебе нужно найти частные случаи, когда один хвалит другого, например, что Кай в написанном им письме объявляет о Тиции, что тот учён, честен, набожен, красноречив и прочее. Из этого ты выводи столько зрительных рассуждений, сколько сможешь.
1. Кай объявляет.
2. Кай объявляет в некотором письме.
3. Кай объявляет, что Тиций учён.
4. Кай объявляет, что Тиций честен.
5. Кай объявляет, что Тиций набожен.
6. Кай объявляет, что Тиций красноречив.
Из сего трудно уразуметь, что значит хвалить другого, поскольку здесь 1) имеется много случайного, которое к похвале другого не относится; 2) то, что составляет понятие похвалы, её природу, смешано со многими частными обстоятельствами, которые надо отбросить.
Чтобы понять, какие здесь обстоятельства случайные или частные, нужно вспомнить другой пример похвалы. Положим, что отец в присутствии сына объявляет, что сын одарён высоким разумом, послушен, прилежен, хороший стихотворец и прочее. Сей случай даёт тебе следующие зрительные рассуждения:
1. Отец объявляет.
2. Отец объявляет в присутствии сына.
3. Отец объявляет, что сын одарён высоким разумом.
4. Отец объявляет, что сын послушен.
5. Отец объявляет, что сын прилежен.
5. Отец объявляет, что сын хороший стихотворец.
Когда ты сравнишь эти два примера, то увидишь, что в первом следующие обстоятельства 1) Кай; 2) письмо Кая; 3) Тиций являются случайными и не имеющими отношения к составлению понятия о похвале, поскольку в другом примере они не находятся. Также увидишь, что во втором случае ненужными являются 1) отец; 2) присутствующий сын; 3) чтоб сын был послушлив, хороший пиит и прочее, поскольку они есть случайные предикаты и общего понятия похвалы не составляют. А общее в обоих случаях то, что в них объявляются предикаты, которые у философов называются достоинствами, откуда видно, что похвала есть объявление достоинств, а похвалить другого – значит объявить его достоинства. Так же и в других случаях поступай.
§154. Доселе говорили об эксперенции (опыте), следует теперь вкратце сказать о доказательстве, как о другом источнике несомненной истины. Доказательством называется союз умствований, посылки которых несомненны. Или: доказательство есть утверждение какого-нибудь предложения, основанное на твёрдых и несомненных началах. Докажем, например, такое утверждение: простое существо не имеет никакой величины. Доказательство сего предложения почти невозможно учредить иначе, чем следующим образом:
1. Всё, что не имеет частей, не имеет и их множества.
2. Простое существо не имеет частей.
3. Следовательно, простое существо не имеет и множества частей.
4. Всё, что не имеет и множества частей, не имеет и величины.
5. Но простое существо не имеет и множества частей, следовательно, оно не имеет и величины.
Первое утверждение есть аксиома, второе есть определение простого существа, а четвёртое есть определение величины, и их сих определений, как несомненных начал, составляется доказательство сего предложения: простое существо не имеет величины.
§155. Всё, что о доказательстве юношеству знать надлежит, в сих кратких правилах заключено:
1. Хотя всякое доказательство есть утверждение, но не всякое утверждение какого-нибудь предложения можно назвать и счесть доказательством, поскольку случается временами, что не очень надёжные, а только лишь вероятные посылки приводятся для утверждения причины, в доказательстве же кроме сильных, крепких, непоколебимых и несомненных оснований другие не принимаются.
2. Началами, или основаниями доказательства называются те предложения, которыми доказательство подпирается как опорами. К ним относятся определения, аксиомы, опыты и прочие достаточно доказанные предложения.
3. Когда доказываемое предложение выводится из определений, аксиом и других общих понятий, то говорится, что предложение доказывается из предыдущих, или из первейших (a priori), а когда предложение утверждается опытом и чувствами, то доказательство называется из последующих (a posteriori). Говорят и так: доказательство из первейших есть такое, которое действие доказывает его причиной, а доказательство из последующих есть такое, которое причину доказывает его действием, Например, если ты станешь утверждение, что простое существо не имеет частей доказывать из определения величины, простого существа и прочих аксиом, из каких оно свою крепость и силу приобретает, то ты будешь иметь доказательство из первейших. А если станешь доказывать, что Бог есть из бытия мира, произведённого Богом, то ты соорудишь доказательство из последующих.
4. Если в некотором предложении доказывается о субъекте, что предикат ему непременно принадлежит, то такой способ доказательства называется прямым и показательным. А если ты возьмёшь противное доказываемому предложению как истинное и из него умствованием выведешь непристойное следствие, то такое доказательство называется непрямым, (приведением к) невозможным (reduction ad absurdum), ещё же апогогичным (апагогическим). Прямое доказательство так делается, как выше во многих местах. А что Бог вечен апагогически так доказать можешь. Положим, что Бог не вечен, тогда он имеет начало своего бытия, следовательно или кто-то его, или он сам себя произвёл. Ежели первое, то Бог есть созданная вещь, Ежели сказать последнее, то Бог вместе и был и не был, был потому что сам себя произвёл, не был, потому что ещё должен был себя произвести. Вместе сие есть непристойное и невозможное, следовательно, противоположное предложение, Бог вечен, является истинным.
5. Если ты в доказательстве так располагаешь предложения, что от самых начальнейших и крепчайших, вместо основания положенных предложений, нисходишь по лестнице к тому, которое надобно доказать, то такое доказательство называется синтетическим. А если ты начинаешь с доказываемого предложения и восходишь, как по ступеням, к начальнейшим, крепчайших и фундаментальным предложениям, то такое доказательство называется аналитическим. Сие всё ты лучше уразумеешь, когда прочтёшь ешё о сорите, Ибо синтетическое доказательство производится точно так же как в правильном сорите, когда его разбираешь на силлогизмы, а аналитическое доказательство не что иное есть, как неправильный сорит, разобранный на силлогизмы, и так же точно производится.
6. Наконец, знай, что те предложения, которые ты правильно доказал, являются самыми верными, поскольку стоят на таком надёжном фундаменте, который ничто поколебать не может, то есть, на опытах, на определениях, на аксиомах. Следовательно, правильно доказанное предложение столь же несомненно и справедливо, как и сами эти начала, из которых оно происходит.
Глава 4. О вероятной истине.
§156. До их пор мы говорили о несомненной истине. Противная к ней истина вероятная состоит в том, что я некоторую вещь не вполне могу распознать, но представляю её себе темно, причём всегда остаётся нечто, что у меня вызывает сомнение. Итак, вероятным называется такое предложение, в котором предикат приписывается субъекту лишь по некоторым признакам истины. Говорится, что мы рассуждаем вероятно, когда по некоторым только обстоятельствам заключаем о существовании вещи. Например, у меня из конторы унесена тысяча рублей. Я вероятно рассуждаю, что Семпроний их унёс, по следующим причинам: 1) Семпроний уже давно и у всех слывёт вором; 2) в конторе не было никого, кроме Семпрония; 3) друзья Семпрония говорят, что он после кражи показывал серебряные монеты; 4) когда Семпрония спрашивают о пропаже, то он краснеет, бледнеет, боится, стыдится; 5) Семпроний с собой носит железные орудия, ключи, пилы, крюки и прочие воровские инструменты. Видишь, как много я имею причин, по которым мог бы сделать вывод, что Семпроний у меня деньги унёс, однако из них я только догадываюсь, и вероятно, а не несомненно говорю, что он вор, поскольку много чего ещё недостаёт для несомненного знания.
§157. Что к лучшему вероятного познания уразумению принадлежит, содержится в сих предложениях:
1. Мы назвали вероятным то, где имеются многие обстоятельства и причины, из которых вытекает, что некоторая вещь или есть, или была, или будет. Невероятным, напротив, называется то, где противная сторона имеет крепчайшие причины и обстоятельства, которые предложение опровергают. Например, Птолемей придумал систему, по которой Земля стоит в центре, а Солнце ходит вокруг неё. Эту систему опровергает Коперник, говорящий, что движется Земля, а Солнце стоит в центре. Каждый имеет свои доводы, но коперниковские кажутся сильнейшими. Такие положения у философов называются гипотезами, которые могут быть и верными, если не содержат в себе противоречия, и неверными, если с их помощью нельзя истолковать явления, о чём в физике говорится.
2. Предложение тем вероятнее, чем больше имеется обстоятельств и принадлежностей, которые служат (обосновывают) его справедливости, и из-за которых мы предикат приписываем субъекту. Например, если ты примечаешь что Тиций, который ещё молод, имеет стремление к учёбе, хороших наставников, высокий разум и достаток во всём, то ты вероятнее скажешь, что Тиций будет разумным человеком, чем если бы приметил в нём одно только стремление к наукам, но никаких наставников, никакого разума и достатка не приметил.
3. Всё, что вероятно, то всеконечно и возможно, поскольку всякое вероятие бывает о бытии вещей, бытие же вещей заключает в себе возможность.
4. Не думай, что всё, что возможно, то вероятно, поскольку из возможности худо делать вывод о бытии. Например, возможно, что ты сейчас получишь от своего друга сто червонцев, ибо сие в себе противоречия не заключает, однако сие невероятно, поскольку нет никаких обстоятельств и феноменов, по которым ты мог бы рассчитывать от него получить сто червонцев. Положим, что 1) Кай человек богатый; 2) Кай тебе должен сто червонцев; 3) Кай клятвенно обещал тебе эту сумму заплатить. В этом случае уже имеются обстоятельства, из которых ты можешь вероятно заключить, что сей час сто червонцев получишь. Поскольку это вероятно, то и возможно.
§158. До сих пор говорилось о вероятных предложениях, а вероятным силлогизмом называется тот, в котором обе или одна посылки только вероятны. Например, простой народ, который по внешности или непристойности своих действий рассуждает, часто умствует так: всё, что священнику, который волю Божию знает и нравы людские исправляет, не противно, то и позволено, но поскольку плясание священнику не противно, то оно позволено. Также: что все утверждают народы, то истинно, но поскольку все народы утверждают, что Бог есть, следовательно, Бог есть. Такие силлогизмы у древних ещё назывались диалектическими и топическими[92], потому что у них имелись особливые <слово пропущено>, откуда они брали свои причины (доводы).
§159. Мы говорили о вероятии вообще, теперь будем рассуждать об их видах. Имеется вероятие 1) историческое; 2) физическое; 3) герменевтическое; 4) политическое; 5) практическое. Обо всех подробно.
§160. Поскольку наш разум ограничен весьма тесными пределам, то всего не может познать ни опытом, ни умствованиями. Мы уже говорили, что человек двояко приобретает истину, или из последующего, то есть из чувств и опыта, или из предыдущего, то есть с помощью доказательства. Поэтому нам приходится во многих вещах верить другим.
§161. Теперь мы видим, откуда берёт своё начало вера – из того, что наш разум ограничен пределам, Вера же есть не что иное, как согласие с каким-нибудь предложением из-за свидетельства другого. И поскольку мы, когда верим, соглашаемся с таким предложением, которое нам неизвестно, а соглашаемся только из-за свидетельства другого, следовательно, когда мы верим, то причиной нашей веры является не что иное, как авторитет другого.
§162. Может статься, да и случается, что те, которые о чём-то говорят, или невежественны, или по злобе желают нас обмануть, ложь вместо истины предлагая. Поэтому должно некие предосторожности предписать, по которым можно будет узнать, что вероятно справедливо, а что вероятно предлагается несправедливо в тех рассказах и историях, в которых человеческому свидетельству предлагается верить.
§163. Во всяком человеческом веровании, таким образом, во всяком историческом вероятии наблюдай следующие обстоятельства: 1) смотри на свидетеля, который рассказывает о происшествии, кто он такой, и каков; 2) размышляй о самой вещи, которая утверждается; 3) примечай способ, каким рассказывается.
§164. Не у всех свидетелей одинаковый авторитет, или кредит, и потому между ними имеется различие. Его можно увидеть 1) в отношении разума; 2) в отношении стремлений; 3) в отношении чувств.
1. В отношении разума свидетели бывают или прозорливые, разумные, рассудительные, или простые, тупые, из простонародья.
2. В отношении стремлений свидетели бывают простосердечные, нерастленные, никакой не придерживающиеся стороны, у которых не преобладает ни любовь, ни ненависть, или придерживающиеся какой-либо стороны, чем преткновенно прикрывают истину.
3. В отношении чувств свидетели бывают или самовидцы, которые сами своими глазами дело видели, или слышащие, которые сказывают о том, что слышали от других. Эти слышащие свидетели делятся на современных[93], то есть таких, которые жили в то время, когда происходило дело, и новейших, которые рассказывают о том, что слышали от современников дела.
§165. Из сего ты теперь удобно уразумеешь правила исторического вероятия (доверия), которые в следующих содержатся положениях:
1. Свидетельство человека разумного и учёного важнее, чем свидетельство простого и невежественного, если рассказывается нечто такое, что требует рассуждения и внимания. Например, ежели физик, или какой рассудительный математик сказывают о некоем природном явлении, то ты лучше сему верь, нежели простецу, который в том, что показывается на небе и что бывает в царстве природы мало понимает.
2. Если рассказывается такое действие, где одни только чувства, а внимание не очень нужно, то свидетельства простого человека такую же имеют важность, как и учёного, а временами и более простецу поверь, особенно если ты опасаешься пристрастия. Например, был трактирщик, который отдыхавшего у него солдата убил. Сему ужасному делу никакого не было свидетеля, кроме мальчика, о котором убийца думал, что он спит в постели. Потом этот мальчик, играя с другими ребятами, рассказал как было дело, нимало не опасаясь никакого вреда ни для себя, ни для отца. Как думаешь, можно ли этому свидетельству мальчика поверить* Я думаю, что очень можно, особенно если к этому присовокупить обстоятельства времени и места.
3. Если кому-то пристрастие мешает сказать правду, то ему разумные люди мало верят, лучше верить тому, кто, как видно из всех обстоятельств, не придерживался никаких сторон. Если ты хочешь узнать, не придерживается ли какой-нибудь стороны свидетель, рассмотри его отечество, религию, секту, семью и прочее, ибо римлянин к римлянам будет пристрастен, а немец к немцам.
4. Свидетельство самовидца важнее, чем того, кто слышал, поскольку мы, рассказывая другим о слышанном, обыкновенно прибавляем или убавляем, отсюда ты можешь рассудить, сколь справедлива будет весть, которая далеко промчится.
5. Если хочешь поверить слышавшему, то примечай, из разумных свидетель, или из простолюдинов. Тот, который слышанное предлагает разумному, несколько лучше простолюдина.
6. В свидетельстве, предлагаемом слышавшим, как можно прилежнее приискивай, откуда рассказываемое дело ведёт своё начало и кто его первый сочинитель, ибо сим образом начало истории удобно приискавши, уразумеешь, сколь она вероятна.
7. Современникам (событий) всегда безопаснее верить, чем тем, кто жил много позже.
8. Ежели что рассказывают многие современные свидетели одинаковым образом и теми же обстоятельствами, то ничего вернее этого нет. А ежели такому свидетелю хочешь верить, который объявляет, что слышал, то рассуди, какой он человек, откуда слышал, и один ли то объявляет. В таком случае учёному лучше верить, нежели простому. Опять-таки, многим верить лучше, нежели одному, присягнувшему лучше, чем не присягнувшему.
§166. Сие о доверии к свидетелям было сказано. Подобное же внимание ты должен присовокупить к рассказываемому делу, ежели не хочешь вероятием обмануться.
1. Если расследуемое дело содержит обстоятельства, которые невозможны, то свидетельства не заслуживают никакого вероятия.
2. Если необыкновенное рассказывается многими, которые все обстоятельства дела рассказывают, притом и свидетели говорят под присягою, то можно им поверить, а в противном случае верить опасно, ибо одному человеку удобно (легко) можно было обмануться.
§167. Что касается способа рассказывания исторического, примечай ещё каким штилем предлагается вещь, ибо тому, что предлагается исторически, то есть штилем простым, чистым и ясным, без всяких риторических и пиитических украшений лучше можно поверить, нежели риторам и пиитам, понеже они приобыкли вещи свои надменным красноречием и притворными красотами так возвеличивать или унижать, что в них иногда, кроме пустых слов, почти никакой простоты, никакой истины не сыскать. Из этого можно понять, что Юлию Цезарю, Корнелию Непоту скорее можно поверить, нежели писателю дел Александра Великого Купцию.
§168. Что мы говорили об историческом вероятии, должно относит к делами человеческим, а не о Божием свидетельстве, ибо Божие свидетельство безо всяких доказательств известно, поскольку оно не прельщает (обманывает). Из сего видишь, что мы одним только делам истории верим, а не догматам, ибо догматы универсальные (общие) известность (достоверность) свою не из свидетельств, а из доказательств получают, а если кто догматам общим верит ради других, а не ради внутренних причин, имеющихся в догмате и преклоняющих его к согласию, то о таком мы говорим, что он пленён предрассуждением авторитета. Ещё и то видишь отсюда, сколь знатно грешат те, которые, желая утвердить некую истину, со всех сторон всякие набирают свидетельства, а причинами пренебрегают, и приписывают им (свидетельствам) больше доверия, чем надёжным причинам
§169. Мы дошли до герменевтического вероятия, которое служит нам для истолкования и нахождения разума (замысла) какого-нибудь писателя, поскольку часто случается, что слова некоего писателя могут толковаться различно, и какое толкование справедливейшее, о том герменевтическое вероятие учит, которое есть не что иное, как изъяснительное о каком-то авторе предпринятое разъяснение, то есть, когда я, прочитав некоего автора сочинение, из всех обстоятельств, как-то: из знаменования (значения) слов, из сопряжения (сопоставления) замыслов, из контекста, из предыдущих, последующих, из времени, намерении, религии автора и прочее, нахожу природный замысел, который он хотел открыть читателю. Под авторским замыслом ты здесь понимаешь понятие или концепт (концепцию) писателя, которую он словами в уме читающего или слушающего, записывая или говоря, хотел произвести. А когда я по законным началам рассуждаю об авторском замысле и стараюсь его найти, то я толкую авторское толкование, что и является нахождением авторского замысел.
§170. Чтобы удобнее (легче) мог уразуметь авторский замысел, соблюдай следующие правила
1. Кто желает по-настоящему постичь замысел писателя, непременно должен хорошо знать язык, также все свойства языка, на котором писатель свой открывал замысел, без этого в истолковании легко можно ошибиться. Отсюда видишь, сколь нужно тому знать греческий и латынь, кто желает быть хорошим богословом или философом,
2. При истолковании автора примечай его секту, звание, возраст, аффект, то есть, с каким духом он писал, и намерение, зачем писал. Ещё же и время, в какое он писал, поскольку с переменою времени переменяются людские нравы и самые знаменательные речения.
3. Следовательно, ты должен проникнуть в авторскую систему, и рассуждать о нём не по своим понятиям и мнениям лестным, но его собственный замысел и речения постарайся из его домашних понятий вывести.
4. Остерегайся, толкуя писателя, чтобы мнения, происходящие из предубеждения, не восхитили тебя или к любви или к ненависти или к другим страстям, ибо подверженный страсти человек правду не может ни видеть, ни сказать.
5. При истолковании писателя следи за порядком его речений и предложений, какое расположение беспрерывное связание смыслов, также междоусобный взаимный союз и всю его систему, при этом не разделяй то, что у автора соединено. Если не придерживаться этого правила, то весьма смешанные и ложные следствия из прерывания смыслов выводят у авторов, которых и следов, если сверишься с автором, не увидишь.
6. Сходные параллельные места у автора нужно между собой сносить, а которые не очень вразумительны нужно изъяснять.
7. От смысла, нарицаемого литеральным (буквальным) и собственным, смотри, нагло не отступай, и не думай, что что-то несобственно было сказано, разве только нужда и знатная к тому есть причина.
8. Всегда следует предпочитать скромное и благосклонное толкование такому, которое происходит от ненависти, и безрассудно автора никаким противоречием не упрекай.
§171. Следует сказать о физическом вероятии, которое заключается в том, что я из многих явлений или воспринимаемых чувствами действий природы познаю некую физическую причину, или способ, которым эти действия производятся.
§172. Сие физическое вероятие служит (появляется), когда ты хочешь истолковать, откуда берётся утренняя роса, какова электрическая сила, отчего море то взад, то вперёд течёт (приливы и отливы).
§173. При физическом вероятии следующие предосторожности употребляй:
1. Причину физического явления ты не найдёшь удобно (легко), пока всё то, что этот явление составляет, порядочно (правильно) не уразумеешь Сие ты сделаешь не ранее, чем когда опыты в помощь себе призовёшь и произведёшь их по вышенаписанным правилам.
2. Все причины, которые кажутся способствующими произведению (явления), постарайся сыскать и сравнить между собой.
3. Изо всех возможных причин настоящей будет, вероятнее всего, та, которая лучше всего согласуется с другими воспринимаемыми чувствами обстоятельствами (другими опытами).
§174. Вероятие политическое состоит в том, когда мы по многим знакам и приметам некоего лица заключаем о его склонностях и пристрастия. Например, если я вижу, в Кае склонность хорошо себя убирать для показа, примечаю в нём важную походку, протяжные слова, щегольское платье, тщание убора и прочее, то я из сих обстоятельств вероятно заключаю, что Кай амбициозен, или что Кай по сему поступает правилу: всё, что моему служит чувству (приятно), то я принимаю, то мне угодно. О сём учит этика.
§174. Вероятием практическим мы называем то вероятие, которым из начал физических или моральных предсказываем некое будущее приключение (происшествие). Сие вероятие наиболее всего употребляют мужи, которые при дворцах владельцев (правителей) для употребления гражданских дел приставлены (государственные деятели), ибо они общественных дел переменения весьма прозорливо рассматривают, и по настоящему времени переменения будущего, войну или мир, угадывают, и когда подобную прежним видят причину, подобное же и приключение угадывают. Этот аргумент берётся от аналогии, то есть, когда мы из подобной причины выводим подобное следствие, поскольку подобное с подобным сходство имеет и одно об обоих рассуждение. Употребляют сей аргумент физики, когда говорят, что на планетах имеются жители. Они так говорят; Земля и планеты суть тела твёрдые, тёмные, заимствующие свой свет от Солнца, но поскольку Земля жителями заселена, то ничто не препятствует сказать, что и прочие небесные шары тоже жителями обитаемы.
§175. Предложение, некрепко доказанное, именуется мнением. Оно двоякое, иное вероятное, иное (невероятное. Сия их разность происходит оттого, что начала, на которых они основаны, иные вероятные, иные невероятные, то есть не имеющие никакой причины и доказательства. Отсюда ты можешь понять, что мнения, хотя бы и вероятные, могут быть ложными, ибо до тех пор, пока мнение является мнением, оно не доказано, следовательно, не имеет принадлежности, служащей к показанию истины, и не имеет достаточной причины, по которой субъект непременно должен был бы принадлежать предикату; в нём предикат субъекту может и противен быть.
Глава 5. О произвождении правильного рассуждения
и о том, как с его помощью сыскивать истину.
§176. До сих пор мы говорили только об истине несомненной и вероятной, теперь отдельно следует показать, как надобно нам нашего разума действие направить к нахождению истины и к распознанию связей истин, к чему нам в благословение размышление весьма великую помощь подаёт. Размышляем мы тогда, когда наши мысли по правилам хорошего порядка вперяем (располагаем) и так направляем, чтобы вывести истину (из истины), познание из познания, предложение из предложения. Отсюда ты видишь, что есть размышление. Размышлением мы называем направление нашей мысли к нахождению истины, производимое по правилам хорошего порядка.
§177. Из преднаписанного определения следующие выводим положения, которые тому служат, чтобы лучше природу и свойства размышления узнать.
1. Размышлением и хороший порядок такое между собой различие имеют, как путешествие и дорога.
2. Кто желает размышлять правильно, тот должен мысли свои управлять по правилам хорошего порядка, и чем кто строже наблюдает правила хорошего порядка, тем способнее будет размышлять.
3. Из сего следует, что тот, кто правильно и способно хочет размышлять, тот должен многие истины знать, поскольку как же он сможет истину (из истины), предложение из предложения вывести, если прежде не возымеет познание установления истинности предложений и прочее.
4. Из сего видишь, почему дети, которые ещё познания истины не имеют и правила хорошего порядка не знают, не могут способно размышлять.
5. Кто желает по-настоящему размышлять, должен, во-первых, на то употребить внимание, поскольку в размышлении требует познание истин и связей между ними, а связи истин постигнуть нельзя иначе, чем разделить все истины между собой и все части их подробно представить, чего без внимания сделать нельзя. Ещё для размышления нужно, чтобы дух твой от предрассудков свободен был, поскольку предрассудки есть ложные рассуждения, которые происходят из тёмных представлений, а такие представления внимание, нужнейшее для размышления, возмущают.
6. Самое нужное и первейшее правило во всяком размышлении пусть сие будет, чтобы ты в фундамента положил известные и несомненные начала. Такого требует хороший порядок, по которому должно производиться размышление.
7. Вещь, о которой размышляешь, аккуратно определи по правилам, и слова, входящие в определение, ясно истолкуй, потому что определение относится к началам, на которых размышление, по правилам хорошего порядка произведённое, основание имеет.
8. После того, как ты вещи, о которой размышляешь, дашь хорошее определение, определи и то, что входит в определение вещи, по правилам определения, в результате чего ты получишь совершенную идею вещи.
§178. После того, как ты дашь вещи хорошее определение по предписанным правилам, тебе уже нетрудно будет выводить оттуда новые предложения, или составлять аксиомы, которые будут нужны для размышления, чтобы составить правильное умствование, служащее к нахождению истины. А составляются аксиомы так: каждое определение имеет две части, род и различие (видовое). {А} Оставь одну часть определения, например, род, или различие, и получишь аксиомы. Например, возьми такое определение: сожаление есть скорбь о несчастии другого. Отбросив род, ты получишь аксиомы: 1) сожаление предполагает несчастье другого; 2) где имеется сожаление, там представляется несчастье другого; 3) чем большее случилось несчастье с другим и чем живее кто-то себе представляет его, тем большее он чувствует сожаление. Отбрось различие (видовое) и ты получишь: 1) сожаление есть скорбь; 2) кто сожалеет, тот непременно скорбит. {Б} Аксиомы получишь и тогда, когда предикат поменяешь местами с субъектом. Например: 1) всякая скорбь, происходящая от несчастия другого, есть сожаление 2) где имеется скорбь, происходящая от несчастия другого, там имеется и сожаление. {В} Аксиомы получаются переменой утвердительного предложения на равносильное ему отрицательное. Например: 1) где не имеется скорби, происходящей от несчастия другого, там не имеется и сожаления; 2) где не имеется никакого несчастия, там нет и сожаление; 3) кто не скорбит о несчастии других, тот не сожалеет и проч.
§179. Подобным образом из определения можно производить требования, которые есть деятельные (практические) предложения, вытекающие из определения. Например, из определения сожаления происходит требование: кто хочет возбудить в другом сожаление о себе, то должен своё несчастие и злополучие другому открыть.
§180. После того, как ты выведешь по предписанным правилам из определения аксиомы и требования, уже легко из них производить непосредственные следствия, называемые последующими. Например, возьми такое определение закона: закон есть установление высшей власти, обязывающее подчинённого. Из этого определения проистекает аксиома: закон представляет высшую власть, что является непосредственным следствием, ибо равный равного обязывать не может.
§181. Из связи многих определений и предложений происходит теорема, следовательно, кто хочет в помощь размышлению находить теоремы, тот должен собрать несколько определений, из связи которых происходит предложение, что-то утверждающее или отрицающее, что и называется теоремой. Для лучшего уразумения возьми сие определение: Бог есть дух пресовершенный, и другое: дух есть существо, имеющее волю и разум. Из сих легко выведешь теорему: Бог имеет разум и волю, которую докажешь так: всякий дух имеет волю и разум, Бог есть дух, следовательно, Бог имеет разум и волю. Опять, если определишь, что значит иметь разум, и узнаешь, что о том говорят, что он разум имеет, кто вещи подробно себе представляет, и так далее станешь поступать, то до таких предложений дойдёшь, которые бы тебе никогда на ум не пришли.
§182. Поскольку проблема есть предложение деятельное (практическое) доказуемое, то ты уже разумеешь, что и её так же находишь, как и теорему, то есть, когда два или более предложения соединяешь вместе, из сравнения которых выведешь деятельное предложение. Например, возьмём такую проблему: кто хочет возбудить в другом сожаление, тот должен сделать так, чтобы другой его злополучие почувствовал. Это деятельное предложение происходит из двух определений – сожаления и скорби. Проблема иначе называется задачей. Чтобы её решить, надобно знать начала и причины производимой вещи. Например: ты решишь проблему как вызвать у другого сожаление, если будешь знать, что сожаление происходит из преставления злополучия. Решается эта проблема так: сожаление происходит из представления злополучия, следовательно, если ты хочешь возбудить в другом сожаление о себе или о своём друге, то постарайся другому живо представить злополучие твоё или твоего друга.
§183. И этого довольно, кажется, было бы о размышлении, но чтобы лучше можно было уразуметь способ, как размышление производится, краткий предлагается пример, из которого беспрерывных помышлений порядок и союз вещей, через размышление находимые, ясно увидишь. Положим, что ты некое хочешь приобрести познание о дружеских свойствах, и притом только собственным размышлением, всё иное отложив в сторону. Тогда в этом случае по правилам размышления так поступи.
1. Постарайся определить друга по правилу, написанному в §177, 7. Ты определишь друга, когда представишь себе специальные случаи, в которых речь шла о друзьях. Из этих случаев по правилам составь общее понятие друга. Следуя правилам, ты получишь, что друг это такое лицо, которое нас любит.
2. Составив определение друга, постарайся и частные понятия , входящие в него, определить, по правилу §177, 8, во-первых, что такое любить другого. А любить другого это не что иное, как радоваться о благополучии другого.
3. Из сих определений выведи аксиомы по правилам §178. Проистекает же из определения друга 1) друг друга любит; 2) кто другого не любит, тот не друг; 3) кто обязан другого любить, тот обязан другому быть другом. 4) где нет любви, там нет и дружества; 5) пока продолжается любовь, продолжается и дружество; 6) кто другого преклоняет к своей любви, тот другого преклоняет к своему дружеству; 7) всё, что в другом производит любовь, делает другого нашим другом; 8) что мешает любви, то мешает и дружеству.
4. Из определения любви такие выведешь аксиомы: 1) кто другого любит, то о благополучии другого радуется; 2) кто обязан о благополучии другого радоваться, тот обязан другого любить; 3) всё, что велит нам о благополучии другого радоваться, то велит нам другого любить; 4) всё, что способствует умножать радость о благополучии другого, способствует умножать и любовь; 5) что препятствует о благополучии другого радоваться, то препятствует и любви.
5. Из соединения сих определений происходит теорема: друг о благополучии друга радуется. Доказательство: кто другого любит, то о благополучии другого радуется, но поскольку друг друга любит, то друг о благополучии друга радуется.
6. Из этой теоремы без долгих силлогистических умствований сия происходит последующая (следствие): друг не печалится, когда видит благополучие друга.
7. (частным) случаем сих последующих (этого следствия) вспомнишь ты, что тот, которого печалит благополучие другого, называется завистником, а который печалится или скорби о злополучии другого, называется сожалеющим.
8. Отсюда сии теоремы естественным образом произведут теоремы 1) друг не есть завистник. Доказательство: тот, кого печалит благополучие другого, есть завистник; но поскольку друг не печалится, когда друг благополучен или когда любимое лицо в радости видит, то он не есть завистник; теорема 2) друг сожалеет о любезном лице. Доказательство: кто печалится о злополучии другого, тот сожалеющий; друг печалится о злополучии любезного лица, следовательно, друг сожалеет о любезном лице.
9. Отсюда производятся новые последующие (следствия): 1) кто одержим завистью, тот не способен к дружеству; 2) кто не имеет сожаления о другом и кто не хочет, если может, другого из злополучия вывести, пусть не называет себя другом.
10. Если ты далее в размышлениях захочешь подробно истолковать, что такое радоваться о благополучии другого, то премногие тебе предложения, об которых бы ты и не подумал, попадутся. Сделаем опыт разъяснить, что есть радовать, или что такое отрада.
11. Отрада, увеселение, радование есть чувство совершенства, благополучия, или счастья, есть состояние постоянной радости.
12. Отсюда проистекают аксиомы: 1) кто какую вещь любит, тот должен считать как совершенную и хорошую; 2) кто обязан в другом чувство совершенства приумножать, тот обязан в другом приумножать увеселение; 3) всё, что повелевает у другого чувство совершенства производить, то повелевает также увеселение другого производить.
13. Из определения счастья проистекают следующие аксиомы: 1) кто радуется о счастье другого, тот радуется и о состоянии у другого постоянной радости; 2) кто производит у другого состояние постоянной радости, тот у другого также производит благополучие; 3) всё, что велит у другого состояние постоянной радости производить, то велит и благополучие у другого производить;
14. Если это определение соединишь с вышенаписанными определениями или другими предложениями, то получишь новые теоремы: 1) друг счастье друга представляет как нечто хорошее. Доказательство: кто какой вещью любуется, тот представляет её как нечто хорошее; друг радуется или любуется благополучию друга; значит, друг счастье или благополучию друга представляет как нечто хорошее; теорема 2) друг радуется о состоянии постоянной радости у друга. Доказательство: кто радуется о счастье другого, тот радуется о состоянии постоянной радости другого; поскольку друг радуется о счастье друга, то он радуется о состоянии постоянной радости у друга; теорема 3) друг постоянную радость друга себе как нечто хорошее представляет. Доказательство: кто какой вещью любуется, тот её как нечто хорошее представляет; поскольку друг любуется, или радуется постоянной радости друга, то он её а себе как нечто хорошее представляет.
15. Когда ты сии теоремы с помощью размышления выведешь, тотчас вспомнишь хотения закон, по которому душа всё то желает, и себе произвести старается, что себе как нечто хорошее представляет.
16. Отсюда происходят новые теоремы: 1) друг желает и старается произвести у друга благополучие и постоянную радость; Доказательство: всё, что мы как хорошее себе представляем, то мы стараемся и произвести; поскольку друг благополучие и постоянную радость друга как нечто хорошее себе представляет, то друг желает и старается произвести у друга благополучие и постоянную радость.
17. Из сего сии последующие (следствия) происходят: 1) друг остерегается всего, что может опечалить его друга; 2) друг никакого не упускает случая произвести увеселение у любимого лица.
18. Если поступишь далее и захочешь уяснить понятие постоянная радость, то увидишь, что постоянная радость есть высочайшая степень увеселения, происходящая от приобретения истинных совершенств.
19. Отсюда происходит аксиома: кто у другого производит постоянную радость, тот производит у другого совершенство.
20. Оттуда произведёшь новую теорему: друг производит у друга совершенства. Доказательство: кто у другого производит постоянную радость, тот производит у другого совершенство; поскольку друг производит у друга постоянную радость, то друг производит у друга совершенства.
21. В этом нам представляется природный закон, который в сем предложении состоит: у друзей совершенства производи. Откуда сами собой следующие предложения происходят:
22. Следовательно, друг соблюдает закон природы. Следовательно, мы обязаны к дружескому обхождению. Следовательно, кто не дружно живёт с людьми, тот противится закону природы. Следовательно, Бог на то соизволение даёт, чтобы мы с людьми дружно жили и проч. Поступая так и далее по сим способам умствования, ты премногие найдёшь предложения и весьма широко можешь свою разумножить материю. Только то при сём наблюдай: всякое, какое может встретиться в размышлении речение (слово) определи, из определений аксиомы складывай, а их соединения аксиом теоремы выводи, а после какая речь попадётся, опять определяй. Вещь, о которой ты размышляешь и её различные обстоятельства подадут тебе изобилие понятий. Сие есть преполезное и превесёлое упражнение, которое кроме труждающихся (упражняющихся) в нём никто понять не может. Оно разуму подаёт светлость и ко всем наукам отворяет двери.
Глава 6. О способах, как книги читать и разбирать.
§184. До сих пор мы говорили о природе логической истины и о её нахождении. Теперь следует показать, с каким вниманием и осторожностью следует об истинах, изобретённых другими, но так как истина других содержится в книгах, то мы должны предписать правила, по которым о писаниях других сможем рассуждать,
§185. Книги содержат в себе дела или догматы. Те из них, в которых содержатся отдельные предложения, (происшествия), называются историческими, а те, в которых предлагаются общие предложения, называются догматическими. Отсюда видишь, что все писания изрядно разделяются на догматические и исторические. Часто и то случается, что в неких писаниях догматы приводятся с доказательствами, и такие писания справедливо называются догматически-историческими. Есть ли же догматы надлежащим образом соединены и твёрдо доказаны, то такое писание называется учёно-догматическим.
§186. Во всяком книжном чтении следует, во-первых, не придавать речениям (словам) смысл, отличный от авторского, ибо читаем затем, чтобы понимать, а понимаем, когда один с автором смысл даём словам. Отсюда то правило, о котором прежде было говорено: во всяком чтении прилежно примечай определения, что под каким словом автор понимает, определяет, и даже если таких определений нет, тебе должно рассудить, какое знаменование (смысл) автор придаёт слову. В сём тебе внимание и повторение поможет.
§187. Желая рассуждать об историческом писании, примечай следующее:
1. Примечай, справедливо ли писание, чему способствуют правила исторического вероятия.
2. Примечай, хорошо ли соблюдает автор в своём писании правильный порядок, о чём рассудить сможешь, когда все обстоятельства времени уразумеешь и хронологию знать будешь хорошо.
3. Примечай, полное ли это историческое писание имеет ли со своим намерением сходство и соответствует ли своему концу (цели). Конец (цель) же смотри по различию. 1) Конец (цель) истории натуральной есть описание явлений или действий природы; 2) Намерение церковной истории есть описание событий и перемен церковных, случавшиеся погрешности и их исцеление, показать Божественный промысел, который через все века управляет и сохраняет церковь; 3) Предметом гражданской истории является общество, описание от самого начала до настоящих времён все обращения, переменения, происшествия, представить причины сих перемен, исчислить, которыми общество в благополучное или в худое состояние приводилось; также следует описать дела владельцев (правителей): прибавление, завещание, генеалогию и прочее; 4) сциентическая (учёная) история должна описать, что происходило в науке, какие были учёные, в ней нужно исчислить писания авторов, рассказать, кто, как и о чём писал, когда и как жил писатель, каковы его заслуги, дела и прочее.
§188. Насчёт догматических писаний надо знать следующее:
1. В догматических писаниях должно прежде всего уразуметь намерение писателя, которое ты узнаешь из предисловия.
2. Преполезно, читая догматическую книгу, располагать находящиеся в каждом параграфе истины (мысли) на известных родов предложения, и прилежно рассматривать, к чему они относятся, к определениям, к аксиомам, или теоремам или к другим.
3. Постарайся как можно лучше понять все термины и предыдущие (определения) смотри затверди хорошо, прежде чем далее двигаться, ибо из предыдущих можно лучше о последующих (следствиях) рассуждать, и так сможешь доказательства на силлогизмы разбивать.
§189. Когда ты хочешь изучить какое-нибудь догматическое писание, соблюдай следующее:
1. Посмотри, ясно ли пишет. Ясным писанием называется то, в котором хорошо определены термины и не используются обширные и непонятные слова. Сему способствует что выше об определениях сказано. У некоторых писателей для многих слов имеются толкования определений, то есть, они содержать в себе больше определений, чем надобно в доказательствах, и сии называется чрезмерно обширными. А иные, напротив, очень мало в себе определений содержат, или же они неясны и неполны. Такие писания называются тёмными.
2. Рассуди о её порядке. Догматическая книга называется хорошо написанной, если в ней понятия и предложения чередуются так, что из предыдущего можно понять и доказать последующее. Следовательно, такая книга должна начинаться с определений, аксиом, опытов, являющихся началами доказательств. Ещё и то рассмотри, как доказываются теоремы и проблемы. Ведай при сём, что есть схоластический, и есть натуральный порядок. О натуральном ранее говорили, а схоластическим называется порядок, который употребляется в догматико-исторических книгах, где автор всё то собирает, что из его материи следует.
3. Рассуди, твердо ли догматическое писание. Твёрдым называется такое, в котором все предложения сильными утверждаются доказательствами, и ничего без доказательства не пропущено, кроме определений, аксиом и опытов. К сему прибавь всё, что сказано в главе о доказательствах. Если в писании употребляются неизвестные или сомнительные начала, или нет никакого порядка в доказательствах, то такое писание называется неосновательным. Чтобы о твёрдости рассуждать, надо прочитать всю книгу, и весь её порядок, связи и связывание предложений рассмотреть. Отсюда видно, что к сему делу неспособны те, которые приобыкли какие-нибудь басни и речения затверживать на память, а требуется здесь беглость, острота и привычка.
4. Из всего этого можно заключить, что писание учёно-догматическое должно быть написано систематически, системою же называется собрание связанных между собой истин.
Упомяну в конце ещё кто такой сократитель, собиратель, присвоитель. Присвоителем называется тот, кто изобретения других приписывает себе, как если бы он сам их изобрёл. Собиратель это тот, кто рассеянное всюду собирает, не соблюдая никакого порядка. Сократителем называет тот, кто из большого писания выбирает только то, что служит его цели, и делает из большого сочинения меньшее. Иногда к сему относится изобретатель, который по своему порядку располагает то, что собирает для своей цели изо всех авторов, и добавляет к этому свои мнения. Автором называется тот, кто придумает новую вещь, ничего у других не заимствуя.
Глава 7. О том, как надо учить других
и на свою сторону преклонять.
§190. Составив правила как находить истину и рассуждать об изобретённом другими, следует теперь такие правила написать, которые бы нас научали, как надо поступать, когда хочешь сообщить другим то, о чём думаем мы.
§191. Что мы по природе обязаны другим истины открывать, учит моральная наука, открываются же другим истины не иначе, как произносимыми словами. Когда сие делаем, то мы других учим. Откуда видишь, что учить другого означает приводить его к истине, ему ещё неизвестной, с помощью слова, живым голосом произносимого.
§192. Что надобно знать тому, кто учить других хочет, содержится в следующих предложениях.
1. Кто хочет учить других, тот должен любить ясность, поскольку он должен представить другому неизвестные тому истины, сие же сделать невозможно, если не так будет себе представлять, чтобы другой мог его слова понимать. Понимать же можно только то, что ясно, чисто, прозрачно предлагается.
2. Следовательно, тот, кто учит, должен понимать вещь подробно, ибо кто понимает вещь подробно, тот может словами легко и подробно её другому представить.
3. Кто ясно учит, тот должен все термины аккуратно определить, и тем самым темноту, которую слова обширные (многозначные) и неопределённые приносят, отогнать.
4. Ясности помогает изъяснение вещей, чувственно не воспринимаемых, примерами из обычной жизни.
5. Учитель должен не только такой порядок обучения установить, при котором ученики из предыдущего смогут понять последующее, но и должен иметь способность сообщать свои мысли другому быстро, беспрерывно, приятно, и с некоей сладостью, иначе ученики заскучают, и лучше бы такому никогда в свою должность не вступать.
6. Учитель должен предлагать ученикам истины ясно, доносить истины до них, ибо он предлагает им ещё незнакомые истины. Итак, если предлагать темно, то сомнение учащегося весь успех нарушит, сомнение же не устранить ничем, кроме как если истину предлагать так, чтобы её можно было понять и с ней согласиться.
7. Отсюда следует, что учитель должен иметь привычку доказывать, ибо доказательство прокладывает путь к изъяснению истины. Об этом читай в главе о доказательстве.
8. Главнейшей добродетелью и дарованием учителя должна быть твёрдость (основательность), то есть способность ума так сплетать умствования, что каждое предложение сильными основаниями доказывается, пока не доходит до самых несомненных начал.
9. Из этого следует, что в обучении нужно установить следующее правило. Учителя должны учеников в истинности или ложности предложений удостоверить. Удостоверить другого это значит сделать ему известным истинность или ложность предложения, и в сём должность учителя состоит. Само действие, которым другого извещаем, называется удостоверением, это то, чем делается известной истинность или ложность предложений. Оно означает то же, что и привести, принудить, убедить, или преклонить на свою сторону.
§193. Что надо знать о свойствах удостоверяющих и удостоверяемых, содержится в следующих предложениях.
1. Кто хочет другого удостоверить, тот должен подробно изъяснить то предложение, в котором хочет удостоверить, поскольку другой, чтобы удостовериться в предложении, должен его понимать.
2. Кто другого удостоверяет, тот удостоверяет или доказательством, или опытом, потому что знание приобретается или из предыдущих (начал), или из последующих (опытно), о сём смотри выше.
3. Из этого можно уразуметь, что тот, кто хочет удостовериться, должен несколько искусен быть в доказательствах, ибо если не понять доказательство, то и удостовериться нельзя. Поэтому простой народ труднее в высоких вещах удостоверять, нежели учёных.
4. Кто хочет удостовериться, тот должен внимание на то употребить, ибо без внимания доказательства не поймёшь и предложения не уразумеешь.
5. Поэтому удостоверяемого не надо никак отвлекать.
6. Следовательно, того, которого тщишься удостоверить, не надо обременять слепыми страстями, поскольку, как учит опыт, где сонмище и стремление страстей, там никакого внимания быть не может.
7. Должно удаляться от браней, раздоров и от всяких колючих и едких слов, если другого удостоверить хочешь, ибо ими возбуждаются страсти гнева и печали, и кто так другого удостоверить и на свою сторону преклонить хочет, называется дураком, который избирает средства, противные своей цели.
Увещание (убеждение) это не то же, что удостоверение. Увещание это согласие, данное какому-нибудь предложению, недостаточно изъяснённому и не на известных началах основанному. Таким образом увещание может быть и не истинным, когда кто-то думает, что он удостоверен в истинности предложении, да думает неосновательно.
Глава 8. Об опровержении других.
§194. Когда мы удостоверяем других в погрешности, тогда говорится, что мы других опровергаем. Есть, по-видимому, ещё и другой способ опровержения, нарицаемый наглым нападением, когда, вооружась другого опровергать, ему своё заблуждение представляют началами неизвестными, недостаточными и некрепкими.
§195. Всё, что сказано об удостоверении, также можно сказать и об опровержении.
Отсюда:
1. Поскольку удостоверяем других доказательствами, то тот, кто хочет другого опровергнуть, должен показать ложность предложения, который другой считает истинным.
2. Различие опровержения и наглого нападения состоит вот в чём: опровержение показывает ошибки другого известными доказательствами, а наглое нападение – неизвестными и необоснованными.
3. Отсюда понятно, что истинное предложение опровергнуть нельзя, иначе можно было бы доказать, что оно ложное, а поскольку всё, что правильно доказывается, истинно, то получилось бы, что истинное предложение ложно.
4. Следовательно, правильно доказанное предложение никак нельзя опровергнуть, и тем, что ты своё предложение правильно доказал, противоположное уже опровергнуто.
§196. Поскольку тот, кто хочет удостоверить другого в истинности или ложности предложения, должен подробно знать разум (смысл) этого предложения, то тот, кто хочет другого опровергнуть, должен прежде протолковать, что называется установлением состава противоречия, сим избежим происходящей от непонимания друг друга логомахии (словопрения), которой занимаются спорящие о разных словах.
1. Если тот, которого ты хочешь опровергнуть, употребляет непристойные (неправильные) слова, то ты можешь увещевать (убеждать) его, чтобы он свои слова исправил.
2. Кто прямо кого хочет опровергать, тот должен показать способ, каким другой впал в погрешность, и саму погрешность показать, в чём она состоит, и из начал происходит или из плохого вывода следствия.
3. Кто хочет другого опровергать, пусть остережётся смущать внимание другого, а потому должен избегать раздоров, спора и проч.
§197. Из сказанного явствует, что весьма надобно нам воздержаться от выведения опасных следствий, которые не столько для опровержения сочиняются, сколько с намерением нанести другому вред, а кто так пребезумно делать будет, тот употребляет для удостоверения средства, противные его цели. Мы здесь не все следствия порочим, а только опасные, вредные и в насмешку бывающие. Следствия можно выводить, но несколько опасайся, чтобы ими не нарушить чужую честь, а примечай, чтоб хорошие вывести следствия.
1. Составляя следствия, не отступай от истинного смысла слов.
2. Составляя следствия, не бери слова вне контекста.
3. Следствия должны добропорядочно проистекать из предложения, а не быть вырываемы через многие околичности (не относящиеся к делу детали) и насильно притягиваемы.
4. Следствия, производимые из какого-нибудь авторского предложения, не следует приписывать самому автору, может статься он такие опасные следствия не приметил.
§198. Аргументы, происходящие из ненависти, употреблять для обесчещивания другого никак не надобно. Аргументами, происходящие из ненависти, называются те, которые употребляются не для открытия истины, а для того, чтобы своего противника, которого опровергать хочешь, другим привести в ненависть и омерзение. Различные такие аргументы есть.
1, Противник худо толкует того, которого опровергнуть хочет.
2. Догматы того, которого опровергает, тщится соотнести с учением такого человека, который у всех вызывает омерзение.
3. Увеличивает силу запроса, клевещет на своего противника, умаляет его аргументы, не упоминает пользу, происходящую из его учения, а перечисляет одни только досадные вещи.
Глава 9. О защиищении себя.
§199. Кто доказывает, что он не побеждён своим соперником и что его аргументы не опровергнуты, тот именуется защищающим себя. Если же предложение опровергнуто, то уже никак его защищать нельзя, хотя бы и против самого простого человека, поскольку если предложение совсем опровергнуто, то непременно доказано, что оно ложное, а ложь кто может защищать?
§200. О защищении следующее соблюдай:
1. Если какое-то предложение правильно доказано, и другой его опровергает, то не надобно много о его защите трудиться, поскольку опровергнуть его нельзя.
2. Если спор о разуме речения (смысле слова) то ты достаточно себя защитишь, если покажешь, что понимаешь под этим словом. Если же понятие, которое это слово обозначает, противник упрямо отметает, или же словам по злобе своей иной приписывает смысл, то далее защищать себя не надо.
3. Если опровергающие тщатся тебя оклеветать будто твои начала неправильные, в способ умствования нехорош, должно показать, для защищения своего, что начала правильны и умствование изрядно, а он ие делает от незнания правил логики.
4. Если опровергающий почитает непристойным следствие, происходящее из твоего предложения, то ты должен или доказать, что это следствие истинное, или что оно из твоего предложения не вытекает.
5. Против соперника, вооружающегося против тебя не столько аргументами, сколько злобой, бранью, и духом обиды, столь же полезно защищаться, сколь полезно защищаться от бешеного и до полумертвия пьяного человека, который тебя, проходящего мимо, бранит. Однако если видишь, что противник в чести у людей и может какой-нибудь урон нанести твоей чести, то постарайся себя от него защитить. Иначе почти и не защитишься, как только покажешь другим, что он вооружается на тебя напрасно, по злобе, и желая нанести тебе вред.
§201. Писание, содержащее защищение нас против приписываемых нам погрешностей, называется писанием апологетическими. Полемическим писанием называется то, которым погрешности опровергаются, а мнения, опровергаемые другими, защищаются. Такие писания иначе называются еретическими (спорными), и лучше бы число их убавлялось, нежели прибавлялось.
Глава 10. Как диспутировать.
§202. Взаимное какого-нибудь предложения защищение и опровержение, учреждённое словесно, мы обычно называем диспутом, разглагольствованием и противословием.
§203. Тот, который предложение или уставление, представленное на диспут, опровергает, называется оппонентом, то есть сопротивником. А кто уставление от нападения защищает, называется респондентом, или ответствующим, а кто ответствующего сторону держит и ему, если случится помеха, пособляет, называется презес (praeses).
§204. Что знать надлежит лискутирующим, в сих содержится предложениях:
1. Кто о каком аргументе дискутировать хочет, тот должен этот аргумент хорошо понимать.
2. Должно хорошо знать язык, на котором ведётся диспут, и при том держать при себе разум (быть внимательным).
3. Дискутирующие должны со всем себе противоречить[94], чтобы наподобие старух о безделицах споры не заводить.
4. Дискутирующие никаким в себе страстям не должны давать места, гневу, ненависти и прочим, а должны соблюдать честность и искать истину.
5. Чтобы явно было противоречие между дискутирующими, сопротивник должен предложение, им опровергаемое, подробно изъяснить, или потребовать этого от ответствуюшего.
§205. Сопротивнику сие надобно знать:
1. Он должен взять мнение, противное дискутируемому уставлению, и его доказывать.
2. Аргументы, которым он на дискутируемое уставление нападает, он должен как можно лучше силлогистическим порядком предлагать, чтобы как можно лучше был понятен их смысл и основание.
3. Посылки употребляемых им силлогизмов, если они сомнительны, он должен до тех пор доказывать, пока не дойдёт до начал известных и несомненных.
4. Пусть он далеко отбросит все пронырливости, ссоры, брани, которые внимание смущают.
5. Пусть примечает, нельзя ли опровергнуть ответствующего из его собственных речей, что бывает, когда за всеми его словами следишь, из которых он составляет новые выводы и противословия.
§206. Когда противник предложение опровергает, тогда ответствующий пусть следующее примечает:
1. Ответствующий должен весь силлогизм, который возражающим был предложен, повторить, чем он покажет своё понимание мысли сопротивника. Сие действие называется приниманием аргумента.
2. Прияв аргумент, пусть ответствующий рассмотрит, имеют ли пристойную силу все его предложения. Если одно или другое покажется сомнительным, пусть потребует его доказать.
3. Если сопротивник даст доказательство сомнительному аргументу, должно опровергнуть его силу.
§207.Это делается различными способами:
1. Форму силлогизма должно испытать и рассмотреть согласно ли умствование сопротивника с правилами силлогистическими.
2. Материю (содержание) также должно рассмотреть. Когда ответствующий или весь аргумент уступает, если он не противоречит уставлению, или опровергает причины (принципы) сопротивника через наступание (настояние) к понуждению, когда приведешь противный пример, показывающий, что предложение противника не есть истинное общее (неверно в общем случае), или через выворачивание (обращение) и возражение, или через разделение, определение и ограничение предложения.
§208. Силлогистический порядок дискутирования лучше и предпочтительнее, поскольку в форме силлогизма все предложения ясно и ясно показываются, отчего ответствующему легче заметить источник ошибки. Если диспут производится через вопросы и ответы, то он называется еротематическим (вопросительным), также сократическим, им легче или сопротивнику ответствующего или ответствующему сопротивника обмануть. Диспуты учреждаются с разными целями. Иной дискутирует, чтобы себя показать, иной чтобы приобрести удобность речи и беглость разума, иной по другим причинам, однако главнейшей целью диспутов должно быть нахождение истины. Дискутировать можно на любом языке, поскольку на любом языке можно выражать свои мысли. Этого довольно о диспутах.
КОНЕЦ ЛОГИКИ
Ни в чём створённом всех совершенств не имеется. Земля есть , но не растет. Дерево есть и растёт, но не чувствует. Зверь есть и растёт, чувствует: но разуму не имеет. Человек есть, растёт, чувствует и имеет разум: но есть смертный. Ангел есть, имеет чувствование и имеет разум, и есть бессмертный: но не есть всемогущий, следовательно есть Един, в котором суть есть совершенства, А сей есть Бог.
